Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей кар - Страница 77
А я, Джон Карлсон, осознал, что нужно относиться к себе более снисходительно и учиться прощать себя за допущенные ошибки и терапевтические катастрофы. Благодаря этому проекту я отыскал в себе больше смелости для того, чтобы посмотреть в лицо своим недостаткам, и теперь я намного меньше боюсь оступиться. К тому же я вдруг заметил, что в последнее время мой график сделался слишком напряженным и плотным. Я привык не терять времени даром и хвататься за все задачи одновременно, это помогает мне чувствовать себя более продуктивным. Благодаря этому проекту я понял, что не просто сам так живу, но невольно пытаюсь навязывать свой ритм окружающим. Далеко не всем людям это комфортно, и, возможно, я только что открыл одну из главных причин большинства моих терапевтических катастроф. Впрочем, это откровение не отменяет того факта, что я по-прежнему не могу взять в толк, почему другие люди ведут себя настолько расслабленно и не желают хоть немного поддать газу.
Самое сложное для Джеффри
Мне всегда было намного проще говорить о работе, чем о личных переживаниях, так что, отвечая на этот вопрос, я, пожалуй, начну со сложностей профессионального характера. Наиболее затруднительной частью проекта для меня было разговорить наших собеседников, убедить их заглянуть глубже внутрь себя и рассказать нам больше, чем они изначально планировали. Я столкнулся со своего рода парадоксом: задача наших экспертов заключалась в том, чтобы утаить от меня как можно больше подробностей и отделаться от моих вопросов, а моя задача состояла в том, чтобы выудить из них максимум информации. Время от времени я испытывал искреннее разочарование и досаду, когда у меня не получалось справиться с этой задачей так хорошо, как мне хотелось бы. Что немудрено, завышенные ожидания всегда были одной из моих главных бед, сколько я себя помню.
Теперь поговорим о более личной стороне вопроса. Во время общения с именитыми экспертами, вызывавшими у меня неподдельное восхищение, во мне вдруг проснулось острое желание быть замеченным и услышанным своим “кумиром”. Пожалуй, это стало очередным проявлением моих давних проблем, вращавшихся вокруг потребности в одобрении и признании, которые в свое время и привели меня на поприще изучения терапевтических катастроф и превратили в отъявленного трудоголика.
Признаться, меня удивило то, до какой степени наши эксперты меня не замечали. Кажется, за время всех наших интервью ко мне всего два или три раза обратились по имени. Поначалу я чувствовал себя невидимкой или, в лучшем случае, третьим лишним. Я из кожи вон лез, чтобы поддеть участников провокационным вопросом, чтобы они обратили на меня внимание. Впрочем, как бы я ни старался, большинство наших собеседников были настолько погружены в собственные размышления, что едва ли замечали мое присутствие.
Пожалуй, одна из причин такого вопиющего безразличия скрывалась в структуре наших бесед, которые были ограничены во времени, так что нам приходилось бережно расходовать каждую минуту. С другой стороны, большинство участников проекта были или близкими друзьями, или давними знакомыми Джона, и при этом совсем не знали меня. Я прекрасно понимал, что многие из них вызвались поучаствовать в этой затее исключительно благодаря личным связям с моим напарником, тем не менее меня неприятно удивил (и в чем-то обидел) тот факт, что всего несколько экспертов изъявили желание, пусть поверхностно, со мной познакомиться.
Впрочем, в глубине души меня мучают подозрения, что эта досадная ситуация существует исключительно в моем воображении и я выдумал ее под влиянием личных проблем, вскользь упомянутых в разделе Что нового мы узнали о себе. Честно говоря, мне всегда было неприятно признавать и тем более выставлять на показ неприглядную сторону собственной личности, которая вечно стремится конкурировать с окружающими и мериться авторитетом с лучшими специалистами в отрасли. Я предпочел бы куда меньше волноваться о том, что обо мне думают другие, но, к сожалению, это получается далеко не всегда, причем “не всегда” еще мягко сказано.
