Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей кар - Страница 67

Наш собеседник подчеркнул, что иногда главной причиной терапевтических катастроф становится неспособность специалиста выстроить прочный терапевтический альянс с клиентом. Если терапевт не принимает человека в кресле напротив, не сопереживает ему и не понимает его мировоззрения, из подобной работы вряд ли выйдет толк.

Впрочем, Дик продолжил свою мысль и признал, что бывают и строго противоположные ситуации, когда сам клиент считает пройденную терапию пустой тратой времени, в то время как на деле достигнутый результат соответствует всем критериям убедительного успеха. Стюарту довелось особенно часто сталкиваться с подобными парадоксами, работая с неблагополучными парами, столкнувшимися с проблемой домашнего насилия.

“Мне нередко встречались женщины, давно смирившиеся с тем, что их муж — абьюзер, но считавшие своим долгом научиться как-то справляться с этим. Иногда клиентки, пострадавшие от домашнего насилия, прямо заявляли, что обратились ко мне, чтобы я помог им понять и простить издевательства со стороны партнера. Я бы в жизни не подписался на такую работу, так как, по моему глубочайшему убеждению, абьюзивное поведение — деструктивное и антисоциальное явление, которому не следует потакать. В таких ситуациях мне оставалось только постараться доходчиво объяснить девушке, что я понимаю, зачем она ко мне пришла, однако считаю подобный запрос нерациональным. Если она будет потворствовать абьюзеру и поощрять его дисфункциональную манеру поведения, от этого не станет лучше ни ему, ни ей. Домашнее насилие — отвратительный феномен, который оказывает крайне разрушительное влияние на психику жертвы и подает ужасный пример детям”.

Ричард Стюарт признался, что в таких непростых ситуациях, если жена начинает открыто говорить о проблеме и на мгновение допускает иную точку зрения на поведение мужа, для Ричарда этого уже достаточно, чтобы считать свою работу успешно выполненной. “Вы не представляете, как часто такие девушки уходят из моего кабинета расстроенными, бросив на прощание, что я ничего не понимаю и не могу им помочь. По всем признакам такие случаи стоило бы признать образцом терапевтической неудачи, но я все равно отношу их к разряду успехов, поскольку, возможно, первые в жизни клиентка задумалась о том, чтобы разорвать порочный круг насилия. Даже если она не готова ничего предпринимать прямо сейчас, возможно, я успел заронить у нее в душе семя сомнений, которое со временем созреет и заставит ее иначе посмотреть на действия своего супруга”.

Таким образом, опираясь на собственный опыт, наш собеседник озвучил два важнейших вопроса, дать себе честный ответ на которые должен каждый терапевт. Во-первых, по мнению Стюарта, специалистам необходимо четко понимать свои моральные рамки как в плане целей, которые ставит перед ними клиент, так и в плане возможных путей их достижения. Ричард был глубоко убежден, что психотерапевтам ни в коем случае нельзя навязывать клиентам свои ценности, и в то же время настаивал на том, что попытки перешагнуть через собственные убеждения в угоду неадекватным и нездоровым запросам человека в кресле напротив никогда не приводят ни к чему хорошему.

Второй рекомендацией Дика Стюарта для наших читателей стала необходимость знать пределы своей компетенции и не браться за те запросы, с которыми психотерапевты не умеют работать. По его словам, именно склонность некоторых специалистов хвататься за все случаи подряд, не оценивая при этом здраво свои силы, часто становится из одной из главных причин терапевтических катастроф. К примеру, если специалист, прошедший должную подготовку только в сфере индивидуальной терапии, возьмется за работу с семьей или парой, такая затея вряд ли увенчается успехом, поскольку семейная терапия требует совершенно другого набора приемов и методов.

