Темногорск - Страница 44

«Несвершение – это не для меня!» – рассмеялся тогда Роман.

Только теперь он понял, как Марью Севастьяновну этим смехом уязвил.

Иринка проснулась, как и обещал Роман Вернон, после обеда. В больнице был тихий час. В это время посетителей не пускали. Девочка лежала, не в силах ничего понять. Где она? Кто рядом? Тоска и одиночество, которые наполняли здание больницы, тут же на нее навалились. Захотелось немедленно бежать.

– Мама! – Иринка села на кровати.

Слабости она не чувствовала. Была какая-то странная легкость во всем теле. И еще ощущение, что ее совсем недавно сдавливала дикая страшная сила, готовая раздавить слабую плоть, исковеркать, смять. Наверное, после рождения маленький человечек испытывает то же самое.

В коридоре раздались женские голоса, звякнуло стекло. Прогромыхала каталка, прошаркали шаги за дверью.

– Таисья! Кто тут наследил! – раздался невдалеке пронзительный голос. – Таи… – и вдруг оборвался на какой-то невозможной ноте.

Послышался противный хлюпающий звук.

Иринка застыла, сердце бешено заколотилось в горле. Она вдруг поняла, что все происходящее в коридоре имеет отношение к ней.

Новый вскрик, что-то шлепнулось на пол (какой-то тяжелый тюк… с бельем?). Раздался звук совсем неопределимый, – то ли шипение, то ли свист. И опять – звук падения. Шаги (едва слышные) быстро приблизились. Дверь распахнулась.

На пороге стоял человек в длинном темном пальто – сразу видно, только с улицы, от него пахло холодом.

– Кто вы? – Иринка привстала.

Хотела закричать, но незнакомец приложил палец к губам, и девочка лишь беззвучно открыла рот. Не сразу она узнала гостя. В субботу Иринка видела его возле школы, рядом с синим «Фордом». Кажется, там, в саду, Юл сказал, что это – его старший брат. Что ему нужно? Зачем он явился в больницу?

Стеновский наклонился и стал поднимать что-то. Или кого-то? Шагнул в палату. Иринка увидела, что Стен втащил (лучше «втащил», он же тяжелый) Вадима. Голова охранника запрокинулась, казавшаяся неестественно длинной рука безвольно висела.

Происходящее было каким-то невсамделишным. Может, это бредовый сон?

Иринка соскользнула с кровати, догадавшись, что Стен хочет положить Вадима на ее место. Он так и сделал, подоткнул под голову находившегося без сознания Вадима подушку. Наволочка тут же испачкалась кровью.

– Кто его так? Вы? – спросила Иринка шепотом.

– Нет. Мой экземпляр на каталке отдыхает.

Стен нажал кнопку вызова сестры, после чего повернулся и легко, будто играючи, поднял девчонку на руки. Иринка почему-то не испугалась. Наоборот, доверчиво обняла старшего брата Цезаря за шею.

Когда они вышли из палаты, Иринка с удивлением обнаружила, что Вадим – не единственный пострадавший в коридорной баталии. На скамейке у стены лежала тетка в халате. После нее стояла каталка с грязным бельем, в которой, наполовину прикрытый простыней, лежал тип в камуфляжной форме. Он точно был не из людей Сафронова – никогда прежде Иринка его не видела.

Их никто не остановил, никто не попался им навстречу, пока спускались по черной лестнице.

У выхода из больницы стояла машина. Тот самый синий «Форд», который Иринка видела в субботу возле школы.

Она уже раз десять могла бы кликнуть кого-нибудь на помощь. Однако не стала. К Стеновскому девочка испытывала странное доверие, будто кто-то ей недавно сказал, что на этого человека можно положиться.

Иринка удобно расположилась на заднем сиденье «Форда», накинула на голые коленки заранее приготовленный хозяином машины плед.

– Этот тип в каталке, он меня убить пришел? Да? – спросила девочка так, будто речь о чем-то самом обыденном.

– Я успел вовремя, – заявил Стен.

– Что им надо? Я кому-то мешаю? Это все из-за отца? Из-за его работы?

– Ты – очень сильная колдунья, только не знала об этом.

