Тень Земли - Страница 21
За кажущимся спокойствием Сергея, за его показными уверенностью и сдержанностью, которые он пытался противопоставить потоку многочисленных проблем, неувязок и мелких неприятностей, всегда неизбежных при организации нового дела, – за всем этим она чувствовала нарастающую опасность.
Проснувшись среди ночи, вдруг замечала, что Сергей не спит. Он мог лежать часами, вперив глаза в потолок, и не произносить ни слова, будто окаменев. Ее словно не существовало в эти ночные часы. Бесполезно было пытаться завязать разговор. Она пробовала – ничего не получалось. Сергей грубо обрывал ее, и только…
Терялась в догадках, стараясь понять, хотя бы с чего все началось. С разговора о Строкове? Или все произошло потом, после похода Сергея со Строковым на водосбор?
До боли в ушах слушая звенящую тишину за окном, она будто пила ледяную воду. Если долго и напряженно прислушиваться к едва уловимым звукам, слух обостряется, раздвигаются невидимые границы пространства. Шорохи, рожденные далеко в ночи, становятся близкими, приобретают какой-то новый, скрытый смысл. Вот резко и печально крикнула ночная птица, что-то прошелестело по крыше и тяжело вздохнуло за окном…
Строков говорил, что ночами, если слушать очень долго, можно услышать, как шепчутся скалы. Может быть, он имел в виду что-нибудь другое. Она многое не понимала из того, что он говорил, часто даже не ей. Ослу, например…
Набравшись наконец мужества в этом ледяном молчании, она спросила:
– Когда это кончится, Сережа? Когда ты перестанешь носить все в себе? Я ведь тоже живой человек…
Сергей молчал, и она подумала, что ее голос похож на шелест сухой травы. Такой же неживой, бесцветный…
– Завтра утром, наверно, перестану, – неожиданно сказал Сергей. Он чиркнул спичкой, жадно затянулся и продолжил: – Завтра, Наташенька, всё кончится. Как – не знаю, но кончится.
– Да что кончится?! Скажешь ты, наконец? Я не понимаю ничего. Каждую ночь не сплю вместе с тобой, жду, что ты скажешь…
– Что мне говорить? Если Хакимов прав: говорить уже поздно. Тогда завтра мы ничего не добьемся. Не сможем предотвратить. Не сумеем остановить лавину…
– Это стихийное бедствие, Сережа. Не ты же ее выдумал – эту лавину.
– Ее выдумал Строков.
– Ты делаешь все, что можно, все, что в человеческих силах, я же вижу…
– Ничего ты не понимаешь. Строков меня предупреждал. И точно рассчитал момент… Те, кого нет с нами, уехали, ушли, умерли – неважно. Они всегда правы. Вот и Строков вовремя удалился, исчез. Теперь он будет прав – а я нет. Это его лавина. Она-то осталась, и она меня доконает.
Сергей говорил сбивчиво, отрывисто. По его изменившемуся голосу она поняла, как нелегко ему сейчас. И волна нежности, жалости к нему захлестнула ее, потому что за все время их знакомства ей не довелось узнать, что он тоже может быть слабым и беспомощным, как ребенок. И если сегодня она видит его таким, значит, причина еще серьезней, чем она предполагала.
– Строков не мог никуда исчезнуть. Не такой он человек. Ты бы позвонил в район, узнал…
– Я звонил. Узнавал.
– И что же?
– Его нигде в районе нет.
– А в кишлаке?
– Я и туда посылал Хабиба. Нет его нигде. Испарился, исчез. Обещал поехать жаловаться на меня в какие-то высокие инстанции. С него станется… А насчет стихийного бедствия… – продолжал Сергей после небольшой паузы. – Стихийное бедствие – это когда о нем не знают. А если кто-то предупреждал, а кто-то упорствовал, не соглашался, отстаивал свою точку зрения, то в результате нет стихийного бедствия, а есть виновник происшествия и готовый козел отпущения. Он ответит за все полной мерой, не сомневайся.
– Но ведь ты все делал так, как считал лучше, как думал!
– Думал! Кому до этого дело? Какая разница, кто что думал? Важен результат. Только результат. Понимаешь?
– Но послушай, Сережа, здесь есть люди, ведь вы собираетесь что-то предпринимать?
