Темный Империум: Чумная война (ЛП) - Страница 89

Мортарион всегда был выше своего брата, но с тех пор, как он принял демоничество, он стал настолько большим, что любые сравнения роста стали попросту бессмысленны. По сравнению с Гиллиманом, Мортарион стал сущностью совершенно другого порядка, полубогом, что был рождён в теле монстра из детских кошмаров. Под капюшоном его суровое лицо сгнило до такого состояния, что в некоторых местах виднелись кости. Глаза были абсолютно белыми, кожа серой, а из его лишённого кожи носа сочилась слизь, что медленно стекала куда-то под респиратор. Всё то человеческое, что было в нём, извратилось до неузнаваемости, перемешавшись с безумием.

За его спиной развевались два огромных крыла, что напоминали крылья мотылька. Его снаряжение также не избежало изменений. Барбарский доспех, что когда-то был белым, окрасился в цвет болотной воды и был испещрён поблёскивающими язвами, что дополняли отвратительный владельца этой брони. Повсюду виднелись цепи, на которых крепились кадила и различные украшения, что выражали приверженность Чумному Богу. Его боевая коса увеличилась, напоминая по размерам огромную антенну связи, что в некоторых местах была покрыта позвонками, которые служили чем-то вроде украшения.

Его пистолет, созданный на основе орудий ксеносов, носил имя Лампа Шенлонги, изменился меньше всего, ибо он всего лишь увеличился в размерах, дабы соответствовать размерам руки своего владельца.

‘Наконец-то мы встретились, брат, ’ – сказал Гиллиман.

Мортарион сглотнул. ‘Ты говоришь так, будто это ты поймал меня и собираешься одолеть меня в бою! Даже спустя десять тысяч лет ты всё такой же напыщенный. Взгляни на себя. Ты у меня в руках. Я победил. ’

‘Ты ещё не победил. ’

‘Если это не победа, ’ – сказал Мортарион, ‘то возможно мне стоит обратиться к твоим унылым манускриптам, дабы уточнить значение этого слова. ’

‘Всё ещё не кончено. ’

Гиллиман не оставлял попыток вырвать свою руку из плена даже тогда, когда он говорил. Мортарион взглянул на меч Императора.

‘Вижу, что отец дал тебе свой меч. Или ты поднял его с его мёртвых коленей? Думаю, что теперь это не имеет значения. Тебе не удастся воспользоваться им для боя со мной. ’

‘Сразись со мной, трус, ’ – прорычал Гиллиман. Огни меча Императора разгорелись с новой силой.

Мортарион рассмеялся.

‘Ты думаешь, что я опущусь до сражения с тобой, мой дорогой брат? Посмотри на меня! ’ Он вновь расправил свои крылья, обдав Гиллимана потоком чумных ветров. ‘Ты ничтожен по сравнению со мной. Я могущественен настолько, что ты о таком даже и мечтать не мог. Зачем мне тратить свои силы на уничтожение такого насекомого как ты? ’

‘Вместо этого ты предпочитаешь сохранять своё безрассудство для сражения с моими людьми, что не могут защитить себя, ’ – сказал Гиллиман. ‘Как благородно. ’

‘Безрассудство? ’ – спросил Мортарион. ‘Это всё, что ты видишь? Я дарую им спасение от всего того ада, который учинил наш отец. Я приношу им радость бесконечного перерождения. Я дарую им жизнь. ’

‘Ты видишь себя в качестве полководца-проповедника. Но ты всего лишь раб. Мне жаль тебя, брат, ибо ты обманываешь себя. ’

‘Если кто-то из нас и раб, то это ты! ’ – прошипел Мортарион. ‘Раб нашего безразличного отца, который заставлял нас выполнять Его прихоти! Ты, идущий по путям, что проложил Он, без каких-либо вопросов, ибо ты уверен, что вся Его ложь есть правда, ты! Ты слишком туп для того, чтобы задавать вопросы. Ты никогда не видел того, что Он сделал со мной. В первую нашу встречу Он лишил меня моих жизненных страданий. Они был ничем для Него, всего лишь кочкой на Его дороге к обожествлению. Он взял всё то, ради чего я старался и страдал, и даже бровью не повёл! Он именовал себя Императором! Какое существо может быть настолько самонадеянным, чтобы называть себя так? Кто требуют так много от своих сыновей, не давая ничего взамен? Он даже не удосужился сказать нам Своё имя! Но ты проглотил все эти обиды. Ты с радостью принял отравленное молоко нашей механической матери, что была создана Им точно так же, как и мы. Мне никогда не следовало предавать свои собственные принципы. Но я поддался на его уговоры. Я был чемпионом среди обычных людей, и я бросил их ради деспота галактического масштаба. Теперь же я вновь служу людям. ’

Мортарион перенёс свой взгляд на Гиллимана, уставившись на него своими молочно-белыми глазами, словно вынуждая его ответить на всё то, что было сказано.