Это была не единственная сложность, с которой мне довелось столкнуться в работе над книгой. Во время наших интервью с экспертами для меня достаточно остро встала проблема так называемого “права собственности” на идеи и теории. Я знаю, что этот момент чувствителен не только для меня, но и для многих наших собеседников, и в начале данной главы мы уже упоминали о том, насколько важно им было отстаивать свое наследие. Беда в том, что вместо обсуждения терапевтических катастроф некоторые эксперты тратили большую часть драгоценного времени, отведенного на наш разговор, на продвижение своих теорий и методов. В итоге интервью превращалось в своеобразную проповедь, где собеседник изо всех сил старался нести в народ “слово истины” о собственных подходах и концепциях, публично “застолбив” свое авторство.
Я посвятил изучению темы терапевтических неудач последние двадцать лет, и мне, конечно, было любопытно послушать, как другие люди на свой манер пересказывают все то, о чем я когда-то писал. Я не сомневаюсь, что каждый из них пришел к подобным выводам своим путем, тем не менее этого логического понимания было недостаточно для того, чтобы успокоить внутренний голос, кричавший в моей голове о том, что это мои идеи, их придумал я, только я, и никто другой. Видите? Все снова сводится к теме признания, желания быть замеченным и услышанным.
Наконец, по итогам наших бесед я осознал, что мне еще предстоит работать над тем, чтобы научиться отпускать собственные терапевтические катастрофы (равно как и прочие ошибки, допущенные в других сферах жизни). Мне невольно бросилось в глаза то, с какой легкостью многие (если не все) наши собеседники прощали себя за неудачи и без сожалений двигались дальше. Я же, в отличии от них, склонен подолгу зацикливаться на своих промахах, прокручивать их в голове снова и снова, распекая себя за неосмотрительность и недальновидность.
К примеру, недавно я переехал в другой город и устроился на административную должность в новом учебном заведении. Я еще не успел здесь освоиться, большую часть времени пребываю в полной растерянности и понятия не имею, что делаю. Мне дали всего несколько недель на то, чтобы привыкнуть к новой культуре, выучить новые институционные процедуры, политики и нормы, перезнакомиться с сотнями людей и разобраться с новой работой, которой до меня никто не занимался, поскольку эта должность не была занята несколько лет. Несмотря на то что я обожаю подобные вызовы (и сама работа пришлась мне по вкусу), в подобной обстановке я каждый день совершаю десятки глупейших ошибок. Я даю неправильные советы студентам (что немудрено, если принять во внимание тот факт, что я едва успел выучить их имена и до сих пор не знаю, кто на каком курсе). Предполагается, что я должен руководить другими преподавателями, но поскольку я сам недавно вышел на работу, я не успел ознакомиться с их личными делами. В общем, можете себе представить!
Так вот, недавно я решил написать электронное письмо подруге и рассказать ей, как у меня идут дела на новом месте (преимущественно хорошо), каковы мои впечатления от новых коллег (преимущественно великолепные) и с какими вызовами мне довелось столкнуться (длинный список проблем и сложностей). Написать-то я написал, а когда дело дошло до отправки сообщения, я нажал не ту кнопку и вместо подруги случайно разослал сие творение всем сотрудникам нашего факультета. Да, в этом письме не было ничего, что я не мог бы сказать им при личной встрече. Да, это вполне простительная ошибка для человека, который еще не успел освоиться с новой операционной системой после долгих лет работы на Macintosh. Вряд ли такого невинного промаха было бы достаточно для того, чтобы выставить себя дураком (вы бы знали, сколько раз я мысленно повторял эту фразу). Нет, чисто техническая оплошность в работе с компьютером ничего не говорит о моей компетентности как специалиста (эту фразу я твердил про себя сотни раз, как отче наш). С тех пор прошло несколько месяцев, а я никак не могу выкинуть из головы это досадное происшествие.