Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей кар - Страница 18

Арнольд Лазарус помнил, что изначальной темой нашей беседы были конкретные примеры его личных недостатков и промахов. “Знаете, я заметил за собой, что с возрастом стал более нетерпеливым. Мне кажется, в молодости у меня было получше с терпением. А теперь во время сессий с клиентами я иногда ловлю себя на том, что не могу усидеть на месте. Что-то мне подсказывает, что в этом нет ничего хорошего”, — внезапно признался он.

Это наблюдение показалось нам весьма любопытным, поскольку в представлении большинства людей такое качество, как терпение, зачастую, ассоциируется именно с благородными сединами и богатым жизненным опытом. Лазарус поспешил с нами не согласиться и заявил, что с возрастом стал быстро терять терпение буквально во всем.

“Недавно я проводил совместную сессию с участием моего сына, который на 29 лет меня младше. Помнится, я все время ерзал в кресле, готовый на стенку лезть от скуки и нетерпения, а потом долго не мог понять, как сыну удавалось настолько спокойно, участливо и неспешно применять один за другим все нужные приемы. «Когда-то я сам был таким, как он, — думал про себя я. — Может, с годами у меня просто испортился характер»”.

Далее Арнольд Лазарус пустился в рассуждения о том, насколько он ценит в людях умение честно признавать свои ошибки. Он заявил, что наша сфера только бы выиграла, если бы знаменитые психотерапевты сняли короны и научились бороться с комплексом непогрешимости. В таком случае нам не приходилось бы заметать следы своих просчетов и отрицать собственные ошибки.

“Я сейчас преподаю в аспирантуре и всячески поощряю аспирантов открыто обсуждать свои промахи. Зачем скрывать ошибки, если вместо этого можно извлечь из них ценный урок? Примерно раз в месяц мы собираемся и проводим очень откровенную дискуссию. Я первым подаю им пример того, как правильно относиться к своим просчетам, и объявляю при всей группе: «Послушайте, ребята, мне кажется, я действительно напортачил здесь и там». Это действительно помогает”, — делился опытом Арни.

На примере Арнольда Лазаруса другие терапевты в его супервизийной группе учатся более открыто говорить о своих страхах, сомнениях и недостатках. Пожалуй, именно этим аспектом своей работы Арни сейчас гордится больше всего. Под конец нашей беседы он не отказал себе в удовольствии и поинтересовался, в каких же смертных грехах сознались нам другие участники проекта. Он был настроен весьма скептически и не хотел поверить, что его именитые коллеги прямо и откровенно согласились рассказать о своих ошибках. Мы заверили Арнольда, что он будет немало удивлен, когда наша книга наконец выйдет в свет.

Вайолет Оклендер заслужено входит в число самых востребованных преподавателей и супервизоров для детских психотерапевтов. Сама Вайолет живет в Санта-Барбаре, шт. Калифорния, но при этом ездит по всему миру с лекциями и семинарами на тему различных подходов к работе с детьми и подростками. В знаменитой книге Окна в мир ребенка Оклендер подробно описывает свою уникальную методику, построенную на гармоничном сочетании гештальт-терапии и экспрессивных техник. В ее послужном списке множество демонстрационных сессий и обучающих видеороликов, где она наглядно показывает зрителю, как работает детская психотерапия.

Когда во время нашей беседы она рассказывала о детях, которым так и не смогла помочь, несмотря на все усилия, в ее голосе слышалась искренняя печаль и сожаление, словно ей не первый год доводится прокручивать в голове эти болезненные воспоминания. Все же Вайолет решилась поделиться с нами одним случаем из практики, который запомнился ей больше остальных и который до сих пор не дает ей спать по ночам.

Случай, о котором Вайолет хотела рассказать, позволил ей вынести много ценных уроков на тему собственной работы. Если совсем начистоту, об этом случае она не то что не хотела говорить, а предпочла бы даже не вспоминать, однако поддалась на наши уговоры и согласилась поделиться этой историей с читателями. “Несмотря на то что эта ситуация не пошла на пользу клиенту, она однозначно пошла на пользу мне. Я очень сожалею о том, что так вышло, однако в то время я просто не умела работать иначе.

Я сделала все, что могла, но, как оказалось, этого было недостаточно”, — начала она свой рассказ.

Вайолет Оклендер призналась, что когда проводит семинары и лекции, то старается представить слушателям наиболее успешные кейсы из своей практики, которые как нельзя лучше демонстрируют эффективность и прикладную ценность ее методики. Только зачастую слушателей мало интересуют истории успеха. Им хочется узнать о неудачах и промахах, ведь когда люди понимают, что ведущие специалисты не застрахованы от ошибок, они начинают проще относиться к собственным недостаткам. Иногда, в зависимости от настроения, Вайолет идет навстречу аудитории, а иногда вежливо переводит разговор в другое русло, но, как бы то ни было, каждый раз, когда она слышит словосочетание терапевтическая катастрофа, ей первым делом приходит на ум один и тот же случай.

“Этому мальчику было около 16 лет. Ко мне на прием его привел отец. До этого ребенок много лет прожил с матерью, которая много пила и не пыталась лечиться от алкоголизма. В конце концов ее бывшему мужу это надоело, он подал на нее в суд, добился лишения материнских прав и получил опеку над сыном. Здесь нужно отдать отцу должное: поскольку он служил в полиции и кто-то когда-то проводил для их подразделения какой-то психологический тренинг, он быстро заподозрил в поведении сына неладное и решил сводить его к психотерапевту”.

Дальше Вайолет принялась описывать симптоматику своего юного клиента, которая по большей мере имела соматическую природу. Мальчик жаловался на хронические боли в животе, и в конце концов врачи диагностировали у него язву желудка. Он был молчаливым тихоней, вел себя очень пассивно и сдержано, практически никогда не показывал окружающим свои эмоции. Вдобавок парнишка регулярно прогуливал школу, чтобы сходить с друзьями на пляж и покататься на серфе.

“У парня было не так много друзей, а серфинг превратился в единственное занятие, которое приносило ему удовольствие, — вспоминала Оклендер. — В то же время это был невероятно послушный и покладистый мальчик. Кстати, характерная черта многих детей алкоголиков, особенно если речь идет о единственном ребенке в семье. Впоследствии из его рассказов я поняла, что ему приходилось постоянно заботиться о матери. Ему все время казалось, что он обязан оберегать и защищать ее. Изначально он не хотел переезжать к отцу, потому что переживал о том, как же мама будет без него”.

Вайолет объяснила, что мальчик немного побаивался отца и согласился жить с ним только потому, что не хотел его разочаровывать. В целом отец клиента произвел на Вайолет неплохое впечатление, несмотря на то что годы работы в полиции сказались на его характере, и временами он был достаточно резок с сыном. Впрочем, парень не столько боялся скандалов или наказаний, сколько впадал в ужас от мысли, что не оправдает отцовские ожидания. Именно по этой причине он исправно ходил на сессии, всем своим видом давая понять, что ему это не нравится.

“Мы прозанимались с ним около шести недель. Он приходил ко мне раз в неделю и покорно делал все, что я ему говорила. Сказано рисовать, значит, будем рисовать. Сказано лепить из глины — будем лепить. Постепенно наружу стало выходить немало затаенных обид на мать. К примеру, парень сокрушался, что никогда не мог пригласить в гости друзей, потому что мама все время была навеселе. Несколько раз во время таких разговоров его пробивало на сильные эмоции, что в данной ситуации казалось мне очень хорошим знаком. Я была уверена, что все идет просто идеально. Более того, я была исключительно довольна собой”.