Темногорские рассказы (СИ) - Страница 7

Лиза смотрела на отца, и губы ее дрожали. Это человек, что держался так уверенно и достойно, совсем не походил на того типа, который мелькнул на дне тарелки: там было красное испитое лицо, нос грушей, заплывшие глазки, редкие волосы на макушке, небритые обвислые щеки.

Марк шагнул навстречу дочери.

Лиза слегка отступила.

— Как вы меня нашли? — Она почти выкрикнула вопрос.

— По справочному бюро, — солгал дед Севастьян. Он по следу, на воде оставленному, умел старый колдун человека находить. Роману обещал тайну эту раскрыть, но почему-то пока держал при себе, не открывал.

— Ну, здравствуй, дочка, — сказал Марк.

Севастьян подтолкнул Романа к лифту.

— Не получится у них ничего, — бормотал Севастьян, трясясь в автобусе.

— Теперь все в их руках. — Роман подмигнул собственном отражению в темном стекле. Обожал он дождь и снег обожал. Они ему сил прибавляли.

— Мы их жизнь перерешили. А их может быть прежняя жизнь устраивала.

— Марка, что ли?

— Ну не Марка. А Лизу точно.

— Чего ж она отца кинулась искать?

— Из любопытства. Любопытство такое, как приступ чесотки. А потом поняла, что нельзя будет постарому. Что правда все изменит. Так уж лучше обсмеять все, представить как абсурд.

— Да о чем ты, дед? Ей просто этот алкаш не понравился.

Около метро дед и внук остановили внезапно. Оба разом. Подле киоска, где бойкий кооператор торговал мясными рулетами по ну очень высоким ценам, висела вывеска «Казино». За стеклом на веревочках подрагивала табличка «открыто».

Дед и внук переглянулись.

— Зайдем? — предложил Роман.

— Нет. — Дед Севастьян попятился.

— Почему нет? Разве два колдуна не могут выиграть в рулетку? Пошли, пошли, я же знаю, ты всю жизнь мечтал сыграть в рулетку. С тех пор как услышал, что отец твой проигрывал миллионы в Монте-Карло. Ты же сам себе говорил наверняка сотни раз: уж я-то ни за что не проиграюсь. Чтоб колдун и проигрался?

На помойке они нашли несколько пустых бутылок из-под водки. В вокзальном туалете набрали воды из-под крана. Дед заговорил воду на водку. Качественно заговорил. С запахом. Отправился торговать, оставив Романа в зале ожидания. Через полчаса дед вернулся и потряс перед носом внука мятыми бумажками:

— На обратную дорогу хватит. И даже еще рулет мясной можем купить.

— Может, вновь в казино зайдем? — предложил Роман, даже не улыбнувшись.

— Только еще раз скажи мне такое, я тебе язык отсушу.

— Пока ты поддельной водкой торговал, я себе псевдоним придумал.

— Что?

— Когда я в Темногорск поеду, в колдовской Синклит вступлю и свой салон открою, чтобы людей пропавших находить, то мне псевдоним нужен. Сам посуди, «Роман Воробьев» не слишком таинственно звучит.

— Ну и какой псевдоним? — спросил дед, усаживаясь рядом.

— Роман Вернон.

— Почему именно Вернон? От слова «верный» что ли?

— Ты сам говорил о воскрешении мертвых…

— Ну и что?

— Помнишь роман Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан»? Я его в детстве раз двадцать читал. Возьму у мамы в библиотеке, положенные дни продержу, верну, но сам так на полку поставлю, чтобы его найти никто не мог. Потом книжку какую-нибудь прочту и вновь этот том Жюля Верна забираю. Так там ученый был, тот, которого в африканских дебрях убили. Его фамилия Вернон была. Вот я и подумал… Он погиб… Надо его воскресить по этой Федоровской теории.

— Он же вымышленный герой.

— Ну и что? Разве они не имеют право на воскрешение?

Всю дорогу домой они молчали.

Уже когда приехали и вошли в стылый дом, и дед кинулся в печку дрова и растопку закладывать, Роман хотел сесть в дедово кресло, но вдруг передумал и опустился на шаткий венский стул для гостей.

— Ты меня в Пустосвятовку купать больше не води, — сказал неожиданно.

