Тибетская Книга Мертвых - Страница 14

У Платона в «Республике», где его герой Эр описывает свои похождения в загробном мире, также рассказывается о сцене Суда. Когда его душа оставила тело, он отправился в путь с большой толпой народа. И пришли они в Таинственное место, где было два отверстия в земле: они были очень близко расположены одно к другому. Над ними было два других отверстия, в небесах. Между сидели судьи и вершили правосудие. После того, как они произносили решение суда, душу отправляли в правую дверь в небе, если он того заслуживал, или вниз, в левую, в ад. На спинах у каждой души были привязаны доски с записью их дел.

Средневековое наставление для умершего также содержит описание суда. Это наставление под названием «Плач умирающего» (14–15 век) существует в Британском Музее.

Умирающий от тяжелой болезни так жалуется на судьбу: «Увы мне, что я некогда грешил! Добрался до меня этот день с самой ужасной из всех вестей жизни. Пришел ко мне Страж, чье имя Беспощадность, от Короля всех Королей, Владыки всех Владык и Судьи всех Судей. Чтобы наложить на меня ярмо его Приказа, так сказал мне: „Я забираю тебя и предупреждаю — поторопись, будь готов…“ Судья, который ждет тебя, Его не улестишь, не подкупишь, он тебя рассмотрит и рассудит по справедливости и правде…»

Плач умирающего: «Увы! Увы Мне! Извини! Я не могу, я не готов! И кто за меня выступит, в защиту? Этот день так страшен; Судья так строг; мои враги так злы; моя родня, соседи, друзья и слуги не годятся мне в помощь; я знаю — их слова там не услышат».

Жалобы умирающего, обращенные к Доброму Ангелу: «Мой Добрый Ангел, которому Господь отдал меня под опеку, где ты теперь? Ты одна моя последняя надежда, что придешь и за меня замолвишь слово. Потому что смертный ужас так обездолил меня, что за себя мне теперь не ответить, Вон стоит мой злой Гений и главный мой обвинитель с легионом злых чертей позади. Некому за меня заступиться. Какой ужасный конец; проигранное дело!»

Ответ доброго Ангела: «В твоих дурных делах, которым я никогда не сопутствовал, ты всегда склонялся к тому, чтобы слушаться Злого Гения: меня ты не слушал. В том нет тебе прощенья. А когда ты затевал Богопротивное дело, разве я не напоминал тебе, что ты худое замыслил? Не советовал тебе бежать без оглядки от места погибели, или из компании дружков, которые тянули тебя в такое место? Можешь ты это отрицать? Так как я теперь, ты думаешь, должен за тебя отвечать?»

Тогда умирающий обращается за помощью к Рассудку, Страху, Совести и к Пяти Ушлостям — никто не приходит ему на помощь. Тогда в последнем своем усилии он апеллирует к Святой Деве, через посредничество Веры, Надежды и Любви. И в результирующем обращении Девы к Сыну вводится Христианская доктрина прощения грехов, которая противоположна идее Кармы в Бардо Тодол. Такое построение предполагает, что это Христианское развитие Суда может иметь своим истоком до-христианский и не-иудаистский не-восточный источник. В котором доктрина Кармы (а с ней и перевоплощения) осталась неизменной и проникла в европейское средневековье. Она и содержится в следующих ответах:

Совесть: «Ты будешь в печали и кротости выносить заключение, которое ты заслужил».

Пять Ушлостей: «Поэтому неизбежно твои прегрешения будут тебе вменены… За то, что по справедливости когдатошний свой риск ты должен взять на себя. Ты грешил — твой и риск был».

В другом схожем средневековом наставлении такие есть слова: «О, наиправеднейший Обреченный, как прям и тяжек твой Рок: обвиняя и жестко считая вину мою в том, в чем никто из людей не упрекнул бы меня и от чего мало кто стережется. Так неважны и малы казались эти дела при жизни. О, как ужасен вид праведного Судьи, которого привел ко мне ужас, судьи, начинающего вникать в дела мои».

