Терапия - Страница 7

На лице Анны ничего не отразилось. Потом она тоже встала.

— Разумеется, — ответила она с удивительной живостью. — Я все равно рада, что вы меня выслушали. Я последую вашему совету.

Когда она пошла к двери, у Виктора вдруг мелькнуло какое-то слабое воспоминание, но сразу же исчезло.

— С вами все в порядке?

Ему было неприятно, что она так скоро заметила его слабость.

— Да-да, все хорошо.

Как странно.У Виктора было такое чувство, словно он после долгого плавания ступил на землю.

— Где вы, кстати, остановились? — спросил он, желая перевести разговор на другую тему. Они стояли в коридоре, и Виктор распахнул входную дверь.

— «Анкерхоф».

Он кивнул. И правда, где же еще. Только в этом трактире можно было найти комнату в несезонное время. Хозяйка, добродушная Труди, три года назад потеряла мужа-рыбака.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь? — не сдавалась Анна.

— Не волнуйтесь, со мной такое бывает, если я резко встаю, — соврал он, опасаясь, как бы слабость не оказалась предвестником простуды.

— Ладно, — успокоилась она. — Тогда пойду к себе. Надо еще упаковать вещи, паром же уходит рано утром.

Виктор порадовался этим словам. Чем быстрее она покинет остров, тем скорее к нему вернется покой. Он протянул ей руку, и они попрощались.

Все умны задним умом. Если бы Виктор внимательнее прислушался к этому первому разговору, то распознал бы завуалированные предупреждения. Но он безмятежно пошел в дом, даже не посмотрев Анне вслед. Она на это рассчитывала. Как только дверь закрылась, женщина решительно зашагала на север. В сторону, противоположную гостинице «Анкерхоф».

Стоило Анне уйти, как раздался стук в дверь. На пороге стоял бургомистр Хальберштадт. Виктор поздоровался с пожилым человеком и пожал ему руку.

— Спасибо, что позаботились о генераторе. Когда я приехал, было тепло.

— Я рад, господин Ларенц, — коротко ответил бургомистр и непривычно быстро убрал руку.

— Что привело вас ко мне в непогоду? Я думал, почту привезут лишь послезавтра.

— Да-да, послезавтра. — В левой руке Хальберштадт держал палку, которой принялся выбивать песок из рифленой подошвы черных резиновых сапог. — Я пришел по другому делу.

— Отлично. — Ларенц сделал приглашающий жест. — Заходите. Кажется, скоро пойдет дождь.

— Нет, спасибо. Не хотелось бы вам мешать. У меня только один вопрос.

— Да?

— Что это за женщина, которая только что к вам приходила?

Виктор опешил от такой прямоты. Вежливый и сдержанный Хальберштадт никогда раньше не вмешивался в чьи-то личные дела.

— Конечно, это меня не касается. Но на вашем месте я был бы осторожен. — Бургомистр сплюнул через перила веранды жевательный табак на дорожку. — Чертовски осторожен.

Чуть прикрыв глаза, словно его слепило солнце, Виктор внимательно посмотрел на Хальберштадта. Ему не нравились ни тон, ни содержание его речи.

— Простите, на что вы намекаете?

— Да ни на что я не намекаю. Я честно говорю. С этой женщиной что-то не в порядке.

Виктор привык к тому, что здоровые обычно с подозрением относятся к психически больным людям. Однако его удивило, что Хальберштадт так быстро заметил болезнь Анны.

«А кто здоров-то? Уж точно не я».

— Не волнуйтесь об этой даме… — начал было он.

— О ней-то я и не думаю. Я боюсь, как бы с вами не произошло чего плохого.

Моментально все вернулось. Окончилась краткая передышка, которую вызвало вторжение Анны и ее чудовищная история. Жози.Миллион различных импульсов могли вызвать в мозгу Виктора воспоминания о дочери. Например, угрожающий тон, каким говорил бургомистр.

— И как это понимать?

— Так и понимать. Я считаю, что вам грозит опасность. Я уже сорок два года на этом острове и повидал немало людей. Разные люди к нам приезжают. Бывают хорошие люди, которым мы рады, которых хочется видеть чаще. Такие люди, как вы. А про других я с первого же взгляда понимаю, что от них одни проблемы. Я не могу это объяснить. Может, шестое чувство. Но я моментально это понял, как только увидел эту особу.

