Теннисные мячи для профессионалов - Страница 27

— Строева Маргарита Алексеевна… Успеваете? Зарипов Шукурбек…

Он поинтересовался горничной, убиравшей номер Волынцева, хотел было переписать и других соседей по корпусу, но в последнюю минуту передумал, воспользовался телефоном регистратуры, сообщил дежурному по милиции адреса установленных им свидетелей и текст телеграфных запросов, которые следовало срочно отправить.

— Больше не смогу ничем вам помочь? — кротко осведомилась регистратор, — долгое общение с творческими работниками выработало в ней почти ангельское терпение.

— Все. Извините за беспокойство. Спасибо. — Он поднялся, посмотрел на часы. Пора было идти с участковым к даче Роша.

Встреча назначена была у ворот Дома творчества, рядом с мастерской по огранке камней.

Но участкового Денисов так и не дождался, вместо него Лымарь прислал все того же старшего опера.

Пашенин приехал на ярко-желтом милицейском «газике», привлекшем к себе общее внимание. Выйдя из него, он тут же смешался с отдыхающими и только потом — за что Денисов был ему благодарен — направился к Дому творчества.

Была самая жара. Пашенин появился в джинсовом костюме, в кроссовках, в белых носках, входивших в моду.

— Мои запросы ушли? — осведомился Денисов.

— Да. Дежурный передал в Судак, оттуда телетайпом по назначению… Сегодня будут на месте. — Пашенин поздоровался со сторожихой у входа, спросил Денисова: — Я надолго нужен?

— Нет, тут рядом.

Аллеями Дома творчества они вышли на набережную. Старшего опера здесь знали. Шумные компании местных парней — босых, загорелых, с клешнями крабов на шеях -расступались, давая дорогу.

Из-за невысокого решетчатого забора Дома творчества пахло сеном, в дальнем, не засаженном деревьями углу косили траву.

— Итак, дело сделано? — спросил Пашенин.

— Это по поводу Ланца?

— Да. Ланц, Волынцев… Опорные буквы в обеих фамилиях одни и те же.

Денисов обернулся. Он шел немного сбоку и впереди:

— Заметил?

— Да.

— Молодец.

— Еще далеко?

— Да нет. Рядом.

На солнцепеке, впереди, показалась уже знакомая, выкрашенная белым спасательная станция. Она походила на жарко натопленную русскую печь. С агитрисунка смотрели сумасшедшие, навыкате, глаза плывущего спасателя. В последнюю минуту он словно мучительно вспоминал перечисленные тут же, на стене, «приемы освобождения от захвата тонущего».

— Дальше музей планеризма. — Пашенин заскучал. По-видимому, времени у него действительно было не так много. -Аварийный пляж. Карадаг, запретная зона.

Среди деревьев, на горе, мелькнула помидорного цвета выгоревшая черепица, черный, в форме пиратского брига, флюгер.

— Вот этот дом. — Денисов замедлил шаг.

Они сразу свернули за угол, дача осталась над ними -большая, почти полностью закрытая садом. Метрах в пятидесяти, у кафе, остановились.

— Знаешь хозяев? — спросил Денисов.

— Этой? На киловой горе?

Пашенин объяснил:

— Кил — разновидность отбеливающих глин, горная порода. — Он словно только сейчас понял, о каком строении идет речь.

Они смотрели вдоль тротуара, чтобы интерес к даче не бросался в глаза. Улица Десантников не была ни самой просторной, ни самой чистой, у кафе валялось бессчетное количество битых тарелок; на заборе, сбоку, вывешен был пожарный щит — крючья, лопата, металлический багор — все чистенькое, ни разу не побывавшее в деле.

«В траве лежал багор, наподобие пожарного… — Денисов вспомнил рукопись. — Я забыл, что у людей свои корысти, дела». И дальше: «Когда-нибудь мы посмеемся над перипетиями этой ночи…» Кто «мы»? — подумал Денисов.

— Дача вдовы Роша, — объяснил Пашенин. — Или, как ее называют, мадам Роша.

— Недолюбливают?

— Наоборот. Дети вообще без ума от нее. Из своих поездок привозила им пистолеты, пистоны.

— Внутри приходилось бывать?

