Тетрадь в красной обложке - Страница 7

Я поняла, почему Ягунов сказал, что торопится домой. Он, наверно, обиделся на меня за день рождения у Наташи. Я тогда нечаянно выдала его тайну.

Мы говорили, кто кем хочет стать. Вернее, это Наташина мама начала разговор. Она так и спросила:

— Ну, а кем вы хотите стать, дети?

Наташа сразу сказала:

— Я — киноартисткой. Пойду по улице, а рядом афиша висит, и я нарисована. Вот здорово!

Наташин папа тогда засмеялся.

— Если ты по-прежнему будешь собирать только коллекцию открыток, тебя, пожалуй, возьмут в кино. Расклеивать афиши.

— А я, — сказал Авдеев, — я хочу председателем месткома, как мой отец.

— Кем-кем? — не поняла Наташина мама, а потом сказала: — Да, это очень трудная, но общественная работа.

Ягунов молчал, и Наташина мама спросила:

— А Витя, наверное, хочет стать гроссмейстером?

— Поэтом! — поправила я и сразу поняла, что не то сказала, ведь он же скрывает свои стихи.

И он тоже на меня взглянул и сказал:

— Я пока не знаю, мне многое нравится.

— А Машенька, кем Машенька хочет стать?

Я хочу быть садовником или лесником. Я так люблю деревья пересаживать, а потом их поливать. Или листья пальцами гладить, или иглы у сосен, когда солнце на них светит, а ветер в это время трещит тонкой сосновой корой. А ещё в сад я выходила у бабушки в Суздале. Утром рано-рано. На цветах большие капли, и паутина между ветками — вся светится. Но мне стыдно стало говорить, что я хочу быть лесником, потому, что многим кажется, это очень просто. И я сказала:

— Врачом.

— Молодец, — похвалила Наташина мама.

А Ягунов снова с удивлением на меня посмотрел. Он понял, что я обманываю. Но ничего не сказал.

И я даже обрадовалась, что меня похвалили. Только потом подумала про обман. А Ягунов, наверно, тогда на меня и обиделся.

К нам пришла пионервожатая Светлана. Она учится в девятом классе. Я её часто вижу в коридоре и всё думаю, какая она красивая. Мне бы такой красивой вырасти. Когда она улыбается, у неё глаза светятся, и ещё волосы у неё длинные, светлые и немного вьются.

Наталья Сергеевна села на последнюю парту. Там у нас свободное место, на него всегда садятся завуч или инспектор, когда приходят.

Светлана взглянула на листок бумажки и начала.

— Я очень хочу, чтобы ваша жизнь была интересной и увлекательной, — сказала она.

И в это время Федоренко крикнул по-петушиному. Он только сегодня утром научился так кричать и кричал все перемены.

— Федоренко, — сказала Наталья Сергеевна с задней парты, — прекрати сейчас же.

А Светлана, наверно, забыла, что хотела сказать, потому что снова посмотрела в бумажку. Но и в бумажке она ничего не нашла, стояла, опустив голову, и молчала.

— Давайте в зоосад пойдём, — предложил кто-то, и все снова засмеялись.

— У нас в классе зоосад, — сказала Наташа Фомина.

— И ты, Фомина, прекрати, — повторила Наталья Сергеевна.

— Я придумала для вас очень интересный план, — стала продолжать Светлана, — он описан вот в этой книжке.

И она показала нам книжку, которую принесла с собой. Название я не прочитала, только увидела двух пионеров на обложке, пионеры отдавали салют.

Светлана показывала книжку, и вдруг в её сторону полетел комок промокашки. Я даже успела подумать: «Ой, сейчас попадёт!».

И все, наверно, так подумали, потому что сразу замолчали. А комок попал бы Светлане в щёку, если б она не поймала его рукой. Она поймала этот комок бумаги, стала его вертеть в руках и разглядывать. И лицо у неё задрожало, и я сама чуть не заплакала, глядя на неё.

— Федоренко, — сказала Наталья Сергеевна, — встань в угол.

Она вышла из-за парты и подошла к столу, к Светлане.

— Люди для тебя придумали интересный план… — сказала она ему и повернулась к Светлане, — ничего, Светланочка, продолжайте.