Плавно переводя тему беседы с абстрактных размышлений на конкретные случаи, мы поинтересовались у Ричарда Стюарта, каково ему было в преддверии интервью размышлять на тему терапевтических катастроф и вспоминать не самые приятные ситуации из собственной практики. Мы уже успели вывести одну любопытную закономерность и понять, что в таких разговорах самые важные и содержательные инсайты обычно приходят в ответ на несколько неожиданные вопросы, как это часто бывает в самой психотерапии. Поскольку Ричард давно известен своим логичным и систематичным стилем мышления, нам стало любопытно, что же происходило в голове у нашего собеседника в течение нескольких последних недель.

Дик признался, что это “мыслительное упражнение” было для него интересным, однако ему не впервой рассуждать о собственных неудачах и промахах.

“После завершения терапии я часто присматриваю за клиентами, впустившими меня в свою жизнь. К примеру, уже много лет я ежегодно отправляю своим бывшим клиентам открытки к праздникам. Это что-то вроде игры с самим собой. Во время прощальной сессии я делаю прогноз относительно эффективности проведенного вмешательства, а потом проверяю, насколько мои предсказания сбылись. Всегда любопытно получать от людей ответные открытки спустя год, два, три года и пять лет после нашей последней встречи. Благодаря этой игре мне удается сопоставить свои впечатления с объективной обратной связью”.

Анализируя данные, собранные в течение многих лет, Ричард Стюарт пришел к выводу, что терапевтические неудачи можно условно разделить на несколько разных категорий. К первой наш собеседник относил случаи, в которых он вел себя с клиентом слишком директивно, словно занимая позицию строгого родителя. Ожидаемым результатом подобного поведения становилась неспособность человека самостоятельно ставить перед собой цели, а сам процесс терапии принимал слишком регламентированный и чрезмерно структурированный характер. Во вторую категорию Ричард записывал клиентов, которые обратились к нему для того, чтобы угодить другому человеку или задобрить кого-нибудь из близких. Как несложно догадаться, у таких людей напрочь отсутствовала мотивация менять свою жизнь. К тому же такие люди были склонны вводить Стюарта в заблуждение, что неудивительно, если принять во внимание тот факт, что они пришли в его кабинет не за результатом, а исключительно для того, чтобы от них отстали дома.

Третья категория клиентов, с которой у нашего собеседник часто возникали сложности, охватывала специфический контингент людей, который Ричард описывал как немного неуправляемых. “К примеру, мне попадались клиенты, которые пребывали в своеобразном состоянии ступора и были готовы задействовать только копинг-стратегии, ориентированные на эмоции, отказываясь от любых методов, направленных на непосредственное решение проблемы. Беда в том, что люди, сосредоточенные на эмоциях, могут часами говорить о том, как им плохо, игнорируя любые другие темы. На мой взгляд, разговоры об эмоциях — это скорее “приятное дополнение” к терапевтическому процессу, но никак ни его основная функция. Меня всегда берет досада, когда у меня не получается сместить акцент нашей работы с размышлений о том, до чего же человеку плохо, на обсуждение конкретных действий, которые помогут это изменить”, — пояснил Ричард.

Именно в этом и заключается одна из причин, почему Ричард Стюарт в свое время зарекся работать с алкоголиками, которые, по его мнению, до неприличия часто изображают из себя жертву. “Такие люди почти всегда рассчитывают на львиную долю сочувствия, при этом они отказываются брать на себя хотя бы частичную ответственность за создание жизненных обстоятельств, подтолкнувших их начать «прикладываться к бутылке». Для меня такое отношение неприемлемо, я всегда применяю более проактивную модель. Я устал от вечного стресса и разочарования, сопровождавших едва ли не каждую сессию с такими клиентами, и вообще пришел к заключению, что мой стиль работы вряд ли окажется для них полезным”.

Это был прекрасный пример того, что Стюарт имел в виду, когда говорил, что специалистам важно знать собственные ограничения и слабости и не хвататься за все случаи без разбору. Ту же философию наш собеседник применял и в работе с семейными парами.