Теплый пепел надежд - Страница 3
Получилось у нее это мило и просто, без всяких комплексов.
— Очень приятно, Зина. Я действительно Касьян, — рассмеялся он и продолжил: — Посмотрите на эту девочку на камне… По-моему, это неведомый шедевр, может быть, набросок. Генка наверняка собирался делать монументальную фигуру. Гениально, на мой взгляд, а что думаете вы?
— Да, пожалуй, вы правы, это замечательная работа… — раздумчиво отозвалась она. — И все равно! Художник, мне кажется, просто обязан смягчать уродство, тем более такое. Ведь эта девушка живет на свете и может себя увидеть… Ужасно. Нет, мне ваш Геннадий неприятен как художник, уж простите.
Касьян попытался закончить спор:
— Будем считать это фантазией художника… — А сам тут же решил приобрести эту фигурку, она небольшая, места много не займет. Чем-то она его влекла.
Девушка отошла к другим скульптурам.
Касьян снова приблизился к ней (вот привязался, подумал он, но договорить с Зиной ему казалось необходимым).
— Вы не приемлете здесь все, не так ли?
Она кивнула.
— Очень жаль… — Касьян вдруг понял, что никогда она не поймет Генкину манеру и не примет и он зря будет разоряться, тем более что сам-то он кто? Искусствовед? «В штатском»… Зауряд-сыщик.
Единственное, что он себе позволил, это немного рассказал о нелегкой жизни скульптора и его странной смерти…
Зиночка внимательно слушала, а потом спросила:
— Вы его хорошо знали?
— Не только знал, но и приятельствовал, не скажу — дружил. Мы учились вместе в школе, он ударился в искусство, а я… — тут Касьян осекся, ибо уже собрался похохмить над своей истинной профессией… Он — бизнесмен, и обязан это помнить, так и Ирина о нем говорит, вот бы подвел ее. — …Я, — продолжил он, — кинулся зарабатывать деньги. — Вспомнив, какой непрезентабельный вид у его «Москвича», он усмехнулся. — Что-то пока у меня плохо получается… Но речь не обо мне. Генку дико жаль.
Касьян почувствовал опять непреодолимую тоску от того, что навсегда ушел замечательный, непризнанный художник и просто хороший парень Генка.
Зиночка, заметив тень на его лице, опустила голову как бы в знак сочувствия.
А Касьян понял, что надоел девушке рассказом о судьбе совершенно неизвестного ей человека. И спросил, стараясь говорить непринужденно:
— Зина, а как у вас с работой? Нашли?
Зиночка слегка нахмурилась.
— Пока нет, — нехотя ответила она. — Вот завтра пойду к некоему Разакову, он не из первых, но, говорят, очень талантливый. Это модельер, — пояснила девушка, — у него коллекция готова для показа, и он ищет манекенщиц.
У Касьяна снова испортилось настроение: только что Зина вроде показалась ему и мыслящей, и милой… и — нате вам — манекенщица!
«Неужели они ничего больше в жизни не хотят, эти современные девушки, кроме как вертеть полуголым задом перед алчущей публикой?
— А что-нибудь другое никак нельзя? — спросил Касьян с затаенным хамством. — Или только модель? Даже не в актрисы? Как раньше все хорошенькие девчонки. Теперь актрисы не в моде, да и зарабатывают мало…
Зиночка вспыхнула:
— Вот и вы, как все! Актриса из меня никакая, я в нашем школьном драмкружке пробовалась, так слова на людях вымолвить не могу. И вылетела оттуда пташкой. Куда мне прикажете? Без образования, без ничего? Кроме как использовать свою внешность, данную мне папой и мамой, мне делать нечего. По панели шляться не смогу, не умею.
Она отвернулась, и Касьяну показалось, что она сейчас расплачется. Он смутился и поспешил ее уверить в том, что никоим образом не хотел ее обидеть и, уж конечно, не гонит ее на панель, засмеялся он, тем более что заработок там весьма…
Дальше он не продолжал, боясь выказать свою осведомленность о древнейшей…
Обернувшись, она улыбнулась ему. В глазах у нее стояли непролившиеся слезы. Придурок, обругал себя Касьян, довел девушку…
В мастерской накрыли стол; прошел ровно месяц с Генкиной смерти. Остались лишь самые близкие друзья. Зина незаметно исчезла, кажется, с этим авангардистом. Но Касьян отнесся к этому вполне благодушно: теперь они знакомы, и он запросто может подсесть к ней в Доме и поговорить на любые темы.
