Темный шепот - Страница 11

– Ты спрашивала, что мне от тебя нужно. Я скажу тебе. Ты должна помочь мне отыскать и убить людей, повинных в твоем… заточении. – «Осторожнее. Не пробуждай в ее темной половине болезненных воспоминаний». Но другого пути не было… – Другие женщины рассказали, что творилось в подземелье. Лекарства от бесплодия, насилие. Они говорили, что до них в этих камерах побывали и другие женщины. Женщины, которых тоже насиловали, у которых отнимали детей. Судя по всему, это продолжалось годами.

Гвен прижалась спиной к стенке палатки, стараясь отодвинуться как можно дальше, словно стремилась спрятаться, убежать от его слов и образов, которые они порождали.

Сабин и сам испытал отвращение, услышав жуткие истории. Может быть, он и был наполовину демоном, но никогда не делал ничего столь же ужасного, как то, что творили охотники с женщинами в том подземелье.

– Те люди – преступники, – сказал он. – Они должны быть уничтожены.

– Да. – Опустив одну руку, Гвен задумчиво рисовала круги на песке. – Но я… со мной они этого не делали.

Она произнесла эти слова чуть слышно, и Сабину пришлось напрячь слух.

– Не делали что? Не насиловали?

Покусывая нижнюю губу – нервная привычка? – она покачала головой:

– Он слишком боялся меня и потому оставил в покое. По крайней мере, физически. Он… насиловал других на моих глазах.

В ее голосе Сабин уловил виноватые нотки.

Ах вот оно что. Гвен просто чувствует себя ответственной за происходившее с другими пленницами. Сабин ощутил огромное облегчение. Одна мысль о том, что это прелестное существо могли грубо повалить на землю, раздвинув ей ноги, а она кричала и молила о пощаде, которой ей не суждено было дождаться… Он вцепился в бедра, его ногти удлинились, превращаясь в когти, вспарывая ткань.

Когда он вернется в Будапешт, охотники, запертые в темнице, испытают неописуемые муки, в тысячный раз пообещал себе Сабин. Ему и раньше приходилось мучить людей, это была неотъемлемая часть войны, но, кажется, на этот раз пытки доставят ему истинное наслаждение.

– Почему же они держали тебя взаперти, если так боялись?

– Они думали, что рано или поздно найдут наркотики, которые сделают меня более сговорчивой.

На коже, пронзенной когтями, выступили капли крови.

Она жила в постоянном страхе, что это вот-вот произойдет, понял Сабин.

– Ты можешь отомстить за себя, Гвен. Можешь отомстить за других женщин. А я помогу тебе.

Ее густые ресницы дрогнули, палец, рисовавший круги на песке, замер, золотисто-янтарные глаза заглянули Сабину прямо в душу.

– Значит, ты можешь это сделать. Я имею в виду, отомстить за нас. Видно, эти люди что-то сделали тебе и ты явился сюда, чтобы сразиться с ними, да?

– Да, они причинили вред мне и тем, кто был мне близок. И да, я пришел сюда, чтобы сразиться с ними. Но это не означает, что я могу справиться в одиночку.

Иначе война давно закончилась бы.

– Что они тебе сделали?

– Убили моего лучшего друга. И надеются убить всех, кто мне дорог, потому что уверовали в ложь, изрекаемую их главарем. Много столетий я пытался уничтожить их, – признался он. То, что охотники все еще ходили по земле, было для него словно острый нож в сердце. – Но стоит мне убить одного – и пять других встают на его место.

Девушка не обратила внимания на его слова о многих столетиях, значит, понял Сабин, она знает, что он тоже бессмертный. Но вот знает ли она, что он собой представляет?

«Вряд ли она даже догадывается об этом. Как большинство женщин в твоей жизни, она презирает тебе подобных. Разве может быть иначе? Взгляни на нее. Такая милая, такая нежная. Ни капли ненависти. Пока».

Сомнение. Его вечный спутник. Его крест, который он вынужден нести.

– Откуда мне знать, что ты не один из них? – спросила Гвен. – Откуда мне знать, что это не еще одна попытка склонить меня на свою сторону? Я помогу тебе победить твоих врагов, а ты изнасилуешь меня. Я забеременею, и ты отнимешь у меня ребенка.

Опять сомнения. Уж не обязан ли он этим своему демону?

