The Beginning of the End (СИ) - Страница 124
Белла теперь часто навещала старшего сына и следила за его успехами, теперь ей позволялось посещать Сетеп-эн-Сетха самой. Однажды, когда они отправились в дворцовую школу вместе с Тамин, по просьбе жрицы мальчику разрешили показать свое владение оружием.
Оказалось, что он уже в самом деле неплохо стреляет по мишени - круглому деревянному щиту, обтянутому кожей, и мечет копьецо. Потом гордый воспитатель вызвал еще одного ученика и показал, как мальчики борются.
Белла заставила себя смотреть на то, как ее сын и неведомый египетский мальчишка валяют друг друга в пыли. Но бой этот завершился очень быстро: Сетеп-эн-Сетха уложили на обе лопатки.
Он встал, красный и сердитый, чихнул и, отряхнувшись от песка, поклонился наставнику. Его соперник гордился своей победой, но Сетеп-эн-Сетх держался не хуже - несмотря на то, что его побороли перед лицом матери и Тамин.
- В следующий раз я тебя отделаю, Мен, - обещал ее рыжий сын противнику.
Учитель с улыбкой посмотрел на Беллу.
- Это сильный мальчик, - сказал он. - Твой сын умеет вставать, когда падает. Для этого нужна крепость сердца, что для воина столь же важно, как крепость тела!
Мен немного увял, слушая, как наставник хвалит его побежденного противника. А Белла, всматриваясь в высокого мускулистого египтянина в белом головном платке, неожиданно узнала его. В первый раз она видела этого воина фараона в боевом шлеме.
- Я помню тебя, господин! - воскликнула она. - Ты сотник, который вез моего сына в школу и показывал ему свой кинжал!
Воин усмехнулся и слегка поклонился.
- И я тебя помню, госпожа Небет-Нун, - сказал он, глядя в голубые глаза собеседницы. - Мое имя Хека, и я служу его величеству в мирные дни так же, как в дни войны. Я воспитываю этих птенцов царя.
Белле ужасно захотелось спросить, не упоминал ли фараон когда-нибудь о ее сыне в присутствии сотника; но она удержала язык. Однако пленница испытала некоторое облегчение от мысли, что у нее появились знакомые в стане фараона, так же, как среди жрецов.
Тамин стояла в стороне, поигрывая пальцами и сузив глаза. Посмотрев на жрицу, Белла прочитала в ее взгляде: не жди ничего от этого человека и не верь ему.
“Что ж, там будет видно”, - подумала Белла холодно.
- Скажи, господин сотник… - начала она, взглянув на Хеку. Но Белла не смогла продолжать при сыне. Сотник понял ее затруднения и жестом велел обоим мальчикам покинуть двор.
- Известно ли, куда будут зачислены мальчики, когда окончат школу? - спросила она, когда дети ушли.
- Это зависит от того, к чему они окажутся способны, - сказал Хека.
А потом вдруг сурово прибавил:
- Но твой сын останется на глазах у его величества. Я понимаю, что тебя тревожит его судьба, и говорю: так будет! Фараон возьмет твоего сына в свою стражу или в колесничее войско!
Белла побледнела. На лбу и висках у нее выступил холодный пот.
- Почему?.. - спросила она.
Сотник усмехнулся.
- Ты сама знаешь ответ. Потому что твой сын рыжий, как сам Сетх, потому что царь полюбил его и коснулся своей рукой! А почему, никто не может сказать!
Белла снова посмотрела на Тамин. И обе вновь без слов поняли друг друга: старый фараон, отметивший Сетеп-эн-Сетха своим перстом, мог не дожить до его возмужания…
- Я должна идти, господин царский сотник, - сказала Белла, поняв, что ей нужно обдумать все в одиночестве. - Благодарю тебя.
Воин кивнул.
- Не желаешь ли проститься с сыном?
Белла, конечно, пожелала.
Поцеловав мальчика на прощанье, она осмотрела его свежие царапины и велела хорошенько умыться. Потом они с Тамин покинули школу.
- Ты слишком легковерна, - сказала жрица по дороге к своему дому, когда они покачивались в паланкине бок о бок.
Белла хмуро взглянула на покровительницу.
- Неужели?
Тамин усмехнулась и ничего не ответила.
