Тень ястреба. Сага призрачных замков - Страница 83

Рассказы о Конане пользовались огромной популярностью среди читателей -Сверхъестественных историй-. В ежемесячных опросах, проводимых журналом (какая история вызывает наибольший интерес?), первое место обычно занимали рассказы о Конане. В разделе для писем читатели не скупились на щедрую похвалу автору: "Мистер Говард не просто пишет, он создает шедевры"; "У Говарда есть особенный дар переносить читателя с порядком надоевшей старушки Земли в воображаемые миры, такие странные и чуждые нам"; "Конан — величайший из всех персонажей, появлявшихся в журнале"; "Зловещие и необычные приключенческие рассказы Роберта Говарда никогда не могут надоесть".

Разумеется, не всегда читатели были единодушны в своем мнении. Некоторые из них хвалили произведения в общем и целом, но находили, что рассказы Говарда о Конане не идут ни в какое сравнение с историями о Соломоне Кейне, короле Кулле или Бране Мак-Морне. Особенно сурова была Сильвия Беннетт: "Прекратит ли когда-нибудь Роберт Говард писать свои леденящие душу рассказы о "кровавых битвах" и "жестоких сражениях"? Я устала от бесконечных убийств и кровопролития. После чтения очередной из его историй я чувствую себя так, будто выкупалась в крови... Если бы мистер Говард писал рассказы о Соломоне Кейне, а не эту героическую чушь о Конане, он снова стал бы одним из лучших писателей журнала, а не уходил бы постепенно в забвение, что неизбежно ждет его, если он собирается и в дальнейшем создавать подобного рода опусы".

Роберт Блох (прославившийся впоследствии благодаря повести "Психопат"), имевший свои собственные мечты о литературном поприще, был тогда горячим поклонником Говарда, однако и он безжалостно критиковал его: -Я ужасно устал от этого болвана Конана, который в пятнадцати предыдущих выпусках каждый раз умудрялся уничтожить очередного волшебника, победить очередное чудовище, побывать на грани ужасной смерти, тем не менее (как ни странно!) ему удавалось спастись; покорял очередную красотку, причем чем больше она была склонна выставлять напоказ свои прелести, тем лучше... Я призываю: "Долой этого дикаря с железными бицепсами — пусть отправляется в свою Валгаллу и вырезает там фигурки из бумаги!"-

Поклонники Конана встали на защиту автора. Спустя два месяца после того, как Блох опубликовал свое уничтожающее письмо, в январском выпуске журнала (1935 г.) был опубликован его первый рассказ "Пир в аббатстве". Поклонники Конана набросились на него, как коршун на цыпленка. Керк Мэшберн, который тоже писал для "Сверхъестественных историй", жаловался: "Когда один автор, пытаясь сделать себе имя, оскорбляет другого писателя перед редактором, он должен быть весьма непорядочным человеком. Я называю это моралью подлецов — или проституток".

В ответ Блох в качестве оправдания заявил, что, во-первых, он восхищается другими рассказами Говарда и критиковал лишь истории о Конане; во-вторых, семнадцатилетний начинающий писатель едва ли может тягаться с таким признанным автором, каким является Роберт Говард; в-третьих, когда он написал письмо, он был всего лишь любителем фантастики, а не писателем, которого публикуют в журналах.

До сих пор по поводу историй о Конане существуют самые различные мнения. Флетчер Пратт, сам бывший известным писателем в фантастическом жанре, отзывался о них весьма холодно. Такова же была позиция Уильяма А. П. Уайта, который под псевдонимом Энтони Буше писал фантастические повести и был редактором "Журнала фэнтези и научной фантастики". Но в 1967 году Дж. Р. Р. Толкиен, очень критично относившийся к большинству писателей этого жанра, признавался основному автору данной книги, что ему "весьма понравились" рассказы о приключениях киммерийца.