— Расскажите же мне, наконец! Что она вам такого ужасного сказала?

— Да ничего не сказала, мы с ней вообще не разговаривали. Я только наблюдал за ней издалека, а потом пошел следом до вашего дома.

«Как странно, — подумал Виктор. — Только что Анна рассказывала мне совсем иное. Но зачем ей врать мне про встречу с Хальберштадтом?»

— Хиннерк тоже сказал, что она вела себя чертовски странно в его хозяйственном магазине пару часов тому назад.

— В каком смысле странно?

— Она попросила какое-нибудь оружие.

— Что?!

— Да, вначале попросила гарпун, а потом купила разделочный нож и много метров лески. Хочется узнать, что у нее на уме?

— Понятия не имею, — безучастно ответил Виктор. Он в самом деле не знал. Зачем психически больной женщине оружие на этом мирном острове?

— Ну ладно. — Хальберштадт накинул капюшон черного пуховика. — Мне пора. Простите за беспокойство.

— Ничего.

Бургомистр спустился с веранды по лестнице, помедлил у калитки и обернулся к Виктору:

— Давно хочу вам сказать, доктор Ларенц. Мне так жаль.

Виктор молча кивнул. Понятно, что тот имел в виду. Уже четыре года не надо объяснять причину соболезнований.

— Я думал, пребывание на острове пойдет вам на пользу. Поэтому и пришел к вам.

— Да?

— Я видел, как вы сходили с парома, и обрадовался. Думал, что вы тут развеетесь, станете лучше выглядеть. Но…

— Что «но»?

— Вы еще бледнее, чем были неделю назад. Что-то случилось?

«Да, случилось. Кошмар под названием „моя жизнь“. И от твоего прихода мне ничуть не легче».

Но Виктор, конечно, не высказал своих мыслей, а лишь смиренно покачал головой.

Хальберштадт закрыл за собой калитку и строго посмотрел на него:

— Не важно. Я могу ошибаться. Возможно, все не так страшно. И все-таки, когда вновь встретите ее, вспомните о моих словах.

Виктор кивнул.

— Я серьезно. Следите за собой. А то у меня какое-то дурное предчувствие.

— Да-да, спасибо.

Виктор запер входную дверь и смотрел в глазок на уходящего бургомистра, пока тот не исчез из его поля зрения.

Что здесь происходит? Что все это значит?

Пройдут еще четыре долгих дня, прежде чем он узнает ответ. Но, к сожалению, в тот момент для него уже будет слишком поздно.

Второй вопрос интервью был самым ужасным для Виктора. С десяти утра после беспокойной ночи и безвкусного завтрака он сидел перед ноутбуком. Но сегодня нашлась хорошая отговорка, почему за полчаса он так ничего и не написал. У него однозначно грипп. Вчерашнее головокружение пропало, зато с самого пробуждения ему трудно глотать и появился насморк. Тем не менее он решил отработать потерянное вчера время.

Надежда?

Ему хотелось ответить вопросом:

«Надежда на что? Что она жива или что найдут ее труп?»

Окно задрожало от сильного порыва ветра. Виктор вспомнил, что по радио говорили о штормовых предупреждениях. Сегодня днем до острова дойдет ураган «Антон», предвестники которого были заметны вчера. А сейчас вдали над морем темнела грозная стена дождя и шквальные ветры обрушивались на берег. Температура за ночь сильно упала, и огонь в камине горел теперь не только ради красоты, но и чтобы помочь масляным радиаторам отопления. Взглянув еще раз в окно, он отметил, что на бурных волнах нет ни единой лодки — значит, рыбаки слышали предостережения береговой охраны.

Виктор опять уткнулся в монитор.

Надежда.

Виктор занес было пальцы над клавиатурой, но вдруг сжал кулаки и тут же растопырил пальцы, так и не дотронувшись до клавиш. Когда он впервые прочел этот вопрос, в его мозгу словно взорвалась воображаемая плотина, и первой же хлынувшей мыслью стало воспоминание о последних днях отца. В семьдесят четыре года Густав Ларенц заболел раком лимфатической железы, и лишь морфин позволял ему выносить длительные боли. Но на последней стадии даже сильные таблетки не могли полностью заглушить боль. «Словно под колпаком, полным тумана…» — описывал он сыну притуплённые атаки мигреней, которые требовалось отбивать каждые два часа с помощью лекарств.