Он таки взял фигурку девочки и поставил у себя на кухне, на телевизор. Глядя на нее, он думал о тайне творчества, о том, что нынче уже не спросишь, где черпал Гена свои замыслы… Тайна ушла вместе с творцом.
От Ирины Андреевны пришла информация о Зине: она устроилась к Разакову, пока за символическую плату, но если понравится публике, то все будет по-другому. Теперь у Зины совсем нет времени: репетиции, занятия, учебные показы. Здесь она бывает поздно, почти ночью.
Касьян не видел Зину с той встречи, но как-то не грустил от этого. И понял с чувством сожаления, что все-таки не влюбился он в красавицу Зину! Как она ни хороша, умна, чиста… Увы. Дурной он какой-то!
Прошло около месяца. Зайдя как-то в Дом на чашку кофе поздним вечером, Касьян увидел Зину. Она была не одна. С нею за столиком сидела девушка, не очень красивая, но с шармом, что-то негритянское было в ее лице, толстоватых губах, смуглой коже, вьющихся черных волосах…
Одеты девушки были экстравагантно: Зина опять в чем-то летящем, только теперь фиолетовом, с чем прелестно сочетались ее медные волосы. Ее соседка — в широчайших бархатных брюках и чешуйчатой кофте.
Зиночка, увидев Касьяна, радостно помахала ему рукой и жестом пригласила к ним за столик.
Сыщик быстро перебазировался к девушкам со своим кофе. «Негритянку» звали Соня и была она откуда-то с юга, Касьян не вдавался в детали.
Зина же, как старая знакомая, сообщила о том, что они с Соней попали к Разакову, он ими весьма доволен, был уже один просмотр, публика бешено аплодировала, появились поклонники, но не то, скривилась Зина, а вообще у них все в порядке, наряды эти из Дома Разакова, они их «обживают», как роль…
Слушая сбивчивую восторженную речь Зиночки, Касьян особо не вдумывался в смысл, любуясь на саму девушку — как хороша она, когда вот так, почти по-детски радуется своим успехам.
Соня, оказалось, тоже на днях перебирается в Дом, который ей «безумно» нравится, начиная с названия и кончая тем, что будет жить вместе с любимой подругой…
Она смотрела на Зину снизу вверх, как на существо высшее, с обожанием.
В какой-то момент Касьян подумал, не начало ли это лесбоса?.. Но сам же себя отругал: а тебе какое дело? Ты же признался, что не влюблен в Зину? Ну и молчи.
Кто-то стал наигрывать на фортепьяно медленное ретро.
Касьян даже станцевал с обеими девушками. Они были такими разными и в танце! Соня — мягкая, податливая, готовая к флирту. Зина — доброжелательная, но отстраненная. «Я ей не нравлюсь, — подумал Касьян. — Но ведь и я не влюблен, а это девицы очень чувствуют…»
Домой он пришел в некотором расстройстве. «Что же я за урод, — думал он, — не могу влюбиться!» Это уже не смешно, а грустно. Две девушки, одна милее другой, а он аки столб телеграфный! Ему ведь тридцать шесть, а он порхает листочком на ветру.
Уж на что хороша Олик! Умненькая, хорошенькая, жизнерадостная, юная! И его любила!.. Чего ему не хватает?..
Девушки пригласили его на просмотр новой коллекции Разакова, которая должна вывести их модельера в первые ряды, потому что «коллекция потрясная»!
Он решил обязательно туда пойти — ему еще не приходилось бывать в таких местах, а надо бы для разного рода познаний.
ПОСЛЕДНЮЮ В ЖИЗНИ СИГАРЕТУ в понедельник выкурил шестидесятилетний москвич-пенсионер в своей комнате. Она выпала из ослабевшей от алкоголя руки старика и подожгла ватное одеяло. Соседи, почувствовав запах гари, вызвали пожарных. Но было поздно. Комната сильно обгорела, а хозяин скончался от удушья.
ТОРТ НЕ ПОПРОБОВАЛИ НИ ГОСТИ, НИ ХОЗЯЕВА. В воскресенье вечером на Минском шоссе машина «Ауди», принадлежащая врачу одной из московских клиник, выехав на встречную полосу, врезалась в «КамАЗ». Пассажиры «Ауди» скончались на месте. Врач и его жена. Зато целехоньким вылетел через выбитое стекло роскошный торт-мороженое.