В Англии в Чалдонской Церкви, в Саррее, датируема 1200 годом, имеется на стене роспись, изображающая Судный День, удивительно похожая на Тибетские изображения Суда. На ней изображена сцена Суда в промежуточном Бардо состоянии, с Небесами вверху и Адом внизу. В Чалдонской версии вместо Шидзи весы держит Архангел Михаил. На этих весах вместо кармических дел взвешиваются души. Шесть Кармических Троп, ведущих в Шесть Лок, превращаются в единственную лестницу, ведущую на небеса. На верхней ступеньке, вместо Шести Будд-Привратников у входа в каждую Локу, стоит Христос в ожидании праведных. Солнце нарисовано у него по правую сторону (в правой руке) и Луна — в левой; в точности, как у Будды. В Адовом Мире в обоих случаях имеется котел, в котором варятся злодеи под наблюдением демонов. В христианской версии буддийский Холм Шипов представлен Мостом Шипов, который приговоренные души вынуждены пересечь.

Искупительные законы, теперь охристианенные, весь цикл легенд кельтских народов об Ином Свете и Возрождении связывают с их верой в Духов и Фей. И такие же знания Прозерпины, записанные в Священных Книгах по всему миру, Платоновские чтения, Христианско-Иудейский ад и рай, и Суд — все говорит о том, что вера в Загробье и его Подробности — всеобъемлюща и сходна у всего человечества. И, наверное, много старше, чем самые древние свитки и записи из Вавилона и Египта на эту тему.

Вера в то, что жизнь не начинается рожденьем и не кончается со смертью, в сущности, единственное, что придает человеческой жизни смысл, ибо, если мы начинаем жить с рождением и заканчиваем жизнь со смертью, то все дозволено, и нет никакого смысла у человеческого существования, нежели срывать цветы минутной злой радости быта, превращаясь по мере старения и бессилия в злобных, мстительных ипохондриков и безумцев. Так и случается с теми, кто отвергает иные миры, нежели его собственный: квартира, служба, работа, любовница, дети… карьера, пенсия, старость и смерть.

Справедлива ли эта вера, которая существует испокон веку у всех людей по миру, в загробное продолжение, или несправедлива, ложна — покажет будущее каждого из нас. Любой из нас сумеет, покинув эту жизнь (что произойдет обязательно), — проверить истинность древних притч о Загробье и Суде. Тут мне хочется вкратце рассказать историю жизни двух людей, проживших очень долгую и совсем Ничем не примечательную жизнь, в смысле достижений, свершений. Эти люди следа в истории и будущей жизни не оставили, разве что в памяти и вот здесь, в коротком описании их судьбы.

В революцию, гимназистами и студентами первого курса они были закручены гражданской войной. Потом оказались в Бизерте, в Северной Африке, в качестве беженцев, затем со временем перебрались в Париж, где работали на заводе, а после Он стал таксистом, а Она — домохозяйкой. Так и жили. Пришла и ушла война. Вышел указ сталинский о возвращении для эмигрантов, и они приехали, продав свой домик и взяв все сбережения, которые они потеряли сразу же, едва пересекли границу России. Потому что им франки поменяли (по золотому курсу!) на тогдашние, еще дореформенные рубли, на которые вообще ничего нельзя было купить. Они оказались поражены в правах, не могли жить в Ленинграде или Харькове (крупных городах), где у них были родственники. Чудом уцелели от ссылки в Казахстан… Затем осели в маленьком городке. До конца дней он работал в ларьке на базаре, а она сидела дома, готовила обед и читала книжки. Жили много лет (около 20) в маленьких съемных комнатках в частных домиках-избушках, и только потом получили тоже очень маленькую комнатку около 8–9 метров в коммунальной квартире в двухэтажном бараке. Вышли на пенсию (ничтожную). Детей у них не было. Он дожил до 82 лет, она еще жива, хотя старушке уже девяносто.[16] Находится она в доме для престарелых.

Вот и все. Вот и вся жизнь! Вдумайтесь, зачем она, такая жизнь, какой в ней был смысл? Если там, в Загробье, ничего нет — никакого смысла не содержится в этой жизни. Однако если есть там что-то, то смысл существует: это были люди очень честные и порядочные! Они не причинили злоумышленно никому на свете вреда. Ничем не поступились против совести своей и ничего не приобрели в этой жизни, не воспользовались, не сумели воспользоваться сладкими утехами нашего бытия. Вот и ответ на вопрос о смысле! Предстанут они перед Судом, и будет им легко отвечать на грозные слова. Как тому Макару у Короленко, у которого за душой никакого греха, кроме его неприкаянности и честности, и не было. Похоже, не в том дело «Что» было в жизни, но «Как» жил — вот что важно. Если, конечно, допустить опамятование души в иных пространствах.