А я, пока всё это происходило, тоже скрутила комок из промокашки. Я и не думала ни в кого кидать. Просто нечаянно скрутила, от волнения. И вдруг я увидела, что Светлана смотрит на мой комок. Стоит, молчит и смотрит.

Я так растерялась, что даже не знала, что теперь делать. И жарко мне стало. Я прикрыла комок рукой и сидела не сгибаясь.

Светлана снова начала говорить, но я не слушала о чём. И она тоже часто поворачивалась в мою сторону и смотрела на мою парту, где под рукой лежал бумажный комок.

И теперь она, конечно, думает, что это я в неё кинулась. И она никогда меня не будет любить, а каждый раз, приходя к нам, она будет ждать от меня каких-нибудь нехороших поступков.

Вот что я нечаянно наделала.

Потом, когда урок кончился, все выбежали в коридор. Светлана и Наталья Сергеевна тоже вышли из класса и остановились рядом с окном. Я была близко от них и нечаянно услышала их разговор.

— Что же вы, Светланочка, пришли с бумажкой, — сказала Наталья Сергеевна. — С моими ребятами по бумажке не поговоришь.

А это всё мы виноваты, а Светлана совсем не виновата.

И всё равно хорошо, что она у нас пионервожатая, потому что она самая красивая в школе.

Вчера мы подготовились к контрольной, а вместо контрольной пошли к врачу. Все обрадовались, а Наталья Сергеевна сказала:

— Не радуйтесь, контрольная ведь всё равно будет через два дня.

Врач нас осматривала для бассейна.

Близко от нашей школы построили ещё одну — новую. В той новой школе есть бассейн. Мы сами один раз ходили на субботник — убирали мусор со дна этого бассейна. А теперь туда напустили специальную очищенную воду, и мы в этой воде будем учиться плавать.

У врача на столе лежал список нашего класса, и она всем нам написала в списке «годен».

Я переживала, потому что я хоть плавать и научилась в Суздале, в реке Каменке, но в бассейне никогда не плавала.

А Федоренко в перемену кричал всем:

— Эй ты, водоплавающая дичь!

Я спросила Витю Ягунова:

— Ты умеешь плавать?

— Умею, только по-собачьи. Нас ведь всё равно будут учить.

— Я тоже умею, — сказала я, — я по-собачьи и по-лягушачьи.

— А мой брат кролем плавает, — говорил всем Федоренко, — и дельфином может.

Сегодня мы принесли в школу всякое снаряжение. Купальники, резиновые шапочки. Это мама давно уже купила, потому что ещё давно на родительском собрании говорили про бассейн.

Я, пока шла до школы, несколько раз проверяла, всё ли взяла.

В расписании, там, где четверг, вместо урока физкультуры написали «плавание». И мы тоже переправили расписание в дневниках.

Мы шагали строем в новую школу, а мальчишки махали руками перед головой, показывали, кто как поплывёт. На нас смотрели прохожие и, наверно, гадали: «Что это они несут в мешочках?». А в мешочках у нас было купальное снаряжение.

Вход в бассейн был отдельно от входа в школу.

Мы вошли в раздевалку, и учитель стал нас считать.

— Одного не хватает, — удивился он и снова пересчитал.

Мы смотрели друг на друга: кого же не хватает?

— Федоренко не хватает! — вдруг догадались все.

А я удивилась, потому что он шёл по улице близко от меня и часто озирался.

— Куда он пропал? — сказал учитель, выглянул на улицу и обрадовался: — В земле палкой ковыряет. Федоре-е-енко! — позвал он.

Федоренко пришёл.

— Ты чего задерживаешься! — закричали на него ребята.

— Да я такого червяка нашёл. Длинного, думал, змея, — сказал Федоренко и странно хихикнул.

— В это время черви на поверхности не живут, — сказал Авдеев, — я знаю, я читал, — они заползают в глубину земли.

Мы повесили пальто, и мальчишки побежали в свою раздевалку, а мы — в свою. В раздевалке сидела пожилая женщина в белом халате.

— Девочки, не кричать, не петь, одежду вешать на крючки и бегом в спортзал, — сказала она.

В спортзале учитель нас построил для разминки.