Темнейшая ночь (ЛП) - Страница 23
Ну ладно, это местечко таки получило пару очков в свою пользу.
Однако, еда не была достаточной причиной, чтоб оставаться. Как насчет секса? Конечно же нет, подумалось ей, а в ее животе снова появились эти странные трепетания. Это было…
Все внутри нее поднялось по неожиданной тревоге – затишье перед надвигающейся бурей. Ей не было действительно больно, но она поняла, что нечто было не в порядке с ее телом. Один стук сердца. Другой. Ожидая, она сглотнула.
Потом грянула буря.
Кровь застыла льдом, а капли пота, острые как осколки льда, появились на коже. Расползаясь, словно пауки. Она взвизгнула, захныкала, пытаясь соскрести их. Но они не исчезали, и теперь она могла их действительно увидеть. Они были на ней. Их крошечные ножки бегали по ней. Вопль заклокотал в ее горле, и в тот же миг волна головокружения ударила ее, так что она лишь тяжело вздохнула. Ей пришлось вцепиться в окно, чтоб удержаться на ногах. Поднос упал, звеня.
Слишком быстро головокружение перешло в тупую боль, а она жалящим кинжалом прорезала себе путь от живота до сердца. Она покачнулась, задыхаясь и стеная одновременно. Яркие огоньки мелькали перед глазами множеством слепящих цветов.
Что с ней было не так? Яд? О Господи, были ли пауки все еще на ней?
Новая боль поразила ее, и она сложилась пополам.
«Мэддокс», позвала слабым голосом.
Ничего. Шагов не было.
«Мэддокс!» выкрикнула, вкладывая в его имя все свои истощающиеся силы. Она попыталась пойти к двери, но не смогла заставить себя шевельнуться.
Опять ничего.
«Мэддокс!» Зачем он тебе? Он мог сотворить это с тобой. «Мэддокс». Она не могла прекратить произносить его имя. «Мэддокс».
Черные паутинки туманили ее зрение, сужали его, покрывали чересчур яркой радугой.
«Мэддокс». Ее голос превратился в едва слышный шепот, в трепетную мольбу.
Ее живот стиснуло; горло распухло, почти закрылось. Затем она не смогла дышать. Каждая клеточка ее тела вопила и вопила и вопила. Нужен воздух. Нужно вдохнуть. Она упала на пол, не в состоянии больше выдерживать собственный вес. Надо сбросить пауков прочь. Нет сил, нет энергии.
Бутылка вина упала, будто сопереживая, и оставшаяся красная жидкость разлилась. Она полностью утратила четкость зрения, мир вращался, затем полностью исчез, оставив только темноту.
Мэддокс не мог поверить своим глазам.
«Это… это… невозможно». Он протер мозолистой рукой глаза, но картинка не изменилась.
«Очевидно, я учуял запах не Эшлин», Рейес врезал кулаком в стену. Пыль взметнулась в воздух, куски шершавого камня осыпались на пол.
Торин просто захохотал.
Парис благоговейно втянул воздух.
«Идите к папочке».
В дальнем углу Люциеновой спальни были четыре женщины. Держась за руки, они сбились кучкой для поддержки и придания сил друг другу. Каждая тряслась от страха, смотря на мужчин панически вытаращенными глазами.
Нет, понял Мэддокс. Не все они дрожали. Зеленые глаза красивой блондиночки с веснушками уставилась на них с яростью. Ее челюсть сжималась, словно она прикусывала язык, чтоб удержаться от непристойных выкриков.
«Что они здесь делают?» затребовал он ответа..
«Тебе не идет такой тон», отрезал Аэрон. «Ты начал это со своей милашкой-Наживкой».
Низко рыча, Мэддокс преодолел расстояние между ними. Одна из женщин захныкала.
«Я думал мы закрыли эту тему», сказал он. «Взвешивай свои слова о ней хорошенько, иначе пострадаешь».
Аэрон не сдавался.
«Сколько ты ее знаешь? Пару часов? Ты совсем немного разговаривал с ней. Сейчас она должна была бы просить о пощаде, а мы должны были бы знать все ее тайны. И все о Ловцах: есть ли они еще в городе, что они замышляют».
«Она пыталась спасти, когда меня убивали. Она пыталась спасти меня от вас всего пару минут назад».
