Темное удовольствие - Страница 17

– Беременна она или нет, я хочу, чтобы она и мне приготовила сэндвич.

Услышав этот скрипучий голос, все замерли, а затем одновременно обернулись, удивленно вздохнули, а затем произнесли в унисон:

– Торин!

Эшлин с улыбкой шагнула навстречу выздоровевшему воину, распахнув ему объятия. Анья предостерегающе схватила ее за плечо.

– Он же Болезнь, милая, – сказала богиня. – Тебе нельзя прикасаться к нему, иначе заразишься, помнишь?

– О да. – Эшлин улыбнулась ему. – Я рада, что тебе лучше.

Торин улыбнулся в ответ, хотя на его лице застыла грусть:

– Я тоже.

Он выглядел таким же, каким Рейес его помнил до того, как охотники почти отрезали ему голову. Белые волосы, черные брови и ярко-зеленые глаза. Красивый, мужественный и мрачный. Его руки были скрыты длинными черными перчатками. Коснувшись живого существа, он мгновенно заражал его болезнью. Он не мог прикасаться даже к бессмертным. Воины не заражались болезнями, прикоснувшись к нему, но могли заразить людей.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Рейес.

– Лучше. – Взгляд зеленых глаз упал на тарелку. – И очень голоден.

– Отстань, – отрезал Рейес. – Я рад, что тебе лучше, но не собираюсь делиться.

Торин улыбнулся, и с его лица исчезли остатки грусти.

– Ты заставляешь меня сожалеть о том, что я не прикован к постели. Тогда тебе пришлось бы с милой улыбкой приносить мне еду. О, знаешь что? – воскликнул он, оборачиваясь к Анье. – Твой друг карабкается по горе. Он кричит, что хочет положить тебя на колено и отшлепать, поэтому я решил не убивать его, как требовал Люсьен. У него с собой только кинжал. Он вот-вот появится здесь…

Тук. Тук.

Анья с улыбкой захлопала в ладоши.

– Уильям здесь!

– И что он здесь делает? – спросил Рейес. – Люсьен ведь велел ему не возвращаться, а иначе грозил убить, а ты его ненавидишь.

– Ненавижу? Я его обожаю! И не сомневаюсь, он вернулся, чтобы забрать свою любимую книгу. И Люсьен шутил, когда грозился убить его. Теперь они ЛДН, клянусь.

Она бросилась вперед, радостно хлопая в ладоши.

– Уильям! – услышали они ее радостный вопль.

– Где моя книга, женщина?

– А ты разве не обнимешь меня, большой плюшевый мишка?

– Это тот самый Уильям, который сводил с ума Люсьена, пока Анья приходила в себя после пропажи ее ключа? – спросила Эшлин, когда к ней подошел Мэддокс и обнял. – И что это за книга?

– Та же самая, – пробормотал Мэддокс, уткнувшись носом в ее щеку. – Книга, о которой я не знаю. Этот Уильям не производил впечатление интеллектуала. А что такое ЛДН?

– Лучшие друзья навсегда.

Мэддокс нахмурился:

– Мне кажется, эти двое никогда не были лучшими друзьями, даже временно. Кому-нибудь следует выпроводить его до возвращения Люсьена.

Эшлин прижалась к своему мужчине:

– Похоже, он нравится Анье. Лучше оставим его. Чем больше компания, тем веселее.

Рейес закатил глаза. В последнее время в крепости каждый день был праздник.

Пока Эшлин и остальные мужчины принялись горячо спорить, кто что сможет приготовить, а также обсуждать таинственного Уильяма, Рейес сумел наконец ускользнуть, аккуратно держа стакан с соком и тарелку.

«Я ненавижу тебя», – сказала Даника.

«Я знаю», – ответил он, и это была правда. Когда-то он захватил в плен Данику и ее любимых людей. Из-за него охотники обратили на нее внимание. У нее были причины, чтобы ненавидеть его. Но теперь ему хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее. Что-нибудь, о чем она могла бы впоследствии вспоминать с улыбкой. Даже если это всего лишь простая еда.

Он торопливо поднимался по лестнице, но сумел не расплескать сок. Скорее всего, она еще спит. Ему не хотелось ее будить, но Рейес знал, что это необходимо. Ее бледность и темные круги под глазами очень его беспокоили. Ей нужно поесть.

«Пока она здесь, я стану заботиться о ней. Она ни в чем не будет нуждаться».