— Смотрел. — Он уклонился от ответа. — В середине большая комната, гостиная. Справа две небольшие, изолированные, коридор. Все комнаты выходят на застекленную террасу… — Старший опер все больше нравился Денисову, он даже готов был простить ему холодность при их первом знакомстве. — Дальше — вроде палубы. Как раз над спасательной станцией. Как капитанский мостик. Во дворе сарай, мастерская. Столярная или слесарная. Сама Роша прописана в Ленинграде. Живет то там, то у нас. То в Киеве, у подруг.

— В Планерском подолгу?

— Наездами. Обычно три-четыре раза в году. Тогда тут шумно. Старики, молодежь. Знакомые… — Пашенин повел кроссовкой, залюбовался белизной носка. — Из Курортного, со Старого Крыма. И здешние — из Дома творчества. У нее тут все друзья. Телефон не умолкает.

— В доме телефон?

— Да. В газете о ней недавно писали. Я сам читал.

— А что за газета.

— Районная, «Путь Ильича», за май. «Помогает молодым литераторам, художникам…»

— Когда она бывает в Планерском?

— Обычно? Весной. На лето, в жару, уезжает под Ленинград. В Репино. Или к сестре. А случается, бросит все и сюда.

— Но сейчас этому конец?

— Вы о чем? — Пашенин не понял.

— Продает дачу. Если не продала.

— Это известно.

— Не беспокоит?

— Тревожащих сигналов пока не было. Это я в отношении уголовников. Оперативная обстановка у нас не очень сложная.

— Роша получила деньги в мае?

— Половину. Вторую должны еще выплатить. А может, уже получила.

Мимо прошла компания курортников — в шортах, в купальниках. Женщина, шедшая последней, несла включенный транзистор. Курортницы давно уже не было, а звук бит еще стоял в воздухе, не исчезал.

— Поднимешься со мной? — Денисов показал на гору, возвышавшуюся по другую сторону дачи.

— Действительно спешу. — Пашенин явно сожалел. — Кроме того, меня многие знают. Привлечет внимание… Хотя вообще-то хозяевам нравится, когда приходят смотреть.

— Даже в их отсутствие?

— Калитку обычно не запирали.

— У Роша есть родственники?

— По крайней мере двое. Женщина, переводчица, эта приезжает один-два раза в год… — Про Ширяеву старшему оперу было известно мало, он сразу перешел к мужчине. -Еще родственник по линии умершей младшей сестры, инженер… Он постоянно здесь. Занимается хозяйством, за повара и шофера. Он и садовник. Эти деревья вокруг дачи сам посадил. Даже березы.

— Какая машина у них?

— «Волга». Двадцатьчетверка.

— А куда ездят?

— Куда захотят. В Старый Крым. В магазин. В бухты. Еще в Судак.

— Где она обычно стоит?

— У дачи. В гараже.

— А в автокемпинге, на стоянке?

— Ставят и там. Его все знают. Он, бывает, сопровождает старуху. Как в этот раз… Пока их не было, с весны машина была на стоянке.

— Родственник — блондин? Высокого роста, в очках?

— В очках, блондин. Но полноватый, приземистый. Лет тридцати.

Денисов подумал:

«С портретами персонажей автор эссе мог поступить как ему заблагорассудится…»

Они отошли к пожарному щиту, чтобы не мешать возвращавшимся с пляжа выстраиваться в очередь у кафе. Несколько беспризорных, разучившихся лаять собак посторонились, давая место.

— Он работает?

— У него производственная травма, инвалид.

— Как же водит машину?

— Не мешает. Живет один. Чудак, коллекционер. Часто вечерами на набережной. А то у рыбаков. Он у нас прописан, в Коктебеле. И пенсия ему идет на Судак. Там знакомая у него… — Как старший опер Пашенин был неплохо обо всем информирован. Денисов оценил это. — У тебя нет больше вопросов? — Пашенин впервые обратился на «ты», как заведено между розыскниками.

— Еще о родственнике. Я хочу, чтобы произвели проверку, запросили материалы. Оснований особых нет. И все-таки… Прошлый образ жизни, материальное положение. Он не племянник?

— Нет. Седьмая вода на киселе.

— Имеет право собственности на часть дачи?

— Нет. Дача целиком — Роша.

— Ты сказал о нем — коллекционер. Филателист, нумизмат?

— По-моему, все собирает. Подряд.

— И оружие?

Испанское название пистолета, из которого произведен был смертельный выстрел на платформе, постоянно забывалось. Но з следственном поручении оно было приведено полностью: