Тень ястреба. Сага призрачных замков - Страница 84

Злость порождает ненависть; если гнев не проходит, ненависть становится еще сильнее. Мы уже упоминали о той враждебности, какую испытывал по отношению ко всему миру Роберт Говард. Конан, его второе "я", с такой же ненавистью преследует своих врагов. Несмотря на то что многие из убийств, совершенных Конаном, вполне оправданны, иногда он убивает только из мести (например, когда распинает Констанция или бросает неверную подругу в выгребную яму). Но если варвар давал выход своим низменным чувствам, все же контролируя их, и в конце концов завоевал трон, его создатель обращал свою ненависть на себя и покончил жизнь самоубийством.

Такая буря чувств по вкусу людям, в чьих душах тоже скрывается гнев и гордость, а также тем, кто живет в жестокое время. Тот, кто обладает мягким характером, редко становится героической личностью; на самом деле, такая фигура кажется скучной и неинтересной молодым людям, которые постоянно сталкиваются с жестокостью и насилием в книгах и на экранах телевизоров. Если бы Конан и его создатель были чувствительными людьми, принимающими этот мир таким, какой он есть, и следующими его правилам, истории о могучем варваре никогда не стали бы -героической- фэнтези.

Другой причиной популярности Конана в конце двадцатого века является, по нашему мнению, то, что великий варвар воплощает в себе физическое совершенство и отрицание всевозможных авторитетов, что весьма импонирует читателям сильного пола (хотя среди поклонников серии рассказов о Конане есть и дамы, но они все же в меньшинстве). Во времена воинствующего феминизма и равноправия женщин Конан — бродяга, свободный странник, самозабвенно наслаждающийся ласками женщин и не несущий никакой ответственности за биологические и социальные последствия своих сексуальных приключений,— является воплощением беспечного завоевателя женских сердец. Бесчисленное количество мужчин, что помогают сегодня по хозяйству своим работающим женам, невольно размышляют о радостях жизни в стародавние времена, когда прекрасные женщины беспрекословно подчинялись желаниям сильных мужчин, а нежеланные дети для них (мужчин) просто не существовали.

В целом, Конан — это мечта. Мечта о силе и свободе, о возможности определять свою жизнь исключительно собственными природными качествами, такими, как мужество, ловкость, решительность. Те мужчины, которые являются прямыми свидетелями как положительных, так и отрицательных сторон технического прогресса, находят вымышленный мир Говарда заманчивой и утешительной сказкой.

Роберт Говард рассказал увлекательную историю и превратил свои собственные ощущения и чувства своего героя в переживания читателей. Но в серии рассказов о Конане есть еще одна черта, придающая им особое величие. Говард был поэтом; со временем он научился писать стихотворения в прозе Во многих отрывках прослеживается ритм, характерный для Шекспира и версии Библии, написанной королем Иаковом в семнадцатом веке.

Мы считаем, что эта ритмичная проза могла быть наследием тех предков Говарда, кои строили свои жилища в предгорьях Аппалачей, прежде чем отправиться осваивать дикие пустынные земли Техаса. Немного архаичное английское наречие сохранилось в районе предгорий вплоть до XX века и существует там по сей день. Каким бы образом Говард ни обрел этот дар великолепного ритма слова, характерного для глубокой старины, он по ассоциации придает какое-то особенное благородство многим рассказам о Конане. Отрывок из начала "Конана-завоевателя", процитированный ранее в этой главе, показывает, что написанная простыми словами повествовательная речь может стать произведением искусства.

Для тех, кто не хочет перелистать роман, мы выбрали другой отрывок, в котором ритм соединяется с намеком на волшебство, чем создается ощущение тайны, пронизанной ужасом: "В спальне с высоким куполообразным позолоченным потолком дремал и предавался мечтам король Конан. Вдруг сквозь клубящийся серый туман он уловил таинственный зов, слабый и далекий, и, хотя не понимал его, не мог к нему не прислушаться. С мечом в руке он прошел через серую дымку, как будто сквозь облака, и голос становился все более отчетливым, пока наконец ему не удалось разобрать слова — голос повторял его имя и звал через Время и Пространство".

В своих рассказах Говард использует множество поэтических приемов. Один из них — аллитерация, или повторение звуков, с которых начинаются слова. Следующее предложение, возможно, и было продиктовано внезапным поэтическим озарением, но частое повторение таких отрывков говорит о том что Говард перенял этот поэтический прием у поэта Суинберна, с чьими произведениями техасец, несомненно, был знаком: "Его кошачьи неслышные шаги были странно отчетливо слышны в тишине". В другом случае Говард комбинирует аллитерацию со звукоподражанием — когда по тому, как звучит слово, можно догадаться, что оно обозначает: "Внезапно в дремлющей тишине раздался громкий звон огромного гонга!"

Говард часто использует персонификацию, или олицетворение. Он изображает неодушевленные предметы как живые существа. Многие одинокие люди наделяют вещи признаками людей и животных, следовательно, это выразительное средство должно было особенно импонировать Говарду. В вымышленном мире, где неодушевленные предметы и силы как бы оживают, двигаются, видят и чувствуют, бесконечно больше возможностей для волшебства, чем в мире, где камень — это просто камень, а солнце — всего лишь круглое тело из расплавленного газа, вокруг которого вращается наша планета. Таким образом, олицетворение не только показывает, что Говард был изобретателен в выдумке всяких необычных вещей, но и подчеркивает фантастичность происходящего в его рассказах.

Вот некоторые яркие примеры олицетворения: "Узкая лодка подпрыгивала и раскачивалась", "Темнота неслышно двигалась медленными шагами...", "Великий Тугра Котан мирно спал, в то время как черви подтачивали крошащиеся колонны..."

Кроме стилистических приемов Говард использует в своих описаниях настоящее буйство красок. Разве можно лучше открыть изумленному читателю вид на расстилающуюся перед ним прекрасную страну в тот день, когда ее могущественные воители могли бы завоевать мир: "Даже сейчас, когда за горами листья на деревьях съежились от зимнего холода, высокая густая трава поднималась над равнинами, где гарцевали лошади и бродила домашняя скотина, которой славился Пуантэн. Пальмы и апельсиновые деревья улыбались, протягивая свои ветви к солнцу, а башни замков, расцвеченные в глубокий пурпур и золото, отражали сияющий солнечный свет. Это была страна тепла и изобилия, красивых женщин и жестоких воинов"?

Описание драгоценных камней также всегда вызывает восхищение читателя. В то время как в рассказах упоминается бесчисленное множество рубинов, аметистов, нефритов, всего лишь в одном отрывке нашим изумленным глазам предстает потрясающее изобилие драгоценных камней. В рассказе "Черный Колосс" вор по имени Шеватас осмелился проникнуть в заколдованную гробницу, охраняемую змеем, и там обнаружил сундук с такими драгоценностями, которые ему не могли привидеться даже во сне: "Сокровища предстали перед ним во всем своем сверкающем великолепии — горы алмазов, сапфиров, рубинов, бирюзы, опалов, изумрудов; целые башни из нефрита, черного янтаря и лазурита; пирамиды из золотых слитков; теокалли из слитков серебра; украшенные драгоценными камнями мечи в позолоченных ножнах; золотые шлемы с гребнями из окрашенного конского волоса или с черными и алыми плюмажами; посеребренные корсеты; инкрустированные драгоценными камнями доспехи, в которые были облачены короли-воины, три тысячи лет пролежавшие в своих усыпальницах; позолоченные черепа с лунными камнями вместо глаз; ожерелья из человеческих зубов, в которые были вставлены драгоценные камни. Пол из слоновой кости был устлан золотой пылью толщиной в несколько дюймов, которая сверкала и искрилась под темно-красным мягким светом мириад мерцающих огней".