Терапевтическая катастрофа. Мастера психотерапии рассказывают о самых провальных случаях в своей кар - Страница 14

Дальше Пегги описывала другие проблемы и трудности, с которыми сталкивалась пара: языковой барьер, из-за которого у мужа возникали сложности с поиском работы, финансовые сложности, регулярные конфликты на тему того, кто и что должен делать по хозяйству. Как бы то ни было, за достаточно короткий период времени в рамках терапии ей удалось проработать с этой семьей немало болезненных тем, и Пегги казалось, что события развиваются по наилучшему возможному сценарию. Все ее иллюзии рухнули в один момент, когда муж неожиданно бросил терапию без объяснений, на прощание сказав, что эта затея себя не оправдала. Пегги была растеряна, озадачена и никак не могла взять в толк, что же произошло. Она потратила немало времени, разбирая и анализируя этот случай, и не раз консультировалась с коллегами в безуспешных попытках понять, в чем именно ошиблась.

“Несколько месяцев спустя, — пояснила Пегги, — я получила от этой семьи письмо, в котором они сообщили мне, что у них родилась девочка. Я отправила поздравительную открытку в ответ и написала, что была бы рада возможности познакомиться с ребенком, а заодно снова пообщаться с ними в рамках повторной консультации. Они приняли мое предложение. Во время нашего разговора я поинтересовалась у мужа, что побудило его отказаться от терапии. К моему удивлению, он упрекнул меня в бестактности, заявив, что я так и не поняла, насколько для него были важны отношения с матерью. Оказывается, в его стране существует традиция, согласно которой бабушке положено присутствовать при рождении внуков. В итоге он решил обратиться к другому психотерапевту из родной страны, который лучше ориентировался в ее культурной специфике”.

Пегги осознала, что была настолько зациклена на защите интересов жены, что полностью упустила из виду эмоции мужа и его глубокую приверженность семейным традициям. Компромисс, который она в итоге навязала клиентам, не сработал, поскольку ей не удалось доподлинно разобраться в подноготной их конфликта. Пегги допустила ошибку, но смогла извлечь из нее ценный урок, которым она отныне делится со всеми подопечными в супервизии: в своей работе психотерапевт обязательно должен учитывать культурную специфику и уважать взгляды и убеждения каждого клиента. “Это наглядный пример того, что поговорка век живи — век учись возникла не на пустом месте”, — подытожила Пегги Пэпп.

Свою карьеру Арнольд Лазарус начал убежденным поведенческим терапевтом. В этом нет ничего удивительного, поскольку именно он в свое время первым ввел в обиход сам этот термин. Впоследствии Лазарус переключился на более интегративную модель поведенческой терапии, которую описал в книге Behavior Therapy and Beyond (Поведенческая терапия и не только) и в которой его ранние поведенческие наработки сочетаются с принципами когнитивной терапии и элементами других методик. Его метод мультимодальной психотерапии зарекомендовал себя как один из наиболее устойчивых системных подходов, благодаря своей многогранной и в то же время целостной направленности. В итоге Арнольд Лазарус подарил практикующим специалистам всеобъемлющую модель для диагностики и планирования терапии, которая одновременно охватывала все измерения человеческого опыта.

На его счету около 17 опубликованных книг, которые заслуженно считаются классикой психотерапевтической теории, включая такие знаменитые труды, как The Practice of Multimodal Therapy (Практика мультимодальной терапии) и Краткосрочная мультимодальная психотерапия. Недавно из-под пера Лазаруса вышло еще несколько работ, немедленно завоевавших немалую популярность в среде сторонников его методов: I Can If I Want То (Могу, если захочу), Мифы о браке и The 60 Second Shrink: 101 Strategies for Staying Sane in a Crazy World (Психотерапия за минуту: 101 способ не лишиться рассудка в безумном мире).

