The Maze Game (СИ) - Страница 30

Bosson–One In A Million

Ньют впервые на своей памяти встретил рассвет. Вернее, восходящее солнце не было видно, лишь только небо на востоке начало медленно светлеть, становясь из темно-синего фиолетовым, лиловым, а где-то из-за стены появился яркий оранжевый отсвет.

Юноша сидел на свернутом спальнике, прислонившись спиной к двери кухонной хибарки, дожидаясь Эвиту. Вчера вечером, после того, как с его уст сорвались обидные слова, и девушка молча ушла, он поспешил к тому месту, где находился ее гамак. Но Эви уже спала. Вернее, делала вид.

— Иди отсюда, шанк, — пробубнил Эрни. — Она не хочет с тобой говорить.

Ньют молча ушел, со злости пнув по дороге какую-то ветку.

«Ну что за народ эти девчонки! Сразу все выдала этому шанку! Это вообще не его ума дело», — Бегун стиснул зубы и сложил руки на груди, стоя у входа в Хомстед.

Алби поднимается раньше всех и будит Эвиту, чтобы та шла готовить завтрак. Значит, утром она придет на кухню. И никто им не помешает поговорить.

Юноша забрал свой спальник из-под лестницы и целенаправленно ушел к кухонной хибарке, расположившись около входа. Он не будет спать, он будет караулить ее. И не важно, что днем нужно носится, словно ополоумевший, по Лабиринту. Он должен успеть поговорить с ней до того, как уйдет. Иначе сильно рискует. Эрни может днем дать Эви то, что ей будет больше всего необходимо — жилетку для слез. Он поддержит ее, приласкает…

Ньют поморщился. Ему так была противна даже сама мысль о том, что Эвита может оказаться в этих волосатых руках Чистильщика.

«Это ревность?»

«Конечно же, нет. Просто Эрни вовсе не тот, кто ей нужен».

«Это однозначно ревность».

Ньют с Эвитой много общались. Слишком много проводили времени друг с другом. Каждый вечер каждого дня они сидели у стебанутого бревна наедине. Общались, смеялись, узнавали друг друга, даже не помня самих себя. Вместе молчали. Один раз даже задремали. Тогда она положила свою голову на его плечо, а его голова так удобно улеглась на ее.

Нет, Минхо прав — Глэйд не лучшее место для влюбленности.

Однако, Ньют не мог ничего с собой поделать. Каждую ночь перед сном он убеждал себя, что все это совершенно ни к чему: они заперты буквально в четырех стенах, откуда никак не могут найти выход, хотя прошло уже столько времени. У них нет прошлого, а настоящее каждый день по крупице убивает их. Какое тут может быть будущее?

Но на утро, приплетясь к обеденному столу, перед его глазами снова появлялась Эвита, которая, улыбаясь, ставила перед ним тарелку с горячим вкусным завтраком. А затем она садилась рядом и завтракала вместе с Бегунами, рассказывая про очередной сонный бред в виде летающих бегемотиков. В эти моменты она была такой милой, что решительность Ньюта таяла с каждой встречей его карих и ее зеленых глаз.

Сам того не замечая, он искал любую возможность прикоснуться к ней, будь то легкое прикосновение пальцев или помощь спуститься со смотровой. Искал любой повод оказаться с ней рядом.

И он отмахивался от всяческих мыслях о ревности. Но каждый ее теплый взгляд, адресованный кому-то из парней, способствовал нервной дрожи, каждый смех, вызванный чьей-то шуткой, кроме его, сводили ладони в кулаки. А от каждой ее улыбки, подаренной Эрни, легкие Ньюта взрывались в груди.

И даже если она не могла принадлежать ему, у Ньюта была ее дружба. Были вечера возле бревна, были разговоры и ее расположение. А сейчас он одним лишь грубым вопросом, заданным из-за злости, всего лишь словом, которое невозможно было вернуть назад, он потерял все. Потерял то тепло, которое ему давала Эви, и которое помогало ему держаться в этом проклятом адском месте.

— Эй, — возмущенный голос девушки разбудил Ньюта, задремавшего у входа на кухню, — ты чего тут делаешь?

— Сплю, — произнес Ньют, потирая один глаз.

— Я вижу, — Эви поджала губы, глядя на сонную мордашку юноши. — Будь так любезен, — начала она неприятным притворным голосом, — убери свою задницу от двери и дай мне пройти.

