Тень Лучезарного - Страница 5

– Точно, – выпрямилась, отряхнула колени Бибера. – Я, конечно, принюхалась за эти дни, но поначалу тленом воняло так, что тошнота стояла у горла. А теперь… запаха нет. Такое ощущение, что пеплу тысяча лет.

– Или полторы тысячи, – поправил ее Игнис, оглядываясь.

Небо над головой оставалось таким же серым, как равнина вокруг, разве только уже близкие, кажется, руку протяни, белоснежные пики Балтуту отыскивали где-то солнечные лучи, да чернота, что прежде окутывала весь горизонт, копилась только на западе у Бараггала. Теперь, когда не стало ни ветра, ни запаха, но и магия не застилала взгляд, не била в ноздри, не гудела в ушах, начал ощущаться легкий морозец. Слишком легкий для этих дней. Если что и баловало жителей истерзанной колдовством Анкиды в самом начале одна тысяча пятьсот шестого года от битвы при Бараггале, то это зима. Мягкой она пока выходила. Мягкой и беззащитной, как сама Анкида, середину которой теперь покрывала серая короста.

– Может быть, путь к Кируму теперь открыт? – посмотрел на Бриту Игнис, и в этот миг Бибера вдруг закричала:

– Какого демона?! На меня ведь не действует магия!

– Что там? – шагнул к племяннице короля Бэдгалдингира Игнис.

– Перстень твой… – блеснула слезами Бибера, сдирая украшение с пальца. – Горячий! Точно волдырь будет! Раскалился! Да что ж ты!..

Брошенный перстень зашипел в снегу, камень украшения засиял нестерпимым светом, затем померк и осыпался все тем же серым пеплом. Позеленевший от нагрева металл блеснул каплями расплава и утонул в грязи.

– Нити, – показала запястье Брита. – Их нет.

– Пока они с вами, Светлая Пустошь видит в вас своих слуг, – прикладывая к обожженному пальцу снег, вспомнила слова колдуна Бибера. – Что же выходит? Обманул нас старик?

– Сам обманулся, – пробормотал Игнис, возвращаясь к лошади. – Софус… Намтар… Кто он на самом деле? Не знаю… Может, оно и к лучшему. Это не магия обожгла тебя, Бибера.

– А что же тогда? – нахмурилась девушка.

– Освобождение от нее, – поднялся в седло Игнис. – Закончился срок, и заклинание, заключенное в перстне, распалось. Или кто-то захотел, чтобы оно распалось. Но силы в нем было много, так что… Ты еще не поняла? На тебя не действует именно морок. То, что обманывает слух, взгляд, вкус. Может быть, и еще какая пакость, но если магия разрушает тот же камень? Ты крепче камня? Радуйся, что палец цел.

– Я не камень, – скривила губы Бибера. – Но чье это колдовство? Здесь никого нет, кроме нас троих! И кто может проявлять ловкость из-за горизонта?

– А кто может раскидывать Светлую Пустошь от горизонта до горизонта? – спросил Игнис. – Конечно, она могла раскинуться и сама, но мне кажется, что у нее появился правитель. И вряд ли это был тот мурс, что показался нам утром. Если только он навел на нас… кого-то.

– Но зачем ему мы? – не поняла Бибера. – Не мурсу, этому правителю? И уж во всяком случае, если он пылает к тебе ненавистью, Игнис, откуда он мог знать, куда послать мурса?

– Он мог искать нас долго, – тронул коня Игнис. – Да и велика ли забота проверить дороги?

– Пусть, – не унималась Бибера, – но разве король Ардууса повелевает мурсами? Равнина почернела в день его провозглашения императором, ведь так? А что теперь? Появился новый правитель? Или недавний придумал себе еще какой-нибудь титул? Кто все это делает, мне может кто-нибудь объяснить?

– Кто-то, – обернулся, придержав коня, Игнис. – И ты права, может быть, это не Пурус Арундо. Потому что если ему по силам управляться со Светлой Пустошью, то он уже не тот король Ардууса, которого я знал.

– А если ему и нет до нас никакого дела? – предположила Брита. – Тому, кто правит? Если он забирает себе всю силу, не думая о нас? И если огненные волокна и перстень тоже были замешаны на ней, почему он должен был их оставить? Где бы мы ни оказались. Какая ему разница?

– Подожди, – сдвинул брови Игнис. – Волокна – это наследие Лучезарного. Не хочешь ли ты сказать…

– Что вернулся он сам? – продолжила Брита. – Не знаю. Ничего не знаю, кроме того, что две недели назад Пурус Арундо должен был стать императором Великого Ардууса.