Большую часть своей карьеры Арнольд Лазарус проработал на кафедре Ратгерского университета в Нью-Брансуике, шт. Нью-Джерси, где удостоился звания заслуженного профессора. С начала 1970-х гг. он заслужено считался одним из наиболее влиятельных мыслителей своего времени, и многие его работы поднимают вопросы важности применения интегративных прагматичных подходов в психотерапии. Впрочем, мы знаем, что за фирменным южноафриканским акцентом и педантичной любовью к логически выверенной и структурированной манере повествования Арни Лазаруса скрывается изящное остроумие и временами фривольное чувство юмора, так что разговор заведомо обещал быть интересным. Накануне звонка он заранее подготовил подробные заметки по каждому вопросу из нашего списка, стремясь максимально упорядочить свои мысли и превратить их в связный поток идей. Мы были уверены в том, с нашей стороны дело за малым, ведь Арнольд Лазарус давным-давно забыл, что такое терапевтические ошибки, не так ли?

Мы начали разговор с вежливой благодарности Арнольду за то, что он вызвался принять участие в проекте и нашел в своем расписании время для нашего интервью.

“Буду рад с вами пообщаться”, — ответил он. А потом, подумав, добавил: “Только учтите, если в своей книге вы выставите меня совсем уж идиотом, у меня, скорее всего, отберут лицензию, и это будет печальный конец моей карьеры”.

“Что ж, — не моргнув глазом ответил Джон, — именно этого мы и добиваемся”.

Эти добродушные подколки в начале задали тон нашему предстоящему разговору. Лазарус умеет настолько поэтично и выразительно формулировать мысли, что нам было попросту жалко его перебивать. Мы решили, что куда интереснее будет дать ему развернуться и направить свой поток сознания туда, куда его больше тянуло.

Уже в первом вопросе нам пришлось отойти от заранее заготовленного сценария. “Какие мысли возникали у вас, когда вы размышляли о предстоящем интервью на эту тему?” — поинтересовались мы у Лазаруса. На самом деле, вместо слова мысли в вопросе должно было стоять слово чувство, но мы вовремя вспомнили, что имеем дело с уверенным сторонником когнитивной психотерапии. На обдумывание ответа у Арнольда ушло не больше секунды. “Эта тема пробудила во мне искренний интерес, я прекрасно знаю, насколько скрытным и изворотливым иногда бывает наш брат-психотерапевт. Кого ни возьми, каждый будет рассказывать о своих выдающихся результатах и магических случаях исцеления. А истории об ошибках, провалах и неудачах доводится слушать не так часто”. Мы готовы были подписаться под каждым его словом. Нас распирало от нетерпения, мы почуяли, что сегодня Арнольд Лазарус планирует говорить очень откровенно.

“Итак, когда я впервые услышал о вашем проекте, я решил, что мне определенно стоит в нем участвовать. Меня приятно удивил тот факт, что столько наших коллег вызвались поделиться своей историей. Я жду не дождусь возможности подержать в руках готовую книгу и прочесть, что наговорили вам остальные. Если бы я был на вашем месте, я бы предложил провести целый конкурс с призами за гордое звание главного идиота”.

Мы рассмеялись. “Ладно, — не выдержал Джеффри Коттлер, — довольно о других. Поговорим о вас. Можете поделиться примерами и явить миру неприглядную сторону вашей работы?”

“Мне кажется, все дело в комплексе непогрешимости. Я искренне благодарен Альберту Эллису за его фразу, которая впервые открыла мне глаза на эту проблему. «Давайте признаем за собой право на ошибку, давайте не будем притворяться, что мы — непогрешимое божество, которое никогда не совершает оплошностей. Давайте поможем людям учиться на ошибках», — как-то сказал он. Мне только что вспомнился один случай, который наглядно иллюстрирует, до чего же просто заморочить людям голову. Я проводил демонстрационную сессию для своих студентов. Я был в кабинете с клиентом, а они наблюдали за мной через одностороннее зеркало. Не знаю, почему, но в тот день я словно встал не с той ноги. Мне казалось, за что бы я ни брался, у меня ничего не получается. Если бы я был за стеклом и наблюдал подобную сессию в исполнении кого-то из моих студентов, я бы отозвал этого человека в сторонку и вежливо порекомендовал бы ему задуматься о карьере в другой сфере. Когда демонстрация закончилась, мы со студентами собрались в аудитории и начали разбирать эту сессию. На меня посыпались вопросы: «Почему вы проигнорировали тот момент? Почему вы сказали это, а не то?» И я начал выдумывать миллион оправданий и рационализаций”.