Темные ночи (сборник) - Страница 19

Помогла ли такая диета хоть кому-нибудь, Брайн не знал, но мог поспорить, что Джун от нее проку не будет. Ведь жена использует диету не для того, чтобы похудеть, а лишь для оправдания трех, а то и четырех обильных трапез у него на глазах и безудержного поглощения сладостей в его отсутствие.

Запах жарящегося окорока из кухни сообщил Брайну о том, что жена по-прежнему придерживается новой формы самообмана. Он встал, бесшумно ступая босыми ногами, спустился по лестнице и резко распахнул дверь кухни. Джун, склонившись над открытым мусорным ведром, пожирала из пластикового стаканчика шоколадное мороженое. Увидев мужа, она испуганно вскрикнула, бросила стаканчик в ведро, отпустила педаль и едва слышно прошептала:

— Там оставалось на самом донышке, и я только…

— Не кори себя, дорогая. Преступления ты не совершила. Да и что за жизнь без удовольствия от еды?

— А я боялась, что ты… — Во взгляде жены хоть и не было полного доверия, но все же читалось явное облегчение. — Что ты ненавидишь меня за то, какая я.

— Чепуха!

Брайн обнял и привлек к себе жену, привычно поборов страх перед ее расплывшейся плотью и неприязнь к нелепым и безвкусным тряпкам на ней.

Самому Брайну недавно стукнуло тридцать, и был он высоким, стройным, подтянутым малым с рельефной мускулатурой под тугой эластичной кожей, как на рисунках Леонардо. Страшась стать таким же жирным и безобразным, как Джун, он неукоснительно соблюдал строжайшую диету, нередко ел всего раз в день и трижды в неделю усердно занимался атлетикой.

Сочтя, что вытерпел контакт с телом жены достаточно долго, Брайн отстранил ее от себя и сказал:

— Дай знать, как только кофе будет готов. Мне через тридцать минут выходить.

— У тебя же сегодня выходной, — удивилась Джун.

— Ничего не поделаешь, выходным придется пожертвовать. Сегодня беру интервью у Хеймиша Коркорана.

— А почему не в рабочий день?

— После ухода из госпиталя Коркоран живет затворником, и мне повезло, что он вообще согласился на встречу со мной.

— Бедняжка этот Коркоран! — посочувствовала Джун. — Говорят, несчастный случай с женой свел его с ума.

Брайн интересовался лишь одним примечательным аспектом работы известного биохимика, а отнюдь не его личной жизнью, поэтому он, слегка пожав плечами, бросил:

— Всякое болтают.

— Сухарь ты бесчувственный! — неожиданно взвилась Джун. — Подозреваю, что, придя однажды домой и обнаружив располосованное каким-нибудь маньяком мое остывающее тело, ты вот так же равнодушно пожмешь плечами и отправишься на поиски новой женщины!

— Не раньше, чем похороню тебя, дорогая. — Увидев ужас на лице жены, Брайн расхохотался. — Не мели ерунды, глупышка. Тебя я ни на кого не променяю. Женился я раз и на всю жизнь.

Джун, тяжело вздохнув, пробормотала:

— Хотелось бы верить.

Брайн, с наслаждением подточив на ремне опасную бритву, чисто выбрился, не спеша выпил чашку крепкого черного кофе без сахара и направился к двери. Джун по-прежнему сидела на кухне, и складки ее бедер свешивались со стула.

«Поглощенных ею за завтраком калорий с лихвой хватит на весь день, но выходить из-за стола она, судя по всему, не намеревается, — пронеслось в голове Брайна. — Все же не стоит на нее сердиться. Особенно сегодня…»

Торопясь на утренний поезд, милю до вокзала Олдесли Брайн преодолел быстрым пружинистым шагом.

Хеймиш Коркоран, пока работал в госпитале, жил в Олдесли, но, уволившись, перебрался в пригород Ридинга — небольшого городка милях в шестидесяти от Лондона. Поездка туда обещала быть утомительной, но встреча с Коркораном, по мнению Брайна, с лихвой окупит дорожную скуку. Постоянно Брайн работал редактором в «Олдест пост» и лишь изредка в свободное время строчил статьи. Свой досуг он чрезвычайно ценил и даже в поисках журналистского материала поездок далее чем на несколько миль обычно не совершал, но сегодня случай был особый.

