Thank God It's Christmas (СИ) - Страница 7

Том выглядел очень довольным. И Билла это, надо признаться, трогало.

Они еще долго околачивались по осеннее-зимнему парку, болтая ни о чем. Том говорил, что хотел бы помогать собачьим приютам в России, потому что там с этим все ужасно, а Билл просил рассказать, насколько. Потом, когда Трюмпер начал рассказывать, отказался слушать, за что получил ощутимый тычок в плечо и сам ввязался в потасовку с Томом. Выйти из нее победителем не получилось, чертов Трюмпер одержал верх. Билл еще около получаса дулся на него за это, считая, что опечаленному недавним расставанием человеку можно было и поддаться.

Из питомника они ушли, когда окончательно стемнело. И то потому, что их вежливо попросили.

- Они, вообще-то, правы, - вздохнув, сообщил негодующему Биллу Том. – И собаки устали, и нам по домам пора. У нас завтра тяжелый день.

- Ты собираешься еще чем-то меня удивить? – выгнул бровь Каулитц. – У тебя не получится!

- Да я, честно говоря, вообще не знаю, стоит ли тебя везти туда, - задумчиво протянул Том, окидывая Билла взглядом. – Может, тебе общения с собаками хватит?

- Вот теперь тебе точно придется брать меня с собой, - нахмурился Билл. – Давай, не заставляй меня включать телку и канючить!

- О, избавь меня, - округлил глаза Трюмпер, и оба рассмеялись.

Билл снова не выспался, хотя и завалился в кровать сразу по приходу домой. Видимо, свежий воздух подействовал на него так, потому что обычно он спокойно вставал и без будильника. А может, с приходом зимы ему просто больше хотелось спать.

Когда в дверь позвонили, он дернулся, подскочил и растерянно захлопал ресницами. Больше двух минут ему понадобилось, чтобы сообразить, откуда идет звук.

Том снова подвинул его, проходя в квартиру. Это было уже привычно, как если бы он здоровался. Билл молча закрыл дверь и поплелся в ванную. Глаза слипались. Спать хотелось неимоверно. Пару раз он чуть не уснул под душем, уперевшись лбом в кафель.

- Проснулся? – бодро спросил Том с кухни.

- Не совсем, - ответил Билл, проходя к нему и усаживаясь за стол. – Откровенно говоря, все еще сплю, - он уложил подбородок на скрещенные руки и принялся наблюдать за Трюмпером.

- Тогда я сделаю тебе супер-крепкий кофе.

- Я не пью супер-крепкий кофе, - зевнул Билл. – Это плохо для здоровья. Берегу моторчик, планирую дожить до ста лет и умереть убеленным сединами.

- Тогда я сварю тебе самый обыкновенный кофе, и ты снова уснешь спустя пару часов, а мне этого совсем не надо.

- Не нуди, пожалуйста, - снова широко зевнул Каулитц. – Дай мне проснуться. Буквально десять минут.

Десять минут растянулись в добрые полчаса, во время которых Билл капризничал и вредничал. Он не узнавал сам себя. Такое поведение не было ему свойственно, но с Томом это было так естественно, что все получалось само собой.

- Слишком крепкий, - скривился Каулитц, отодвигая кружку со свежесваренным кофе. Трюмпер молча долил ему молока и придвинул чашку обратно. – А сахару? – выгнул бровь Билл. Том встал, достал из шкафа банку с сахаром – когда только успел изучить, где что находится на кухне? – и снова уселся напротив.

Спустя час они, наконец, вышли из квартиры Билла в холодное недозимнее утро.

- Куда мы идем? – допытывался Каулитц.

- Узнаешь, - отвечал Том, распаляя интерес еще больше.

Они ехали добрых двадцать минут, а потом еще десять шли, и все это время Билл брюзжал, как старая бабка. Он не узнавал сам себя и не мог перестать. До сих пор такое ему просто не позволяли.

- Детский дом? – пораженно остановился Каулитц около пункта назначения. – Ты приволок меня в детский дом. Черт возьми, Том, я понятия не имею, как обращаться с детьми, а ты притащил меня сюда. Зачем?

- Чтобы ты не думал, что тебе хуже всех живется, - улыбнулся парень, открывая перед ним дверь.

Все оказалось совсем не так, как напредставлял себе Билл. Парень думал, что увидит оборванцев, которые едва могут связать пару слов, а на деле это оказались самые обычные дети, чистенькие, ухоженные. Когда он поделился своим удивлением с Трюмпером, тот только обсмеял его и объяснил:

- Не знаю, каких годов у тебя информация, но сейчас в приютах иной раз живут лучше, чем дома. Сюда, кстати, некоторые ребята сами приходят, потому что с родителями им… некомфортно, во, - подобрал он слово.

- Ну с ума сойти, блин, - прокомментировал Билл, заинтересованно глядя, как дети играют в слона. – А мы можем не скакать с ними, как придурки?

- Ну лично я люблю поскакать, - признался Том. – А ты вот можешь с Джонни пообщаться, он не любитель подвижных игр.

Джонни оказался надутым мальчиком лет восьми. Он недовольно посмотрел на Билла, чем не поспособствовал его расположению, и спросил:

- Рисуешь?

- Чего? – не понял Каулитц.

- Рисуешь, говорю? – чуть повысил голос пацан.

- Ну, не так, чтобы профессионально, но вполне сносно, - улыбнулся Билл, раскорячиваясь, чтобы удобно сесть за маленький стол. – Черт, чего ж вы такие мелкие-то.

- Нечего ножищи было отращивать, - заметил мальчик.

- Справедливо, - оценил укор Билл, наконец устроившись. – Что мы будем рисовать?

- Ну, я не знаю, что будешь рисовать ты, а я попробую тебя изобразить.

- А я, пожалуй, пейзаж. Портретистом мне не быть, - посетовал Каулитц.

- Чего? Кем не быть?

- Не заморачивайся, - снисходительно сказал Каулитц, чем заставил Джонни заткнуться на добрых десять минут. – Эй, ты чего это меня таким уродливым рисуешь? – забеспокоился он, взглянув на рисунок ребенка. – Это я такой отвратный?

- Ну да, - мстительно ответил Джонни, невозмутимо продолжая мулевать. – Том вот классный, только рисовать не любит.

- Том, значит, классный, а я какой-то урод? – возмущенно вытаращился на пацана Каулитц.

- Том классный, да. Он часто приходит. С ним приходит праздник.

- Хэллоуин? – задето спросил Билл.

- Просто праздник. Его все любят, - ответил Джонни и снова вернулся к рисунку. Билл же обернулся на играющих. Те представляли из себя настоящую кучу-малу, и Том был в самой середине. Он счастливо ржал и болтал ногами, пытаясь скинуть с себя облепившую детвору. Детвора скидываться не желала, пищала что-то на своем детском наречии и, казалось, облепляла Трюмпера плотнее. Как и везде, он смотрелся здесь очень органично. Билл даже приревновал немного, чем сам себя удивил. Пейзаж свой он дорисовывал молча, изредка, однако, поглядывая на работу пацаненка. Сказать, что из него тоже не выйдет портретист значило не сказать ничего. Билл в его исполнении был больше похож на долговязый огурец в черном парике. Впрочем, когда пацан подарил ему рисунок, он принял его и постарался даже не скривиться. В ответ он принес в дар свой пейзаж и страшно удивился тому, как трепетно пацан принял его.