Он вошел в комнату и тут же резко остановился, взглянув на кровать. У него пересохло во рту, и все вокруг заволокло знакомым красноватым туманом. Черные простыни были смяты. А постель пуста.

Даника исчезла.

Аэрон съежился на корточках в своей подземной темнице, чувствуя, как разливается по венам обжигающая ярость. Ярость на самого себя, на богов, на своего демона. На Рейеса. «Ему следовало убить меня. А теперь уже слишком поздно. Я хочу жить. Хочу насладиться смертью тех женщин».

Тьма давно поглотила бы его, но он полностью отдался во власть своего демона. Его глаза горели в темноте красными огнями, разбрасывая вокруг алые лучи света. Его окружали грязь и камни. Он находился так глубоко под землей, что мог слышать вопли проклятых и ощущать запахи серы и гниющей плоти, доносящиеся из врат ада. Он думал, что Люсьен был единственным воином, который мог входить в преисподнюю, но, очевидно, у Рейеса тоже был туда доступ.

Ярость, его демонический компаньон, кипел и скрежетал в глубине души Аэрона, требуя выпустить его из этого жаркого места. Позволить действовать.

«Я слишком близко к дому, – вопил демон. – Не вернусь обратно».

– Нет, ты не вернешься обратно.

Аэрон просто не выжил бы без своего демона, теперь они стали двумя половинками единого целого. И Аэрон больше не хотел умирать. Жажда собственной смерти оказалась всего лишь временным помутнением рассудка. Теперь он все понял. Он не даст себя убить, пока не запятнает руки кровью тех четырех женщин и не ощутит, какова эта кровь на вкус.

Мэллори, Тинка, Джинджер и Даника.

Он улыбнулся, предвкушая их мучения. «Перережь им горло, – приказал ему Кронос, Верховный бог. – Не оставляй их в покое, пока они не испустят дух». Поначалу Аэрон пытался противиться, ведь эти женщины были ни в чем не виноваты. Но вскоре сдался. Нельзя допустить, чтобы они остались в живых.

– Скоро, – пообещал он себе и задрожал в предвкушении.

Недавно он уже совершил убийство. Он ощущал это всем своим существом, но его память была окутана дымкой. Он помнил лишь пожилую женщину, распростертую на холодной земле, на ее висках запеклась кровь. В ее глазах застыли слезы, а на правой руке виднелись свежие порезы.

– Не трогайте меня, – молила она. – Пожалуйста, не трогайте меня.

Одной рукой Аэрон стиснул кинжал, а другая превратилась в лапу с острыми, смертоносными когтями. Он ринулся вперед…

А затем свет померк. Что же произошло дальше? Что он сделал? Он не знал. Лишь надеялся, что ему не пришлось отказаться от убийства и оставить свою жертву в живых.

«Хочу на свободу. Наверх! Расправить крылья и полететь».

Аэрон потянул свои цепи. Они заскрежетали, царапая его израненные запястья, но не сдвинулись с места. Он мрачно оскалил зубы. Чертов Рейес.

Чертов Боль.

Аэрон не помнил, как Рейес одолел его и притащил сюда. Его страдальческое «Прости меня» до сих пор звучало в ушах Аэрона.

Эти же слова Аэрон обычно бормотал, стоя на окраине Будапешта, наблюдая за людьми и удивляясь тому, как беспечно они проводят свои дни, не думая о врожденной слабости и о том, что все в конечном счете обречены на смерть. И некоторые – от его руки.

Иногда Аэрона охватывали приступы бешенства, Ярость выбирал тех, кто заслуживал его наказания. Насильники, хулиганы. Убийцы. Как он сам. Некоторые, однако, не заслуживали того, что он с ними делал. Как те женщины.

Он нахмурился. Эта мысль появилась совсем некстати в его охваченном смятением сознании. Он часто думал об этом еще до того, как боги приказали ему убить женщин из семьи Форд.

Внезапно из дальней стены пещеры посыпались камни, нарушив его мрачные размышления. Аэрон прищурился. В стене образовалась узкая щель, сквозь которую сверкнули красные угольки глаз такого же демона, как у Аэрона.

Аэрон предостерегающе заворчал. Он был закован в цепи и безоружен, но не беспомощен. У него есть зубы. Он сожрет своего врага, если потребуется.

Снова посыпались камни, расширяя проход в стене. А затем в дыру протиснулась лысая, покрытая чешуей голова. Ярко-красные глаза оглядели пещеру и уперлись в Аэрона. Существо злобно улыбнулось, обнажив острые, сверкающие клыки.