Время опять побежало незаметно. Белла взяла с собой из дому любимый ткацкий станок. Рукоделие, заботы о маленьком Хаи, ведение небольшого хозяйства, встречи с Тамин и со старшим сыном - все это занимало ее дни, так что почти не оставалось посторонних мыслей. Белла изливала свои сомнения только изредка, на папирус, продолжая свой дневник.
И Тамин стала поверенной ее интимных тайн и сделала Беллу поверенной своих. Хотя жрица оставалась скрытной, Белла узнала о ней и о домашней жизни Тамин столько, сколько не знал никто другой.
Через два месяца Имхотеп покинул имение брата, но не вернулся в столицу, отправившись в Абидос. Тогда же Тамин передала Белле письмо Синухета.
Белла умилилась и обрадовалась, поняв, что ее господин написал это послание своей рукой, не прибегая к помощи взрослого сына-писца. Синухет рассказывал ей нехитрые деревенские новости, сообщал, что все в семье здоровы… говорил, что удачно просватал вторую дочь от супруги, Меренмут. Просил Беллу рассказать о сыновьях и о том, как она сама поживает.
Синухет говорил, что позвал бы ее домой, но еще слишком рано. И не годится так часто беспокоить мать с младенцем. Неподдельная тоска читалась в этих строках, хотя от Беллы по-прежнему требовало усилий складывать египетские символы в осмысленные фразы.
Через полтора месяца Синухет приехал в Уасет сам. Он захотел, чтобы Хаи принесли в дом Тамин и показали ему.
Имхотеп все еще находился в Абидосе, и Белла смогла увидеться с господином. Она была рада ему; и при виде улыбающегося лица Синухета англичанка ощутила что-то похожее на тот первый всплеск влюбленности, который испытала годы назад, когда они только встретились. Но Белла успела сильно отвыкнуть от этого мужчины.
Она испытала потрясение, когда Синухет пожелал провести с ней ночь. Несмотря на то, что англичанка еще не отняла младшего сына от груди, она боялась вновь забеременеть.
Но Синухет, который опасался того же, научился мужской сдержанности, которая приходит с опытом. Он уверял Беллу, что жаждет ее любви и видит ее во снах…
Он сдержался и сумел насладиться с нею, не излив семени в ее тело. Египтянин долго ласкал Беллу руками и ртом, с новой силой пробудив ее воспоминания. И потом еще долго лежал без сна, устроив голову на груди наложницы. Белла гладила его влажные волосы.
- А как поживает госпожа? - шепотом спросила она.
Синухет дернулся, точно от укола булавкой.
- Мне кажется, она больна… Ей неможется, но никто не знает, что это за болезнь.
Египтянин поднял голову и сел, глядя наложнице в глаза. Прочтя ее мысли, он упрямо мотнул головой.
- Нет, я не виноват в этом. Я всегда делал для Мути то, что мог. Я был внимателен к ней.
Белла только грустно усмехнулась. Но, конечно, она не стала корить своего любовника.
Он оказался замечательным возлюбленным; но не смог быть таким для своей жены. Почти так же, как его младший брат, - они избирали похожие пути, не подозревая о том. Ведь мужчины, даже родственники, редко откровенно рассказывают друг другу о своих любовных неудачах…
- Ты приглашал к ней врача?
- Приглашал, но Мути прогнала его… Она сказала, что никакой лекарь ей не поможет.
Пожалуй, так, подумала Белла.
Она поцеловала Синухета, точно отпуская ему грехи.
- Спи, мой дорогой господин.
Он уснул, а Белла еще долго перебирала его волосы, печально глядя на его осунувшееся во сне лицо.
Синухет скоро уехал.
Потом Имхотеп вернулся из Абидоса, и был немедленно приглашен ко двору. А спустя небольшое время Тамин сообщила поразительную новость.
Имхотеп, которому сравнялось тридцать лет, был посвящен в сан верховного жреца Осириса - перед мужем Тамин открывались небывалые доселе возможности.
========== Глава 75 ==========
Синухет пригласил Беллу с сыновьями домой на свадьбу Амон-Аха, вскоре после шестнадцатилетия своего наследника. За ними приехал Реннефер. Госпожа Мути не имела власти - и уже не имела воли помешать этому.