Темная симфония - Страница 75

— Но мы будем жить в палаццо, — еще раз напомнила Антониетта, желая уверенности. — Nonno будет возражать против моего отъезда. И никто не понимает Ташу.

— Она никогда не говорит, что имеет в виду. Большую часть времени я буду вынужден сканировать ее сознание и читать ее намерения, не обращая внимания на ее слова, но остальные члены твоей семьи и некоторые из слуг имеют странный барьер в своем сознании.

— Я тоже буду способна делать это?

— Да. Но в случае с твоей семьей, если они поймут, что происходит, ты будешь вынуждена стереть их воспоминания. Ты научишься со временем понимать, что лучше всего, если это возможно, позволять людям сохранять в тайне собственные мысли.

— Я нахожу это навязчивым и слегка пугающим, когда думаю, что ты можешь читать мои мысли. Временами мысли приходят и уходят спонтанно. Я не уверена, что мне хочется, чтобы ты видел, что я чувствую на самом деле.

Он тихо рассмеялся, обрушив легкие поцелуи на ее волосы.

— Я обнаружил, что лучше постоянно сканировать Джозефа, и ты можешь захотеть делать то же самое. Он хоть и выглядит достаточно невинно, да и говорит так, но на самом деле он настоящий террорист.

— Ты полагаешь, я действительно смогу видеть? — она подтянула колени. Странное жжение появилось в ее животе. С каждой минутой оно становилось все сильнее, пока не стало болезненным. Она сжала ноги, но, казалось, это не помогло.

Байрон положил руку ей на живот, широко расправив пальцы, чтобы охватить все пространство. Его прикосновение должно было успокоить, но острые стрелы боли пронзили ее живот, пройдясь по спине.

— Байрон? — пот выступил на ее теле, судороги сжали ее мышцы. — Что со мной происходит?

— Началось перевоплощение, — он полностью слился с нею, стараясь оградить от боли. Но неважно, как сильно он пытался сделать это, жжение разрывало ее тело. Судороги выгнули ее тело и снова отбросили на матрас, несмотря на удерживающие ее руки.

Она чувствовала нечто живое, пробегающее под ее кожей, невыносимо зудящей, стараясь выйти сквозь ее поры. Ей казалось, что она кричит, но ни одного звука не вырвалось. Шум грохотал в комнате, раздражая, причиняя боль ее ушам. Она, сдавалось, была не в силах регулировать громкость,

—  Жак. Жак, что я должен делать? — Байрон потянулся к единственному человеку, который, как он знал, прошел через подобное. К единственному человеку, который мог помочь ему защитить Спутницу жизни от самой страшной боли. Было достаточно легко позволить Жаку поделиться знаниями о том, что происходит с Антониеттой.

—  Сейчас ты мало что сможешь сделать, пока ее тело не избавится от токсинов. Затем ты должен будешь погрузить ее в сон и дать ее телу время исцелиться в земле. Это трудное время, Байрон. Если тебе потребуется какая-либо помощь, неважно в какой форме, знай, я здесь.

Антониетта задохнулась, когда очередная волна обжигающей боли прошлась по ее телу, прорываясь сквозь сердце и легкие и сжимая каждую мышцу. Она с силой втянула воздух, осознавая, что Байрон дышит за них обоих. Потом на ощупь потянулась к его руке. Байрон крепче стиснул ее, желая прижать к себе.

Тысячи игл пронзили ее глаза, огонь обжег глазницы. Кончики пальцев онемели, затем их опалило огнем, появились, а затем исчезли согнутые когти. Байрон был вынужден отпустить ее руки, чтобы не быть разорванным. Ее тело снова содрогнулось, выгибаясь, вытягиваясь, извиваясь. После чего она рухнула назад на матрас.

— Я и не представлял подобного, Антониетта. Я бы никогда не попросил тебя пройти через это.

Она выдержала еще одну волну, стараясь слегка улыбнуться, но ее лицо, создавалось ощущение, было вытянуто.

— После этого роды карпатским женщинам должны казаться кусочком пирога, — ее голос был сдавленным, не похожим на ее собственный. Тихое рычание сопровождало ее слова. Шум в ее ушах возрос до оглушительного рева. — Меня тошнит. Отнеси меня в ванную.

