The Beginning of the End (СИ) - Страница 131
Синухет посмотрел в лицо Амон-Аха, обрамленное такими же непослушными короткими волосами, как у него самого. Он успокаивающе улыбнулся.
- Нет, я не собрался умирать, сын, если ты испугался этого. Но я с Небет-Нун и нашими детьми собираюсь отправиться в путешествие, из которого вряд ли вернусь.
Амон-Аха выпрямился на стуле, глядя на родителя во все глаза. Синухет поспешно отвернулся.
- Я оставляю тебе все, чем я владею. Тебе и Неферу. Живите в радости.
- Отец… - вырвалось у Амон-Аха.
Не совладав с собой, юноша вскочил и бросился к отцу; они крепко обнялись. Амон-Аха заплакал на плече у Синухета, в первый раз после того, как вышел из детских лет. Отец погладил его по волосам, чувствуя, что сам едва сдерживается.
- Я люблю тебя, мальчик, и всегда любил. Но теперь наши дороги должны разойтись, и это решено не нами…
Амон-Аха посмотрел отцу в глаза.
- Это колдовство, как появление Госпожи Хаоса? - тихо спросил он. - Да?
Синухет кивнул.
- Да, сын мой. И, во имя своего же блага, не выспрашивай дальше. Однако я должен сказать тебе не только это…
Он прошелся по комнате, подбирая слова. Амон-Аха остался стоять, следя взглядом за отцом и вытянувшись как солдат в ожидании приказа.
Синухет снова повернулся к наследнику.
- Возможно, вас и всех нас ждет впереди большая опасность. Она исходит от Имхотепа, моего брата, - ты знаешь, чему он посвятил себя…
Синухет перевел дыхание.
- Мы бежим не потому, что бросаем вас, а потому, что мое родство с Имхотепом может навлечь на вас беду. Фараон знает меня, госпожу Тамин и моего сына от Небет-Нун, но вас он никогда не видел и едва ли будет преследовать. Вероятно, вам понадобится спрятаться на какое-то время. Родственники могут побояться приютить вас, и я заручился словом Перхора, отца Тамин. Этот жрец Амона спрячет тебя и Неферу в садах Амона - там же, где скрывалась моя жена.
Синухет помолчал.
- Кифи и ее дочери могут отправиться к матери моей первой наложницы, в Буто. Она еще жива, и у нее теперь хороший дом. Но когда все кончится, позаботься о Кифи и девушках, как мой сын, и найди мужей для Таусерт и Небетах. У тебя после моего ухода останется достаточно, чтобы выделить им приданое.
- О Амон, - пробормотал юноша, когда Синухет кончил говорить. Лицо Амон-Аха покрылось испариной. - Чего же ты боишься, отец, если так стращаешь меня?
Синухет наградил его тяжелым взглядом.
- Я еще сам не знаю, и никто не знает. Но тебя я предупредил. Смотри, не проговорись Неферу и никому больше! Особенно Неферу!
- Конечно, я буду молчать! - воскликнул Амон-Аха.
Он схватился за висевший на его голой груди амулет, золотой диск с начертанным именем Амона; а потом опять бросился к отцу и неуклюже обнял его. Потом Амон-Аха отступил, пятясь, точно говорил с высоким господином или жрецом, к которому более нельзя было приблизиться. Он поклонился Синухету.
- Да будет тверда твоя поступь, отец…
- И твоя, сын, - откликнулся Синухет. - Если ты не оступишься, то будешь счастлив.
Амон-Аха выскользнул за дверь и тихо прикрыл ее за собой. Синухет остался стоять, неподвижно глядя ему вслед.
Он взвалил на плечи своего неопытного, неокрепшего сына тяжкую ношу, которую тому придется снести. Но иначе никак нельзя.
Синухет чувствовал, что это был последний их откровенный разговор.
По совету Перхора Синухет оставил в Уасете соглядатая, который жил там постоянно и незаметно, среди мастеровых Амона: чтобы тотчас же поспешить к господину, если он получит страшное известие об Имхотепе.
И однажды это случилось. То, чего никто не ждал!
Фараон Сети был убит, злодейски умерщвлен своей любимой наложницей Анк-су-намун. Она покончила с собой, чтобы избежать казни и пыток; и труп ее был погребен в западной пустыне, безымянным, чтобы сами боги не отыскали преступницу и ее душа претерпевала вечные мучения. Эти новости обежали Уасет на другое же утро.
