«Тигры» на Красной площади. Вся наша СМЕРТЬ - игра - Страница 44

— Зачем ты его убил? — спросила Римма. — Он бы мог полезное рассказать.

Влад оглянулся:

— Фильмы голливудские смотрела? Никогда не разговаривай с ними. А то, что мне нужно — оно здесь есть.

И похлопал по одному из мерно гудящих ящиков.

— Теперь так… Снимаем жесткие диски и тащим их обратно. Потом эвакуируемся. Можешь определить, какие ящики курочить?

Римма расширила глаза:

— Я? КАК?

— Ну, ты же спец по этой технике, вот и…

— Ты дурак, что ли, Влад? Это все равно что тебя спросить: которой по счету пулей убить можно.

— Теоретически можно…

— Теоретически, — фыркнула Римма. — Теоретически вообще все можно. Ты что, думал, тот, который громче всех гудит, — тот и самый важный?

— А что?

— Да ничего! Информация, она… Тьфу! Да не буду я тебе объяснять! Хуже нет — дилетантам лекции читать! — разъярилась девчонка. — Если тебе нужно то, не знаю что — бери все!

Измайлов хмыкнул… Логично. Пусть лбы дома разбираются.

— Тут двадцать штук сервов. Вытаскиваем жесткие диски и валим. Блин… валим… Это… Это примерно сорок кило. Утащишь?

— Да, — отрезал Измайлов.

— Тогда поехали! — Римма было двинулась к ближайшему серваку, вытаскивая маленький швейцарский ножик, и тут резко остановилась:

— Блин! Там же Мутабор!

— Где? — сделал вид, что не понял, фээсгэбэшник.

— Там… — она ткнула ножиком в сторону гудящего железа…

— Рим… Это… Это судьба.

Она сделала шаг назад и выставила перед собой смешной ножик:

— Он же… Он же погибнет!

Измайлов грустно улыбнулся и сделал шаг вперед:

— Я — знаю. Есть другие варианты?

— Не подходи…

Справиться с Риммой? Смешной вопрос… Раз-два и все.

Вдруг она засмеялась и уронила ножик на пол:

— Блин! Ты не понял! Какие же мы идиоты!

Майор нахмурился и сделал еще шаг вперед.

— Ты не понял… Мы через ЭТО сюда попали. Так?

— Ну?

— Если мы ЭТО отключим — как мы вернемся?

Майор аж онемел. Блин… И это его учили — самое главное в операции эвакуация? Осел!

— Ослы! — заорала Римма. — Надо вытаскивать Митька и немедленно уходить, пока есть возможность. Иначе — все!

Митёк первый раз узнал, что такое боль, когда снаряд, ударив в башню, скользнул по ней, оставив огромный шрам на металле. На мгновение он потерял сознание, а потом, глянув через смотровую щель… Мир расплывался и двоился. Удар сбил настройки оптики.

«Тигр» полз навстречу, в лобовую фактически. Ответным выстрелом, Мутабор влепил болванкой в левую гусеницу «Тигра». Того чуть развернуло — только искры сверкнули на брусчатке.

Странно… На такой короткой дистанции — какие-то смешные двести метров — снаряды летели как попало. А если и попадали — не пробивали броню врага, оставляя лишь вмятины.

То ли от удара, то ли еще от чего мир постепенно начал исчезать.

Приподнялся Минин, Пожарский опустил руку и, роняя камешки, шагнул с пьедестала. Обняв друг друга за плечи, они пошли куда-то в сторону Спасской башни, из которой выбежали вдруг стрельцы Ивана Грозного, гоня перед собой алебардами пленных французов и самого Наполеона. А с Лобного места вдруг закричал на всю Москву какой-то дьячок, разворачивая перед собой пергамент указа номер двести двадцать семь. Мир тряхнуло…

Макс Фольксфатер в суеверном ужасе вдруг увидел колонны красноармейцев, шагающих по площади и не обращавших внимания на обезноженный «Тигр».

А навстречу им шли юнкера, и Сталин махал им рукой. Рядом со Сталиным сидел русский бородатый царь и что-то писал в маленькой тетрадке.

Какой-то татарин с гиканьем проволок на аркане плененного Паулюса…

Унтершарфюрер закричал и выстрелил из орудия в сторону Мавзолея, но вышедший оттуда лысый человечек с рыжей бороденкой только погрозил пальцем пролетавшему снаряду.

Мокрый снег блестел в лучах заходящего солнца.

