Тепличный цветок - Страница 96

Не отрываю от отца свой сердитый взгляд.

- Ты закончил? - спрашивает он грубо. Он принимает мое молчание за ответ. - Возможно, тебе следует вспомнить, Рик, что я никогда не просил тебя говорить что-либо обо мне перед медиа. Этого никогда даже и близко не случалось, и если ты продолжишь так думать, значит это твое собственное заблуждение. Не мое, - он переминается с ноги на ногу, но не отводит взгляда. - Я могу жить с этими обвинениями. Но не могу жить с осознанием того, что теряю тебя и Лорена. Я бы умер, защищая вас двоих, и если ты не можешь этого понять, значит я не знаю, что еще могу сделать, чтобы показать тебе это.

Он не говорит, что сожалеет о том, через какой ад меня провел. Что сожалеет о том, что отталкивал моего брата, что ежедневно кричал на него, словно он был чертовым неудачником.

- Почему ты не можешь просто извиниться? - спрашиваю я. - Почему ты не можешь признать, что облажался?

- Потому что это не так, - отвечает он мне, прожигая дыру в моей груди. - Я принял сложное решение тогда, и если бы сегодня был снова скован в тех же обстоятельствах, то поступил бы так же. Если бы я не солгал о тебе, Рик, тогда пришлось бы принять альтернативу. А она состояла в признании того, что отправило бы меня в то место, где ты находишься прямо сейчас, - он указывает рукой на камеру. - И где бы тогда оказался Лорен?

Мой желудок падает, когда думаю о брате, зачатом от обвиненного в изнасиловании отца. Наш папа оказался бы в тюрьме, а мой брат... рожден от матери, которая его не хотела. Оказался бы он в приемной семье? Или Джонатан отдал его на воспитание Грегу Кэллоуэй? Они и тогда были бы гребаными друзьями?

- Я люблю тебя, - говорит он мне. - Я всегда тебя любил. Неважно, веришь ты этому или нет. Я здесь не из-за ложного предлога. Я не хочу, чтобы ты защищал меня перед СМИ. Не хочу твоего прощения. Я просто хочу, чтобы ты был в моей жизни. Я хочу назад своего сына. И если это означает, что при каждой нашей встрече мне придется выслушивать твои оскорбления, то так тому и быть. Но лучше иметь это, чем совсем ничего, - он шире раскидывает руки. - Как ты решишь, Рик.

Я провожу рукой по волосам. Мне хочется ему верить. В глубине души я хочу, чтобы все это закончилось, и хочу иметь гребаного отца, коим по его словам он жаждет быть. Но под этой несомненно испорченной любовью кроются годы и годы боли. Как изгнать их?

- И как по-твоему я должен принять тебя? - спрашиваю я, мой голос звучит низко.

- Спроси меня о чем-угодно. Обещаю, что буду честен, даже если мне не понравятся твои чертовы вопросы.

Я не знаю, почему именно сейчас осознаю, что все те моменты, когда использовал матерные слова, был похож в этом на отца. Важно ли это? Передалось ли мне это от него? Он был рядом со мной достаточное количество времени, чтобы повлиять на меня. Даже несмотря на то, что он лгал обо мне, все равно отец был рядом, пытаясь стать частью моей жизни.

Я осматриваю камеру, металлический туалет, раковину, нары за спиной отца, грязную цементную стену за мной. Отец дает мне перерыв.

Глядя на свою семью, я всегда видел все в черно-белых тонах. Но возможно, есть серые моменты, возможно, не существует лишь верного и ошибочного решения. Есть просто выбор, который навредит моему брату и тот, который ранит меня.

- Почему я вообще здесь? - спрашиваю я, нуждаясь в том, чтобы кто-то подтвердил мои подозрения.

Он скребет пальцем по решетке, раздражение вспыхивает в его глазах.

- Это случилось по вине Саманты Кэллоуэй. Очевидно, она написала своему другу во время нашего перелета, чтобы тот вызвал копов. Она вышла немного за рамки нормального гнева, - он бросает на меня взгляд. - Ее дочери все немного сумасшедшие, так что ты, вероятно, знаешь, что они это от кого-то да унаследовали.

- Она вызывала чертовых копов, чтобы арестовать меня, - отвечаю я. - Это не сумасшествие, это...

- Это безумие, - настаивает он.

- Это лажа.