Ньют молча поднялся и оттащил спальник в сторону. Не сказав ни слова, Эвита прошла на кухню, захлопнув дверь хибарки. А когда Бегун зашел следом, бросила через плечо:

— Уходи.

— Нет.

Она машинально вздрогнула. Голос, с которым было произнесено это слово, удивил девушку: он был тверд, низок и не подразумевал возражений.

— Я не хочу с тобой говорить, — Эви повела плечом и подошла к тумбочке, где хранились хлебобулочные изделия.

— Выслушай, — тихо попросил Ньют.

— Я не в настроении, — буркнула та.

— Всего лишь послушай, — Ньют прижал рукой дверцу тумбочки, которую Эвита успела открыть на пару дюймов, тем самым громко хлопнув. — Это не так сложно.

— Это сложно, — ответила Эвита, смотря на парня снизу вверх. — Ты даже не представляешь как.

— Я знаю, что обидел тебя, — юноша убрал руку от тумбочки, — и знаю, какого тебе сейчас. И мне очень жаль. Правда, я… прости, я был очень груб и не сдержан. И абсолютно не прав. Извини мен…

— Нет, Ньют, ты не знаешь, каково мне, — Эвита взяла хлеб и захлопнула дверцу. — Мне паршиво до тошноты. Мне паршиво, как будто часть внутренностей вырвали и скормили гриверам. И теперь я наполовину пуста. А знаешь, почему?

— Потому что я сказал неприятные слова тебе…

— Нет, Ньют, — она покачала головой. — Такой же смысл был в словах Галли. И ты верно подметил, они не сильно тронули меня. А ты не пытался понять, почему?

Парень молча смотрел на девушку, преисполненный грусти и удушающим чувством, что вот-вот он потеряет все.

— Потому что, — Эвита сама ответила на свой вопрос, — Галли всего лишь парень, не так давно появившийся в Глэйде, просто парень, который иногда говорит чушь. И мне глубоко все равно, что он думает обо мне, что он думает в принципе. И его неприятные слова меня мало трогают. Но вчера эти слова сказал мне ты, — выделила она слово, — человек, который был чуть ли не самым дорогим в этом гребанном месте.

Ньют опустил глаза. Чудесную фразу «самым дорогим» испортило всего одно слово, как яд отравившее все значение сказанного. Был.

Эвита отошла к столу и взяла в руки нож.

— Уходи, Ньют.

Парень вскинул голову, но не двинулся с места.

— Уходи, или я запущу в тебя этот нож, — Эвита намеренно не смотрела в его сторону.

Он знал, что она не выполнит угрозу. Но все равно вышел из кухни.

Оставшись одна, Эвита гневно открыла холодильник и замерла, погрузившись в свои мысли и машинально осматривая продукты, лежавшие на полках. Так девушка стояла до того момента, пока в ее хибарку не зашел Минхо.

Парень, увидев замершую у холодильника девушку, тихонько подошел и встал рядом, так же уставившись на полки.

— Я бы сказал, что этот одинокий помидор похож на голову Леона, — наконец произнес азиат. — Стиль экспрессионизма, немного отдает восемнадцатым веком.

От неожиданности Эвита подпрыгнула.

— Минхо, — она покачала головой. — Ты меня напугал.

— Ой, простите пожалуйста, что отвлек от сеанса гипноза продуктов, — поднял руки Минхо. — Но мы, вообще-то, есть хотим.

— Да… — Эвита рассеяно ковырялась в кастрюлях. — Сейчас приготовлю…

Минхо еще немного понаблюдал за тем, как девушка безуспешно пытается найти что-то в кухонной утвари.

— Что ищешь? — не выдержал он. — Не это случайно? — он кивнул на сковороду, стоявшую на столе.

— Да, точно, — Эвита взяла сковороду и зачем-то убрала ее в холодильник.

— Эвита, блин! — не выдержал Минхо и подошел к девушке. — Че с тобой твориться сегодня? Ворота уже открылись, между прочим, мы тратим дневное время. Чем занята твоя голова?

— Ох, Минхо, извини, я совсем рассеянная сегодня, — она потерла рукой лоб.

— Поругались? — вдруг поинтересовался Бегун.

Эвита удивленно уставилась на него:

— Откуда ты знаешь?

— Умный я, — скромно заявил азиат, сложив руки на груди. — Видел Ньюта сейчас, он так хмурится, что брови почти глаза закрыли, и рычит на всех. И он отказался от завтрака. Ты бы вернула мне Бегуна нормального, а?