— Это почему же? — изумился дед. — Помереть хочешь?

— А я один пойду. И сам ожерелье вновь под себя настрою. И ночью воду мне не приноси со своим заговором. Я воду с вечера из колодца наберу, сам заговорю.

Севастьян оторопел:

— Погоди. Ты ж помрешь во сне. В тебе огненная стихия силу выжгла. Если я не помогу, ночная тьма тебя, как котенка, задушит.

— Темнота задушит? — Роман улыбнулся. — Ошибаешься, дед. Темнота не стихия. Воздух — стихия, земля, огонь, и Вода-царица, которой мы служим — это стихии. А тьма, это так, детей пугать. А я вроде как уже не ребенок. А ты, деда, своими заговорами меня все время сбиваешь. Или ты забыл: один сильный колдун на другого заговор наложить не может.

— Да как ты без меня? Какая в тебе сила-то! Название одно. Вон трясешься, будто паралитик какой. — Дед часто-часто заморгал.

Роман засмеялся.

— Вот-вот… В этом все и дело. Хоть ты меня любишь, но сильным колдуном не считаешь. За руку все время держишь. А я руку-то вырвать хочу. Колдун своей только силой спасается. Вот я сам и должен свою хворь перебороть, порчу снять, огненную стихию из крови вытравить. А ты не мешай.

— Сильный он! — передразнил дед. — Не сильный, а глупый.

— Не мешай, — повторил Роман. — Ты меня не лечишь. Ты мне умереть не даешь, и мою силу своей гасишь. А силу я свою сам узнаю. Или сдохну. По-другому не бывает.

— О Вода-царица! Да что ты говоришь! — Дед Севастьян растерялся. — Как ты надумал такое? Будто я тебе зла желаю!

И оторопел. Потому что увидел: весь пол в доме залит водой, и вода все прибывает, хлещет из сеней, переливаясь через порог.

— Что ж ты сделал-то? — закричал дед.

— Стихию на помощь позвал, — отвечал Роман.

Весной Роман Воробьев уехал из Пустосвятова в Темногорск. Колдовской Синклит в Темногорске тогда только-только образовывался…

Роман Вернон — герой романов «След на воде» и «Беловодье», опубликованных в 2003 году в издательстве «Крылов».

События, о которых говорится в рассказе, автором сознательно в романе о Романе опущены.

Михаил Чудодей, глава Темногорского Колдовского Синклита, поднимался ранехонько. Еще за окном темным-темно, еще машины в гаражах дремлют, видят сны о дорогах, а Чудодей уже проснулся, лицо холодной водицей ополоснул, кофе выпил и «Мастера и Маргариту» открыл. Непременно самое начало прочтет, страничек пять или шесть, и посидит, прикрыв глаза и положив ладонь на страницы. Сидит и чувствует, как сила из книги в него вливается. У Чудодея было пять экземпляров, еще тех давних, талонных лет, когда дефицитные книги за сданную макулатуру полагались. А кроме этих пяти «макулатурных» экземпляров совершенно удивительный том самосшитый, фотокопия с самого первого, еще журнального издания. Каждый раз поутру Чудодей брал непременно другой том, не тот, что вчера листал. Потому что у книги, как у человека, силы источаются, ей тоже отдохнуть надобно, в себя после трудов прийти. Обычно на весь день энергии этих первых страниц не хватало. И потому Чудодей дальше листал том «Мастера» наугад, какие страницы откроются сами, из тех силу черпал. К тому же текст его всегда предупреждал. Если беда какая-то, неприятности, опасность, тот тут непременно страницы с допросом Иешуа откроются; а если что-нибудь радостное, удача; то книга непременно в том месте развернется, где кот в шахматы играет, или про лососину второй свежести. Но первая глава всегда больше всего силы давала. Потому что автор в эти страницы максимум энергии вкладывает. Даже если он их позже написал, и, к примеру, в конец примеривался вставить, а потом переиначил. Читателя сочинитель обмануть может, а колдуна — нет. Чует колдун, где в книге сила сокрыта. Начитавшись вволю и закрыв том, Чудодей вновь варил себе кофе. И с чашкой дымящейся энергетической надбавки в руке расхаживал по уютной кухоньке, бормоча какую-нибудь фразу из волшебной книги.