Роман остановил машину у знакомой калитки. Снег лежал вокруг дома, старые яблони, как будто мертвые уже, сплетались друг с другом корявыми ветвями. К крыльцу по снегу вела узкая дорожка. Надо же: нигде в Пустосвятово снега нет, а здесь лежит белый, пуховой, искрится. И следы… Роман поднял голову и оторопел. Над двускатной крышей, над снежной нахлобучкой поднимался из трубы сизый дымок. Тихо так в морозном воздухе вился. Будто дышал там внутри кто-то слабой грудью. Дорожка, протоптанная в снегу? Дым?

Роман взбежал на крыльцо, распахнул незапертую дверь. В сенях все было по-прежнему: ведра с водой в углу, на полках посуда. И гораздо холоднее, чем на улице. Дверь в жилую часть была приоткрыта. Роман толкнул ее. В большой комнате посередине все так же стоял обеденный стол под белой скатертью, восемь стульев – по два с каждой стороны – вокруг. Здесь было теплее, чем в сенях, наличествовал жилой дух. Тишина стояла невероятная, оглушительная, можно сказать, тишина – от нее в самом деле закладывало уши.

За столом сидела Тина в черном платье и белом пуховом платке, по-ученически сложив на коленях руки. Роман только теперь заметил как Тина изменилась. Пополнела немного и похорошела. Что-то в ней было теперь такое, особенное. Свое. Почему-то этих происшедших с ней перемен Роман при встрече в доме Чудодея не заметил. А теперь вот обратил внимание. И оценил.

Потом вспомнил, что сам накладывал охранные заклинания на дверь и окна, чтобы воришки местные да пришлые старый дом не разорили.

– Как ты сюда вошла?!

Невольно он говорил шепотом – в этом покинутом доме можно было говорить только так. Крик показался бы здесь кощунством.

– Угадала я твои заклинания, – улыбнулась Тина. – Не ожидал? – увидев, как колдун гневно сдвинул брови, рассмеялась. – У меня ключ от двери есть. А против того, кто с настоящим ключом пришел, заклинания не действуют, так ведь? Не хочешь спросить, откуда у меня ключ?

Роман уселся подле нее.

– Ты думал обо мне? – спросила Тина так же шепотом.

– Сегодня – да.

– Я – тоже. У тебя седина на висках, вон сколько! Это от одиночества. Только не позволяй волоски никому выдергивать, – прошептала молодая колдунья. – В седых волосах силы больше, поверь.

Колдун обнял прежнюю свою любу, привлек к себе.

Тина засмеялась кокетливо:

– Роман, прекрати! Ты же меня не любишь.

– Ну и что? – он впитывал знакомый запах ее волос, кожи. – Все равно у тебя никого кроме меня не будет.

– Что за чушь?! Ну ты и самоуверен, как всегда… – Тина вновь попробовала рассмеяться. Но смех замер на губах. – Это точно?

– Я заклятие наложил, когда ожерелье создавал. Не знаю, почему. Коснулся губами нити и сказал: «Только моя!»

– Но ты предлагал когда-то избавить меня от любви к тебе? Помнишь? Ты тогдч чуть глаза не лишился.

– Да уж, не забыл.

– Так когда ты врал? Сейчас? Или тогда? Если любовь к тебе в водную нить впаяна, ни одно заклятие ее не снимет.

– Поздравляю, дрогуша! – рассмеялся колдун. – Ты научилась мыслить логически. И это замечательно! Но в одном ты ошибаешься, милая моя. Все еще есть одно заклинание, которое может из водной нити заговор извлечь. Мне одному известное. Со мной и умрет.

– Роман, так нельзя, я не собачка, на которую ты ошейник нацепил. Свистнул – позвал, надоела – пинком из дома выгнал.

– Но ты хочешь, чтобы я остался здесь до утра с тобой. Так? – колдун взял ее за руку.

– Не боишься? – Она стиснула его ладонь.

– С чего вдруг?

– У меня сила другая, не такая, как у всех.

Роман пожал плечами:

– Все колдуны друг с другом не схожи.

– Идем, – Тина повела его в спальню.

Дверь заскрипела пронзительно. С болью. Здесь тоже было холодно. Но Роман, хотя холод чувствовал, после купания в Пустосвятовке не мерз. И Тина, похоже, тоже.

Прибранная кровать стояла белая, будто изо льда. Тина откинула одеяло, раскидала подушки. Белье на кровати было свежее, только что, видать, смененное. В воздухе стоял приятный запах лаванды и еще каких-то трав. От пола и мебели пахло свежей речной водой. Значит, девушка, готовясь к их встрече, все в доме колодезной водой вымыла.