«Ломала комедию»
Возможно. Он твердил себе это же, но не мог заставить себя придать этому значение. Ни тогда, ни сейчас. Расстроенный больше самим собой, чем Аэроном, он сдался на этот раз. Обернулся к Люциену.
«Почему они здесь?» спросил более спокойно, но не менее недоверчиво.
Скорее настолько спокойно, насколько это было возможно в подобной ситуации.
Люциен глянул на Аэрона, указавшего на коридор кивком подбородка. Сообразив, воины вышли. Каждый места себе не находил в ожидании. Люциен вышел последним и быстро запер дверь.
Мэддокс рассматривал своих друзей, по большей части излучавших то же неверие, что и он. Ничего подобного не случалось раньше. Никто из них не приводил женщин сюда, даже Парис (насколько ему было известно), а сейчас тут было почти столько же женщин сколько и воинов. Это было химерно.
«Итак?» напомнил он.
Аэрон пояснил, как Олимпийцы были свергнуты Титанами – предводителями из седой древности, и что эти новые суверены хотели – нет, приказали – ему казнить тех четырех невинных женщин. Если он будет сопротивляться, он сойдет с ума от жажды крови. Если попросит освобождения от выполнения задания, его проклянут так же как Мэддокса.
Мэддокс ошеломленно слушал. Удивление и страх омывали его, струились в его крови.
«Но зачем новый царь богов сказал Аэрону…»
Ответ сам встал на место и сжал его губы. Я сделал это, осознал он. Это я виноват. Я бросил вызов богам вчера вечером, даже оскорбил их. Это должно быть их способ отплатить.
Он испуганно глянул на Торина. Воин уставился на него, напряженно сверкая зелеными глазами. Затем отвернулся и распластал свои одетые в перчатки руки на висящем как раз над ним зеркале. Его отражение было мрачным. Только вчера, они оба заявили, что им будет безразлично, если боги покарают их. Они полагали, что ничто не может быть еще хуже их положения.
Они ошибались.
«Мы не можем позволить Аэрону совершить этот проступок», сказал Люциен, прерывая мрачные размышления Мэддокса.
Рейес еще раз ударил стену, ворча от мощи. Красные порезы на его предплечьях открылись от столкновения, брызгая каплями крови на серебристые камни.
«Этим Титанам должно быть известно, что произойдет, если Аэрон подчиниться». Он грозно стиснул зубы. «Им должна быть известна та тончайшая грань между добром и злом, на которой мы все балансируем. Почему же они так поступают?»
«Я знаю почему», угрюмо ответил Мэддокс.
Все посмотрели на него.
Стыд тяжелым грузом придавил его плечи, пока он оценивал, что натворил.
«Я не ожидал, что такое произойдет», запинаясь, закончил он. «Я не знал о побеге Титанов, тем более что они взяли верх».
«Даже не знаю что сказать». Аэрон.
«Я знаю. Проклятье». Парис.
Мэддокс закинув голову, уставился в потолок. Я полагал, что пытаюсь взбесить Олимпийцев, хотелось ему крикнуть. Они бы ничего не сделали. Они бы продолжили игнорировать его.
«Ты думаешь, что Эшлин это тоже кара от Титанов?» поинтересовался Люциен.
Он стиснул челюсть.
«Да». Конечно же, она была карой. Он обдумывал это ранее: время ее прихода, то как она околдовала его разум и разожгла его желания, но полагал, что это устроили Олимпийцы. «Должно быть титаны привели Ловцов прямиком к нам, зная что те используют Эшлин и то, как она повлияет на меня».
«Ты не проклинал богов до того, как Аэрон был призван. Тем более, ты еще не проклял их, когда Эшлин впервые появилась перед моими камерами», уточнил Торин. «Они не могли наперед знать того, что мы скажем или сделаем».
«Не могли? Возможно, они и не присылали ее, но они должно быть как-то используют ее». Ничто другое не объясняло силы его чувств к ней. «Я о ней позабочусь», мрачно добавил он, но каждый мускул его тела окаменел, умоляя забрать слова обратно. Он не забрал. «Я позабочусь обо всех них».
Парис смерил его хмурым взглядом.
«Как?»
Он угрюмо ответил.
«Я убью их». Он творил и худшие вещи. Почему не добавить это в список?
Потому что я не чудовище. Сделай он это, он превратиться в Насилие. Он будет ничем не лучше духа внутри себя, существуя с одной целью: причинять боль.