Байрон сграбастал ее на руки, двигаясь быстро. Слезы обжигали его глаза. Чувство вины тяжким грузом давило на него.

— Мне следовало бы знать об этом. Прежде, чем попросить тебя о подобном, я должен был знать, во что вовлекаю тебя. Мне так жаль, cara, — он отвел с ее лица волосы, когда ее несколько раз вырвало.

Байрон не представлял, сколько прошло времени. Казалось, часы. Бесконечные. Он был поражен болью, ужасным жжением, словно паяльной лампой обжигающей ее изнутри. Был благодарен, что она не могла видеть, как что-то приподнимало ее кожу, снова и снова носясь по ее телу. Несколько раз он был вынужден удерживать ее, когда она готова была сорвать собственную кожу с костей и вырвать собственные глаза. Он испробовал все, что мог придумать, чтобы облегчить ее страдания, но все, на что он оказался действительно способен, это прижимать ее к себе и следить, чтобы она не поранила саму себя. Изнеможение помогало лучше всего остального, так что она отдыхала между приступами боли, держа его за руку, сохраняя свое сознание совершенно пустым.

Байрон был благодарен за момент, когда понял, что может безопасно погрузить ее в сон. Он беспощадно отдал милосердную команду и она безропотно подчинилась.

Байрон вынес Антониетту из глубин питательной исцеляющей земли и устроил на кровати на вилле. Но прежде чем лечь на простыни и свернуться рядом с ней, он убедился, что на ней не осталось никаких следов после проведенного в земле дня. Его сердце колотилось, он фактически чувствовал на языке привкус страха. Обхватив ее лицо руками, он поцеловал ее в губы.

— Просыпайся, Антониетта. Просыпайся и прими свою новую жизнь.

Она пошевелилась, ее роскошное тело дернулось под его, груди прижались к его груди, а бедра превратились в колыбель для него. Антониетта лениво потянулась и открыла глаза.

После чего закричала, зажмурившись.

— Что-то произошло, Байрон. Это не может быть правильным. Что-то пошло не так.

Байрон постарался было прочесть ее сознание, но паника подавляла все.

— Позволь мне посмотреть. Я не понимаю, что пошло не так, Антониетта. Ты только что проснулась, боли не должно быть. Тебе больно?

Ее живот сжался.

— Я проснулась в один миг и смогла услышать, что происходит за стенами виллы. Я смогла почувствовать тебя, твою кожу, твое тело и я тут же захотела тебя. Я думала о занятии любовью, о том, насколько красиво это было бы, и как чудесно просыпаться в твоих объятиях. Но едва я открыла глаза, как все словно обезумело.

Байрон дышал за них обоих, медленно и ровно, пока ее дикое сердце не успокоилось, а хаос в ее сознании не оказался под контролем. Он изучил ее воспоминания. Комната кружилась. Его лицо, нависшее над ней, было искажено. Размыто. Свет сочился со всех сторон. Это был настоящий головокружительный калейдоскоп картин и цветов. Боль пронзила его голову, его желудок покачнулся.

— Мы сможем это исправить? — Антониетта обвила руками шею Байрона и повисла на ней, ее глаза были плотно закрыты. — Это было пугающе.

Он поцеловал ее в уголок рта, прикусил подбородок, его мысли неслись вперед, когда он продумывал ответ.

— Спутница жизни моего друга Жака, Шиа, до своего перевоплощения была доктором, сейчас она ценится как целитель. Позволь мне посмотреть, смогу ли я показать ему, что происходит. Она, возможно, будет в состоянии сказать нам, что делать.

Все это сопровождалось проявлением его привязанности, небольшими любовными укусами, тем, как его губы легонько скользили по ее коже, столь же поглощенные ею, как его мозг проблемой, даря успокоение. Антониетта полностью расслабилась под ним, напряжение покидало ее. Едва она сделала это, как осознала, насколько напряженным, толстым и сексуально возбужденным он был. Скользнув руками по его спине, она позволила своему сознанию всецело сосредоточиться на его мускулах. С закрытыми глазами, отсекающими все неизвестное, она могла сосредоточиться на том, что знала лучше всего: на текстуре и ощущениях невероятно мужественного тела Байрона.