Невзирая на различные суждения, сага о Конане демонстрирует расцвет писательского мастерства Говарда. Ему больше не нужно было штудировать произведения современников в поисках подходящего места действия своих произведений — он создал свой собственный удивительный мир. Наряду с тем, что он продолжал иногда заимствовать элементы сюжетов у других писателей, которыми восхищался, для создания леденящей душу обстановки Говард обращался к подробностям собственных ночных кошмаров; на основе своих убеждений он воплощал яркие и оригинальные замыслы. Он больше не копировал-стиль изложения других авторов — например, Лавкраф-та или других известных писателей -Приключенческого журнала-,— он выработал свой великолепный, легко узнаваемый язык.

Серия рассказов о Конане резко выделяется из основного творчества Говарда по сюжетам и по стилю. В них объединены динамичное действие, кровавые схватки, леденящая кровь магия и нарисованные яркими красками страны солнечного света и царства теней. Неудивительно, что ныне Говард считается зачинателем жанра "героической" фэнтези в Америке. Писателя не без оснований осуждали за обилие сцен насилия в рассказах и эмоциональную незрелость его персонажей. Но когда читатель узнает о ненависти, которую Говард постоянно был вынужден подавлять в своей душе, о мучающих его ночных кошмарах, о страхе перед неизвестными врагами, о его ужасном одиночестве, он придет в изумление, поняв, что автор мог также любоваться красотой восхода солнца или цветка, что он с такой любовью писал о животных.

Когда обсуждается чье-либо произведение, всегда имеет место субъективизм, даже если талантливый редактор признает творчество автора. Поэтому мы просто отметим некоторые сильные и слабые стороны в лучших произведениях Говарда и предоставим читателю возможность сделать свои собственные выводы.

Читателя неизменно изумляет в рассказах о Конане накал переживаний, который порождается страхами, ненавистью, сдерживаемым гневом Говарда. Менее эмоциональный писатель вряд ли мог бы достичь такого же эффекта. Несмотря на то что прототипом Конана является отец Роберта Говарда, в киммерийце можно увидеть и черты самого писателя; он был создан как воплощение мечтаний Говарда, как человек, похожим на которого хотел быть (или думал, что хотел) сам автор.

Страхи Говарда коренились в его раннем детстве, когда над его головой зловеще шумел лес, а ручей, журчавший неподалеку от дома, казался огромной рекой, чьи бурлящие воды наполняли сердце ребенка ужасом; они усиливались тем, что его мать чувствовала себя неуютно в том заброшенном местечке, куда они вынуждены были переехать из-за отцовской практики, тем, что она постоянно хворала, скрывая свою неизлечимую болезнь под маской напускной веселости. К столь сильным отрицательным чувствам Говарда имел отношение и его отец — властность, сквозившая в манерах доктора, делала его в глазах сына почти сверхчеловеком; его частые вспышки ярости придавали ему облик бога или дьявола, которому следует покорно подчиняться.

Эти страхи всплыли позднее в ночных кошмарах маленького Роберта, в его лунатизме, которым он страдал в подростковом возрасте, в его стихах, проникнутых глубочайшим отчаянием, и воплотились в чудовищах, с которыми сражался Конан, борясь за свою жизнь. Лавкрафт говорил, что в каждую историю Говард вкладывал свою душу. Действительно, это было то чувство отчаяния, которое заставляет нас содрогаться от ужаса в запертой наглухо комнате, или во время восхождения на гору, или в момент борьбы за глоток воздуха в тисках свившегося кольцами гигантского змея, — короче говоря, вместе с Робертом Говардом мы переживаем всю боль, все желания и победы Конана.

Конан был жестоким человеком; он был варваром. Он не боялся смерти; напротив — он не склонялся перед ней даже тогда, когда его окружало богатство и самые прекрасные женщины. Мир Конана был суров и непреклонен, в нем никому ничего не прощалось. У киммерийца всегда был выбор-, либо он, прикрывавший наготу лишь лоскутом материи, плохо вооруженный, попытается найти в этом мире свое место, либо ему суждено погибнуть. Тяжким бременем лежащее на душе писателя ощущение, что мир отвергает его, Говард приписывал своему эпическому герою. Любой достаточно взрослый читатель, испытавший в жизни и сладость победы, и горечь разочарования, не может не понять, что образ Конана трагичен. Это подсознательное чувство необходимости постоянной борьбы за свою жизнь придает характеру варвара общечеловеческий смысл, который редко встречается в персонажах современной эскапистской литературы.