А спустя короткое время в Хамунаптре был схвачен Имхотеп, который оказался соучастником страшного и святотатственного злодеяния! Он был любовником этой женщины!
Однако о причастности Имхотепа к убийству царя вне стен дворца почти никто не знал, потому что его приговорили к ужаснейшей из казней - Хом-Дай, которая сделала верховного жреца Осириса неумерщвленным, вечно дремлющей потусторонней угрозой для живых. Об этом никто не смел говорить вслух. Если бы шпион Синухета жил в городе, а не в храме Амона, под опекой жрецов, он бы тоже этого не узнал.
Перхор бесцеремонно разбудил слугу Синухета посреди ночи, сунув ему в лицо факел. Бедняга вскрикнул и вскочил с подстилки, моргая опаленными ресницами.
- Что случилось, господин?..
Перхор быстро рассказал ему о судьбе, постигшей брата его хозяина. Слуга чуть не умер от страха, услышав подробности. Но старый жрец не дал ему времени прийти в себя.
- Беги, пока ночь, сейчас же бери лодку и плыви домой, - приказал Перхор. - Каждый час промедления может обернуться гибелью!
Перхор бросил человеку Синухета котомку с запасом лепешек и инжира. Слуга наспех оделся, и один из младших жрецов проводил его на берег, где была привязана лодка.
Слуга поплыл, гребя изо всех сил; благодаря всех богов, что река сама несет его на север. Работая веслами, он отгонял от себя страх, подобного которому не знал никогда в жизни.
========== Глава 79 ==========
Когда вестник, полуживой от усталости и тревоги, причалил к пристани, принадлежавшей Синухету, тоже стояла ночь. Ни один огонь не горел, очертания дома за пальмами и окружающего сада угадывались только в свете звезд.
“Какую весть я привез им”, - содрогаясь, подумал слуга.
Но было бы в тысячу раз хуже, если бы его опередили…
Мысленно воззвав к Амону, слуга выбрался на причал - ноги отяжелели, намозоленные руки не слушались. Он стал подниматься по беломраморным ступеням к дому, и каждый новый шаг давался ему труднее предыдущего. Когда расступились пальмы, вестник увидел калитку и, медленно занеся руку, постучал.
Было заперто - господа уже давно запирались… и привратник бодрствовал по ночам. У господина не было денег, чтобы нанять стражников.
Старый привратник быстро отодвинул засов, и двое слуг изумленно воззрились друг на друга.
- Нахт?.. Заходи, - привратник отступил, пропуская его. - Что случилось?
Нахт порадовался тому, что его лицо плохо различимо. Даже не пытаясь ничего объяснить, он торопливо попросил разбудить хозяина.
Привратник Иб проводил его в пустую затемненную столовую. Нахт сел на пол, чтобы не пачкать дорогую мебель, - он был весь в поту, босые ноги вымазаны илом.
- Приведи господина… И дай мне вина, - хрипло попросил вестник.
Иб заторопился прочь.
Он вернулся совсем скоро, в сопровождении Синухета. Господин дома был почти неодет, только небрежно обернул повязку вокруг бедер; глаза его горели тревогой и ужасным подозрением. Синухет нес большой кувшин вина, а Иб - две чаши.
Нахт при виде хозяина встал, и его тут же покачнуло от изнеможения; он попытался поклониться. Одеревеневшие спина и плечи взмолились о пощаде.
- Садись, - оборвал его приветствие Синухет. - Садись и говори просто, Нахт.
Нахт благодарно плюхнулся обратно, подобрав грязные ноги. Господин тоже сел на пол, так что их лица оказались на одном уровне. Он со стуком поставил кувшин.
- Выпей со мной. Я вижу, что нам обоим это понадобится. Так что ты узнал в городе Амона?..
Он сам налил слуге разбавленного вина. Нахт выпил полную чашу, прежде чем набрался храбрости рассказать правду.
Услышав, что Имхотеп казнен за убийство фараона, Синухет встрепенулся, с силой закусив губу; глаза его засверкали. Но тут же он взял себя в руки и велел Нахту продолжать.
Слуга про себя поразился такой выдержке, но подчинился. Он отпил еще вина и сбивчиво, с нарастающим ужасом рассказал о проклятии Хом-Дай, которому был подвергнут брат Синухета.