– Значит, празднества закончились, – Бибера с сожалением подула на палец, – и император занялся делами. Первым делом прибрал к рукам Светлую Пустошь…

– Кто бы ни стал императором, но делами он определенно занялся, – снова задумался Игнис. – В путь. Не будем медлить.

Им оставалось пройти до Малиту не более десятка лиг, когда пошел мокрый снег. Серость, окружавшая путников, на глазах стала светлеть, затем белеть. Равнина словно выправилась, выпячивая распадки и подбирая холмы, даже редкие деревья торопились одеться в белое, и, хотя вечер накатывал, становилось светлее.

– Может, еще и обойдется? – поравнялась с Игнисом Брита.

Принц вдохнул сырой и свежий воздух и посмотрел на небо, которое именно теперь отчего-то казалось ему источником опасности. Низкие облака над головами путников продолжали исторгать снег, но высоко, там, где хлопья сливались в туманное месиво, появилась какая-то рябь. Игнис придержал лошадь, зажмурился, вглядываясь в нее, понял, что сквозь снегопад несется с севера огромная птичья стая, собрался с удивлением покачать головой, как вдруг подала голос Бибера:

– Сэнмурвы! Лопни мои глаза, сэнмурвы!

– Вот и привет от мурса, – с досадой вымолвила Брита.

– Быстро, – прошипел Игнис. – Ельник в полулиге! Там где заснеженные скалы! Быстро!

– Какой ельник? – закричала за его спиной Бибера. – Где?

Они успели добраться до скал за полминуты до того, как шум крыльев, лай и невыносимый вой сэнмурвов стали раздаваться почти над головой. Огромные заснеженные ели, неожиданно вымахавшие на бесплодных камнях предгорьев Балтуту, взметнулись перед мордами коней и пропустили отряд под зеленые колючие лапы. И уже там, в сумраке, радуясь, что лай и вой небесных тварей стал стихать, Игнис хотел было обернуться, чтобы укорить изрыгающую ругательства Биберу, как вдруг понял, что елей и в самом деле нет, а есть только несколько скал, костер, лошади у низкого кустарника, пара шатров с вытканным на серой ткани пологов черным кабаном и около полсотни воинов у костров.

– Какой ельник? – раздраженно прошипела почти в ухо Игнису Бибера, осеклась и тут же с облегчением выдохнула: – Герцог Эксилис!

– Энки благословенный, – спрыгнула с лошади Брита. – Эксилис Хоспес! Герцогиня Монс! Принцесса Аментия! Фестинус! Серва! И вы здесь?

Игнис слез с лошади, подошел к герцогу, поклонился ему и герцогине, затем выказал почтение младшему поколению королевского дома Утис, покачал головой. За те полтора месяца, что прошли после совета в часовой башне Кирума, Эксилис переменился. Похудел и осунулся. Но глаза его на юном, прорезанном складками усталости лице горели.

– Мы ждем тебя, принц, уже пять дней, – улыбнулся Эксилис. – Признаюсь, я не верил, что ты движешься с севера на юг, но привык доверять тем, кто мудрее меня.

С этими словами молодой герцог обернулся и кивнул двум незнакомцам, стоявшим возле Аментии Адорири.

– Тем более что они вроде тебя, – добавил Эксилис.

– Наследники, лишенные королевства? – спросил Игнис, вглядываясь в гордое лицо худой женщины и добродушное лицо тирсена средних лет. Впрочем, и он, и она были одеты в кирумские плащи.

– Нет, – улыбнулся тирсен. – Угодники. Ты ведь тоже угодник? Во всяком случае, Син так сказал о тебе. И не только угодник. Мы знаем.

– Син? – оживился Игнис.

– Син, – кивнула женщина. – И слова о мудрости обращены, скорее, к нему. Да и без нас тут хватает мудрых. Если бы не Аментия, вряд ли мы отыскали бы тебя, Игнис Тотум, не сходя с этого места. А ведь ты похож на свою сестру!

– На сестру? – оторопел Игнис. – Ты видела Каму? Где?

– Меня зовут Туррис, – улыбнулась женщина. – Я угодница из Араманы. Кама шла со мной, и она в порядке. Во всяком случае, она была в порядке неделю назад. А это угодник из Тирены, – Туррис показала на тирсена. – Из Тирены, которой больше нет. Его зовут Аменс.