- И это тоже, - говорит отец. - Но чего ты ожидал, тогда как тыкал свой член вокруг ее дочери, когда ей было пятнадцать, а тебе двадцать два.

Я раздраженно смотрю на него.

- Я не...

- Я знаю, - говорит он. - Как и Грег, я тебе верю, сынок. Но Дэйзи - их младшая дочь, последняя вылетевшая из гнезда птичка. Ты зашел на чертову территорию Саманты, - он проверяет время на наручных часах. - Как я и говорил, вскоре ты выберешься отсюда. Она подала несколько ложных обвинений, которые удержат тебя здесь максимум еще на десять минут.

- Но все равно меня оформят.

Он кивает.

- Так они подстраховываются. Уверен, они захотят снять твои отпечатки пальцев в течение следующего получаса, - я с легкостью складываю два и два. Он говорит, что я буду на воле до того, как они смогут меня оформить. Отец улыбается, зная, что я все понял.

- Я сопротивлялся во время ареста...

- Я поговорил с офицером. Они не зафиксируют это.

Я вдыхаю через нос, мое сердце колотится быстрее. Не знаю почему, но вдруг я чувствую себя охуенно изумленным. Я осознаю, что рад его присутствию здесь. Но что печально - я не хочу себя так чувствовать. Мне больше по душе злость. Почему я должен ненавидеть хорошие стороны этого человека? Моя мать, думаю, она на хрен приучила меня к этому. Каждый раз, как я думал о брате с положительной стороны, она разбивала это восприятие, фокусировалась на плохом так, что я тоже начинал видеть все так же, как и она.

Отныне я не могу больше так поступать.

Я тру затылок.

- А как же на счет Ло? - спрашиваю я у отца, не желая закрывать данный вопрос.

- А что с ним?

- Ты пиздец как ужасно к нему относишься, - говорю я, глубоко вдыхая. - Твое обращение к нему вызывает у меня тошноту. Ты втаптываешь его в землю, а он все равно возвращается к тебе, как раненный пес. Я не могу находиться рядом с тобой, когда ты так с ним обращаешься, - я бы предпочел, чтобы и Ло не общался с ним, но мы уже это проходили и взгляните, к чему пришли. Ло любит нашего отца, и он все равно будет к нему льнуть, даже если это его убьет.

Мой папа рассеяно расстегивает и застегивает застежку на своих часах Rolex.

- Он - не ты, Рик. Он бросил колледж. Он даже не может составить резюме. Он сам втаптывает свою жизнь в грязь, и если это означает, что я немного жестче с ним, то так тому и быть. Но я не собираюсь на хрен смотреть, как он продолжает губить свой потенциал.

- Так скажи ему об этом, как нормальный человек! - кричу я. - Перестань говорить ему, что он гробит свою жизнь.

- Дело не в Лорене. Сейчас разговор идет о тебе и мне, - возражает он, сменяя тему. Словно этому разговору здесь не место и не время.

К черту его.

- Если ты любишь Лорена, как говоришь, ты поддержишь его стремление не пить и перестанешь дразнить его при каждом удобном случае.

Он раздраженно смотрит на меня.

- Если бы я не мотивировал его, он бы не пришел к тому, где сейчас находится. Это и есть любовь. Ты поймешь это, когда у тебя будут собственные дети.

Ни за что на свете, я не стану растить своих детей подобным образом. К черту.

Я смотрю на своего отца в течение длительного мгновения. Он никогда не изменится. Он так офигенно верит в свою правоту. Так что вопрос в том, приму ли я его таким, какой он есть, или попытаюсь напрочь забыть о его существовании.

Он еще сильнее открывает передо мной эту дверь.

- Ты готов похоронить эту чушь между нами, или все еще хочешь держаться за хреново прошлое?

Я снова замираю. Прилипаю к полу посреди камеры. У меня на языке не крутится ни одной резкой реплики. Именно такие слова слетают с моих уст чаще всего.

Хочешь ли ты держаться за хреново прошлое?

Я будто бы проживаю все снова. Тот момент, когда мой папа бросает маму. Когда я лгу в течение нескольких лет о том, кем являюсь. Когда чувствую себя потерянным, не понимающим, кто я такой.

Но боже, сколько всего есть у меня на данный момент. Бля, у меня есть больше, чем я когда-либо смел мечтать.