Тень звука - Страница 3

профессия рождать

древней, чем убивать.

Визжат мальцы рожденные

у повитух в руках,

как трубки телефонные

в притихшие века.

Мир тебе,

Гуго,

миллеровский пес,

миляга.

Ты не такса, ты туфля,

мокасин с отставшей подошвой,

который просит каши.

Некто Неизвестный напялил тебя

на левую ногу

и шлепает по паркету.

Иногда Он садится в кресло нога на ногу,

и тогда ты становишься под носом вверх,

и всем кажется, что просишь чего-нибудь

со стола.

Ах, Гуго, Гуго... Я тоже чей-то башмак.

Я ощущаю Нечто, надевшее меня...

Мир неизвестному,

которого нет.

но есть...

Мир, парусник благой. –

Америку открыл.

Я русский мой глагол

Америке открыл.

В ристалищных лесах

проголосил впервые,

срываясь на верхах,

трагическую музыку России.

Не горло – сердце рву.

Америка, ты – ритм.

Мир брату моему,

что путь мой повторит.

Поэт собой, как в колокол,

колотит в свод обид.

Хоть больно, но звенит...

Мой милый Роберт Лоуэлл,

мир Вашему письму,

печальному навзрыд.

Я сутки прореву,

и все осточертит,

к чему играть в кулак?

(пустой или с начинкой?)

Узнать, каков дурак, –

простой или начитанный?

Глядишь в сейчас – оно

давнее, чем давно,

величественно, но

дерьмее, чем дерьмо.

Мир мраку твоему.

На то ты и поэт,

что, получая тьму,

ты излучаешь свет.

Ты хочешь мира всем.

Тебе ж не настает.

Куда в такую темь,

мой бедный самолет?

Спи, милая,

дыши

все дальше и ровней.

Да будет мир души

измученной твоей!

Все меньше городок,

горящий на реке,

как милый ремешок

с часами на руке,

значит,

опять ты их забыла снять.

Они светятся и тикают.

Я отстегну их тихо-тихо.

чтоб не спугнуть дыхания,

заведу

и положу налево, на ощупь,

где должна быть тумбочка...

Сан-Франциско – Коломенское

Сан-Франциско – это Коломенское.

Это соет посреди холма.

Высота, как глоток колодезный,

холодна.

Я люблю тебя, Сан-Франциско;

испаряются надо мной

перепончатые фронтисписы,

переполненные высотой.

Вечерами кубы парившие

наполняются голубым,

как просвечивающие курильщики

тянут красный, тревожный дым.

Это вырезанное из неба

и приколотое к мостам

угрызение за измену

моим юношеским мечтам.

Моя юность архитектурная,

прикурю об огни твои,

сжавши губы на высшем уровне,

побледневшие от любви.

Как обувка возле отеля

лимузины столпились в ряд,

будто ангелы улетели,

лишь галоши от них стоят.

Мы – не ангелы. Черт акцизный

шлепнул визу – и хоть бы хны...

Ты вздохни по мне, Сан-Франциско.

Ты, Коломенское,

вздохни...

Общий пляж №2

По министрам, по актерам,

желтой пяткою своей

солнце жарит

полотером

но паркету из людей!

Пляж, пляж –

хоть стоймя, но все же ляжь.