Сабин не успел еще обдумать ответ, как она добавила:

– Я видела, как ты сражался с этими людьми. Ты заставляешь их страдать, говоришь, что ненавидишь их, но не убиваешь. Ты оставляешь их в живых. Это не похоже на воина, который хочет уничтожить врага.

Слушая Гвен, Сабин напряженно раздумывал. Есть способ доказать ей, что он не лжет.

– А если бы я убивал этих людей, ты поверила бы, что я ненавижу их?

Она снова прикусила нижнюю губу. Зубы у нее были белые, ровные и чуть заостренные. При поцелуях, вероятно, не обойдется без кровопускания, но Сабин подозревал, что удовольствие стоит каждой капли пролитой крови.

– Я… может быть.

«Может быть» лучше, чем ничего.

– Люсьен, – позвал он, не отрывая от Гвен взгляда.

Ее глаза расширились от испуга, она снова вжалась в стенку палатки.

– Что ты делаешь? Не надо…

Люсьен проскользнул в палатку и замер, выжидающе глядя на них.

– Да?

– Приведи мне пленника из Буды. Все равно какого.

Люсьен изогнул бровь, демонстрируя удивление, но не сказал ни слова. Он просто исчез.

– Я не могу помочь тебе, Сабин, – проговорила Гвен в мучительной попытке достучаться до него. – Правда не могу. Не стоит делать то, что ты собираешься сделать. Мне не следовало кричать на тебя. Прости. Я была не права и признаю это. Я не должна была обижать тебя своими сомнениями. Но я в самом деле не могу ни с кем сражаться. Когда напугана, я просто замираю на месте. И отключаюсь. А когда прихожу в себя, вокруг меня все мертвы. – Она с усилием проглотила комок в горле и на несколько секунд прикрыла глаза. – Начав убивать, я уже не останавливаюсь. Я не тот воин, на которого ты можешь положиться.

– Ты не убила меня, – напомнил он ей, – и не тронула моих друзей.

– Честно говоря, я не знаю, как мне удалось взять себя в руки. Прежде этого никогда не случалось. И я не знаю, как сделать это снова.

Она побледнела.

Люсьен появился из ниоткуда, крепко держа вырывающегося охотника.

Потянувшись за спину, Сабин достал кинжал и поднялся на ноги.

Увидев блеснувший серебром клинок, Гвен судорожно вздохнула.

– Ч-что ты собираешься делать?

– Это один из тех, кто тебя мучил? – спросил Сабин у дрожавшей женщины.

Она молчала, ее полный ужаса взгляд метался от одного мужчины к другому. Она прекрасно понимала, что происходит, но ведь сейчас никто ни с кем не сражался. Это будет хладнокровное убийство.

Охотник извивался в крепких руках Люсьена, стараясь лягнуть его. Измученный бесплодными попытками обрести свободу, он всхлипнул:

– Отпустите меня, отпустите меня, отпустите меня. Пожалуйста. Я делал только то, что мне велели. Я не хотел причинять боль тем женщинам. Это все ради общего блага.

– Заткнись, – сказал Сабин. На этот раз никакой пощады. – Ты говоришь, что не хотел причинять им вреда, но ты и не спас их, ведь так?

– Я перестану охотиться на вас. Клянусь!

– Гвендолин. – Голос Сабина был тверд и непреклонен, это было рычание льва в сравнении с хныканьем жертвы. – Ответь мне. Пожалуйста. Это один из твоих мучителей?

Она кивнула.

Без единого слова он перерезал охотнику горло.

Сабин убил человека у нее на глазах.

С тех пор прошло несколько часов, за это время они не раз сворачивали лагерь и перемещались в другое место, но кровавый образ человека, рухнувшего на колени, а затем повалившегося лицом вниз, захрипевшего и умолкшего навсегда, все еще преследовал ее.

Гвен была знакома эта свирепая ярость, обуревавшая Сабина, – та же ярость заставляла ее убивать. Она знала, что Сабин был суровым, резким и что простые человеческие чувства были незнакомы ему. Его выдавали глаза. Темные и холодные, расчетливые. Два дня назад он освободил ее из стеклянной камеры. Все это время она наблюдала за ним и поняла, что он все время настороже, подмечает каждую деталь, решая, как и когда использовать ее в своих целях. Все прочее не стоило его внимания.