Сойдя с поезда в Ридинге, Брайн, как и опасался, довольно долго ждал автобуса, затем с полчаса терпел духоту пропахшего бензином и дорожной пылью салона и лишь к полудню оказался на чистой, ухоженной улице, где жил Коркоран. Вдоль дороги росли высокие буки, за ними тянулись аккуратно подстриженные залитые солнцем лужайки, а дальше — особнячки. Выстроенный в классическом стиле прошлого века дом Коркорана был скрыт от любопытных взоров плотными зарослями кустарника. Шагая по гравиевой дорожке, Брайн ощутил приступ зависти. Оказывается, эксцентричность Коркорана, помешавшая, по слухам, его карьере в госпитале, на материальном благосостоянии биохимика существенно не сказалась.

Поднявшись на крыльцо, Брайн позвонил, и дверь, к его удивлению, открыл не дворецкий, а седовласый мужчина лет шестидесяти — без сомнения, сам хозяин дома. Был он сутул и худощав, на продолговатом лице светились насмешливые голубые глаза и сияла белозубая улыбка. Одет он был, несмотря на летнюю жару, в толстый джемпер, а шею замотал шарфом, из-под которого виднелись накрахмаленный воротничок сорочки и узел голубого галстука.

— Здравствуйте, мистер Коркоран. Я — Брайн Херли из «Пост». Если помните, вчера я договорился с вами по телефону о встрече.

— Как же, как же. — Коркоран одарил Брайна широкой улыбкой. — Входите, мой мальчик, входите. Весьма лестно, что ваша редакция интересуется моей работой.

— Да, «Пост» не раз писала об исследованиях в госпитале Олдесли. — Брайн воздержался от упоминания того, что о его визите сюда в редакции не известно ни единой живой душе. — Мы считаем, что нашим читателям следует знать о них поподробнее. И из самых достоверных источников.

— Совершенно верно! Надеюсь, вы, как и все прочие известные мне журналисты, не откажетесь от капельки спиртного с дороги?

— В такую погоду промочить горло — святое дело.

Старик провел Брайна в прохладную полутемную комнату в глубине дома и, усадив в огромное кожаное кресло, занялся выпивкой. Брайн внимательно оглядел многочисленные полки на стенах, заваленные книгами, справочниками и электронным оборудованием неизвестного назначения. Коркоран вручил ему высокий хрустальный бокал с изрядной порцией виски, уселся в такое же кожаное кресло по другую сторону резного стола и, хлебнув из своего бокала, непринужденно спросил:

— Что нового в Олдесли?

— Да вроде все по-прежнему.

— Выходит, там не произошло ничего достойного упоминания, особенно — после столь долгого пути, который вы проделали.

Коркоран глотнул еще виски, и Брайн вдруг понял, что хозяин уже изрядно навеселе.

— Мистер Коркоран, расскажите, пожалуйста, о «быстрых» и «медленных» мышцах. Слышать я о них уже слышал, но, признаюсь, разницы так и не уловил.

Коркоран пустился в пространное описание своей работы по изучению химического состава нервных волокон. По готовности, с какой он повел рассказ, и по блеску его глаз сразу стало ясно, что возможности обсудить с кем-нибудь столь волнующую тему он был лишен давно. Брайн изредка чиркал в блокноте и всем своим видом выказывал живой интерес, но на самом деле выжидал подходящей минуты перевести разговор на главное. Как ему уже было известно, исследовательский отдел в «Олдесли дженерал» доказал, что «быстрые» мускулы, такие, например, как на ногах, иногда из-за размыкания и последующего неверного соединения нервных волокон превращаются в «медленные», типичные для брюшной полости. Из этого следовало, что тип мускулатуры обусловлен отнюдь не жестким генетическим кодом, как считалось прежде, а деятельностью нервов в организме человека. Хеймиш Коркоран выдвинул смелую гипотезу, согласно которой феномен изменения мышечной ткани вызывается неизвестным прежде химическим веществом, поступающим от трофических [4] нервов к мышцам. Он было уже приступил к работе над анализом и выделением в свободном виде этого химического вещества, но исследования сначала были приостановлены трагической смертью его жены, а затем и вовсе прерваны из-за его отставки — по слухам вынужденной. Поговаривали, что он повредился рассудком, но благодаря энергичным мерам руководства, как зеницей ока дорожащего репутацией госпиталя, достоверные подробности этого дела в печать не просочились.