– Я не знаю, что из этого выйдет. Честно. Не знаю. А Строков знал. И если нам не удастся… так Строков говорил, что ничего у меня не выйдет. А теперь он где-то затаился и ждет своего часа, как эта лавина, чтобы нанести последний, завершающий удар.
– По-моему, ты не прав, несправедлив к нему…
– И это он мне говорил почти теми же словами, что я, де, несправедлив к людям… Ну что же, завтра все станет ясно, кто из нас прав… Хакимов против меня, погода, Строков… Только ты меня не бросай. Что бы ни случилось – не бросай.
– Я тебя не брошу, Сережа.
– Я знаю. Ты единственный человек, который меня не предаст ни при каких обстоятельствах, – вдруг сказал он своим прежним твердым голосом. – Если бы можно было все вернуть к началу, знать тогда, что здесь для меня заготовлено… Но я, как мальчишка, попался. Командовать мне захотелось. Самому себе хозяин, без начальства пожить. Вот и пожил.
– Перестань! – почти крикнула она. – Ты говоришь так, словно уже проиграл. Так и случится, если заранее уверен в неудаче. Беду можно накликать, я знаю. Но если сейчас возьмешь себя в руки, продумаешь каждую мелочь, соберешь все силы… Я плохо разбираюсь в твоих делах и не могу помочь советом, но если поверишь в победу – обязательно победишь! Обязательно!
– Эти игрушки не для меня. «Победишь – не победишь». Давай спать. Завтра видно будет.
– Я не знаю, как помочь тебе…
Она уже не скрывала слез и вдруг почувствовала, что его рука осторожно и нежно прошлась по ее волосам. Эвакуация людей из долины началась глубокой ночью, сразу после того, как пришел сигнал от службы оповещения о том, что в лавинном теле начались первые подвижки.
Тяжелые армейские грузовики, разбрызгивая грязь, шли по поселку непрерывной колонной. Внизу вторые сутки не переставая лил дождь. Казалось, потоки воды рождались тусклыми фонарями. Попадая в световой конус, невидимый за его пределами, сплошной поток капель отливал зловещим ртутным блеском. Глухой рокочущий шум долетал с горных вершин, и невозможно было понять, грохочет там слишком ранняя для этой поры гроза или лавина уже начала вниз свое безостановочное, неотвратимое движение.
Люди в ожидании очереди стояли на улицах небольшими группками, с чемоданами и узлами в руках. Большинство угрюмо молчали, если где и вспыхивал мимолетный тревожный разговор, он быстро угасал под потоками дождя.
Водители, получив у здания поссовета маршрутную карту с номерами домов и названием улиц, постепенно рассредоточивались по поселку. У поссовета ни на секунду не прекращался водоворот техники и людей. По нервозности, по резким командам и ругани шоферов можно было догадаться, что времени оставалось слишком мало. Хорошо спланированная операция, столкнувшись с лабиринтом ночных улиц и с недопустимой медлительностью гражданского населения, постепенно выходила из графика.
* * *
Будильник звонил отвратительно долго, и, не открывая глаз, Сергей уже знал: лететь придется сегодня. Заснуть удалось часа на два перед самым рассветом, и голову теперь ломило от бессонной ночи. Казалось, веки налились свинцом. Как хорошо было бы ничего не делать, не знать… Проснуться в своей квартире, включить кофеварку и отправиться не спеша на работу по праздничным, умытым дождем улицам…
Мысль о дожде заставила его содрогнуться, он представил, как под его струями, раскисая, рушатся снежные бастионы, пока еще сдерживающие напор притаившегося на перевале, смертельно опасного снежного зверя…
Из поезда на ходу не выпрыгнешь. Он уже прочно впрягся в повозку, так что придется вставать, идти к вертолету, распределять грузы и отдавать распоряжения. Стронувшись с места, как снежный ком, нарастала захватившая его лавина дел, и, невесело усмехнувшись плоскому каламбуру: «Лавина – против лавины», он решительно поднялся.
За дверью пронзительный холодный ветер нес через весь двор клочья облаков. Иногда такой обрывок облака, зацепившись за сарай, на мгновение приостанавливал свое движение, и тогда в белесой мгле исчезали фигуры людей, весь двор станции, и лишь черный крест вертолетного винта протягивал к Сергею свои лопасти.