‘Если я всего лишь марионетка в руках безразличного мастера, то кто же тогда ты? ’ – спросил Гиллиман. ‘Сущность, что купается в океанах энергии варпа, одновременно с этим презирая колдунов? Игрушка, охваченная порчей и болезнями? Ты долго сопротивлялся психическим силам, и ты смог убедить себя в том, что ты постиг абсолютное бесстрашие и стал настолько непоколебимым, что никто другой во вселенной не сможет сравниться с тобой в этом. И, тем не менее, когда ты встретился лицом к лицу со смертью, твоим последним противником, ты сдался и потерпел поражение. ’

Мортарион вздрогнул и взмыл вверх, быстро двигая своими крыльями.

‘Ты не понимаешь, о чём говоришь! Ты не знаешь, каково это! Я терпел такие страдания, что ни ты, ни кто-либо другой из твоего рода не смог бы даже вообразить их! К моменту появления смерти на горизонте я уже был наделён такими силами и стойкостью, что смог с лёгкостью противостоять ей! ’

‘Я не мог вообразить? ’ – сказал Гиллиман, слегка усмехнувшись. ‘Я видел, как мои братья, многих из которых я любил, которых я уважал, отвернулись от нашего создателя и погрузили галактику в войну. Я видел, как человечество смогло насладиться одним единственным золотым моментом мира, прикоснуться к нему, а затем я видел, как другие плюнули на мир и разорвали его на части. Я погиб от руки моего родича. Я пробудился в галактике, что была невероятно далека от того величественного просветления, что даровал нам Император, и больше походила на катерический ад. Вы отвернулись от всего того, что вы когда-то поклялись защищать яростно, без каких-либо рассуждений. Куда делся мой брат, который был способен выдержать любой шторм, чьё тело убивало любой яд, и кто никогда бы не сдался? Что с ним случилось? Тот Мортарион никогда бы не допустил всего этого. Он бы предпочёл погибнуть с честью. В тот момент, когда твои воины превращались в этих раздутых чудовищ, ты должен был увидеть то, что ожидает тебя, если ты примешь это так называемое спасение. Ты, кто называл себя сильнейшим из нас всех, устрашающим воином, что мог выдержать любую боль и скорбь! Какими пустыми для меня сейчас кажутся эти слова. Я хотя бы знаю, кто я есть на самом деле. Я смотрю на себя и, несмотря на то, что я потерпел множество неудач, я всё ещё твёрдо уверен в том, что я выполняю тот долг, ради выполнения которого я и был создан. Ибо я сражаюсь за сохранение человечества. ’

‘Значит, ты сражаешься не за Императора? ’ – спросил Мортарион, чей голос выдавал в словах раздражение.

‘Я сражаюсь за то, во что Он верил. ’

‘Ты говоришь так, будто ты защитник на суде. Ты сражаешься за самого себя. ’

‘Я остаюсь чемпионом человечества, в то время как ты – всего лишь лакей злых сил. ’

‘Лакей? ’ – спросил Мортарион. Его крылья начали двигаться медленнее. ‘Скажи мне, Робаут, если наш отец был таким хорошим… Посмотри мне в глаза и скажи, что Он любил нас так, как любой отец должен любить своих сыновей. ’

Гиллиман уставился на него, в то время как его челюсть начала дрожать от переполняющего его гнева.

Мортарион засмеялся. Этот звук зародился в его переполненных слизью лёгких в качестве хрипа, после чего с треском прорвался через его сухую глотку и, наконец, вырвался наружу, заставив его зубы стучать друг о друга за респиратором, что продолжал выпускать жёлтые облачка газа. ‘Ты же понимаешь, Робаут, не так ли? Ты видел всё. ’ Он покачал одним пальцем перед своим братом. ‘Я знал, что с тобой случилось что-то особенное. ’ Мортарион приблизился к Гиллиману. ‘Ты говорил с Ним на Терре. Скажи, что Он рассказал тебе? Просил ли Он об освобождении? Умолял ли Он тебя освободить Его от оков Золотого Трона? ’