Горел ГУМ, куда-то в сторону Лубянки бежали японские туристы и иностранные корреспонденты. Башни-луковки Василия Блаженного раскрылись лепестками ракетных шахт.

Искалеченный «ИС» сдал назад, фырча мотором.

В этот же самый момент «Тигр» стал разворачивать башню…

Теперь главное — выждать.

Выждать, когда он развернется и начнет крестить орудием. Крестить? Сначала горизонталь, потом вертикаль…

Так-то, жизнь заканчивается, когда «Тигр» по вертикали ствол водит. Это если ты в «тридцатьчетверке». А если в «ИСе»? На таком расстоянии — никакой разницы.

Удар! И пороховые газы заполнили кабину…

«Тигр» лениво задымил. Бронебойный вошел ему прямо под маску.

Макс закашлялся, стирая кровь с разбитого лица. Кровь пахла машинным маслом. Ранен, не убит же? И ответный удар! И этот выстрел был удачным — снаряд снес русское орудие. Это — все… Унтершарфюрер засмеялся окровавленным ртом, сплевывая осколки зубов. Вот теперь все, русский…

Однако «ИС» был еще жив. Он еще отдернулся и… И исчез за углом горящего здания. Вот теперь — точно все. Большевик лишен своего оружия. Можно начинать работать. Металл снова заскрипел, поворачивая башню к Кремлю. Доннерветтер, скоро ли гусеница починится? Вот, за что уважал Макс эту войну — так за то, что в ней танк сам ремонтируется.

Что-то кольнуло его в поясницу. Эсэсовец оглянулся.

Прямо в выхлопную левую трубу тыкал ему граненым штыком какой-то бородатый мужик в белой форме:

— Недобрый какой коркодил! — ворчал мужик, продолжая тыкать.

К мужику в белой форме подошел парень с буденовкой на голове:

— Это танк, дед. У вас, на японской, таких еще не было.

— Ты-то откуда знаешь про танки? — сплюнул третий. На круглой его каске была звезда, но на плечах погоны.

— Деникина когда гоняли — там побольше были. Да не тыкай ты! Бесполезно.

— А что делать? — утер пот под фуражкой белоформенный.

— А гранатой его! — предложил какой-то дед с высоким, разноцветным цилиндром с длинным пером поверху. — Мы так турок с Ляксандрой Василичем гоняли.

— Твоя граната не поможет, — отмахнулся мужик в каске. — Вот мы сейчас его напоим… Что русскому в радость, немцу в смерть…

И стал доставать из вещмешка бутылку.

— Быстрей давай, он же в Спаса целится! — крикнул с лошади витязь, нетерпеливо стиравший тряпицей кровь с меча.

Со стороны Исторического музея подошли еще двое и начали вслух комментировать:

— А мы в Грозном пользовались «Молотовым», между прочим. Пока у чехов танки не кончились, — сказал тот, который был похож на пятнистого ящера.

— Да… Не повезло им, — согласился тот, который в песчаной панаме.

— Чехам?

— Немцам. Нашли против кого воевать.

— Точно… — кивнул пятнистый.

Песчаный же снял с плеча трубу…

Но не успел. Из-за угла снова выскочил побитый, израненный, инвалидный «ИС». На этот раз он не стрелял — нечем было.

Мужики в разной форме только и успели отпрыгнуть назад, как советский танк тараном вмазался в корму немецкого танка.

А потом танки исчезли в огненном облаке взрыва. Не было ни осколков, ни ударной волны, ни опаляющего жара…

Просто были — хлоп! — и нет.

Мужики переглянулись. Тот, который в каске, достал папиросу и густо закурил:

— Еще один…

— Табачник ты, всю казарму провонял диавольским зельем! — заворчал всадник с мечом.

— Да насрать мне на твоего диавола. Я — атеист, — лениво отмахнулся тот, который в каске.

— Пассивное курение убивает, — хихикнул тот, который в белой форме.

— Ну да, — согласился парень в островерхом шлеме. Лицо его пересекал сабельный шрам.

К группе подбежал запыхавшийся пацаненок, дребезжа длинной, не по росту, саблей по брусчатке:

— Господа! Господа, как же вы без меня? Так не честно!

— Вечно вы, поручик, не там шляетесь, — добродушно ответил ему витязь. — С народом надо быть, с народом!

— Меня отвлекли парадным смотром, — чистосердечно ответил поручик. Погон у него не было, только нарисованные чернилами звездочки на плечах. — Потом я штабс-капитану и есаулу обещал партию в преферанс…