Темная комната - Страница 9

Мы спустились, пошли по двору к Гагиной парадной.

— Ну а как ты думаешь, что там — в тёмной комнате этой? — спросил я.

— Я не думаю, я знаю, — ответил Гага. — Чёрная дыра.

— Что?

Я остановился.

— Чёрная дыра.

— А что это?

— Ну, это такой разрыв в пространстве, через который можешь попасть в другое измерение. Слышал небось, что иногда люди бесследно исчезают?

— Значит, мы тоже можем пропасть, если в эту тёмную комнату войдём?!

— Ты сначала войди! — утешил Гага. — Вход туда, как ты знаешь, этот цербер-кочегар сторожит. Но — повод есть для захода к нему: стёкла я достал.

— Так быстро?

— А ты хотел бы, чтоб медленно? — усмехнулся Гага.

— Нет, ну почему же… Отлично! — бодро ответил я.

Мы вошли в парадную Гаги.

— Постой-ка! — остановил его я. — Ведь говорят, что дом наш в восемнадцатом веке был построен? При императрице Елизавете Петровне?

— Так. Ну и что?

— А разве могли тогда быть… другие измерения?

— Х-х-х! — Гага засмеялся противным своим смехом, словно лопнувший мяч засипел. — Другие измерения? Конечно, не было их тогда! Ничего не было! Земля тогда плоская была, разве не знаешь?!

— Ну ладно! За дурака-то меня не принимай! — Я обиделся.

Мы молча стали подниматься по лестнице. На площадке второго этажа тоже «балдели» ребята, сначала мне почудилось, что здесь, как-то опередив нас, оказался Маслёкин с его дружками, но нет, это были другие ребята, незнакомые, не из нашего дома, но чем-то очень похожие на Маслёкина и его друзей.

— Делать людям нечего! — проходя мимо них, внятно и громко проговорил Гага. — Подыхают от безделья!

Один из них открыл глаз. Я обрадовался: может быть, завяжется драка? Раньше драться я не очень любил, но теперь обрадовался и оживился: побьют нас, выкинут с лестницы и можно будет не идти в тёмную комнату!

Но ребята оказались не из таких!

— А чего делать-то нам? — проговорил самый огромный из них. — Делать-то нечего ведь, сам знаешь!

— Чего в чужой парадной-то сидите?! — резко спросил я, надеясь ещё на спасительную драку. — Своей нет?

— А ты купил, что ли, её?! — проговорил вдруг самый маленький из гостей.

Так! Отлично!

— Купил! Представь себе! — грубо ответил я.

Но гигант, отодвинув маленького, покорно сказал:

— Ну хорошо. Если надо так — мы уйдём! Отовсюду уже выгнали нас, теперь вы гоните!

— Да ладно уж! Оставайтесь! — Мне стало их жалко. Гага открыл уже дверь своей квартиры и ждал меня. Я со вздохом вошёл, и Гага захлопнул за мной дверь на лестницу.

— Не бойся! — проговорил Гага. — Предков нет моих, в гости ушли!

Как будто бы я боялся его предков! Боялся-то я совсем другого… Гага нагнулся и осторожно поднял прислонённое к стенке оконное стекло.

— Второе бери! — показал он.

Я поднял второе стекло.

— Где взял-то? Ведь выходной же сегодня! — спросил я.

— Где, где! — ответил Гага. — У нас в комнате вынул, где же ещё!

— Ну смело, ничего не скажешь! — произнёс я. — Представляю, что твои родители нам устроят, когда вернутся!

— Если только они достанут нас в четвёртом измерении! — усмехнулся Гага.

Я задрожал, чуть не выронил стекло.

— Тук-тук! — бодро проговорил Гага, коснувшись пальцем двери в комнату кочегара. — Можно?! Мы к вам стёкла пришли вставлять!

Из-за двери никто не отвечал. Мне стало почему-то очень страшно.

— Интересно! — Гага потянул дверь, она открылась.

В комнате никого не было. Посреди комнаты стоял шкаф, отодвинутый от стены. Дверь в тёмную комнату была распахнута.

Мы выскочили в коридор.

— Та-ак! — тяжело дыша, проговорил Гага. — Сам, значит, туда ушёл. Испугался, что мы разоблачили его!

— Как… кого мы разоблачили его? — прошептал я.

— Как посланника! — прошептал Гага. — Он, видимо, человек был, но связанный с ними.

— С кем… с ними? — проговорил я.

— Ну, с существами, которые там!

— А… которые там?

— Если бы я знал, я бы не стал этому уделять столько внимания! — проговорил Гага. — Пошли!

Мы снова вошли в комнату. Как-то в ней было тревожно — из-за двери, открытой в темноту!

Мы осторожно, ступая как по льду, подошли к приоткрытой двери. Оттуда веяло холодом и какой-то неземной, абсолютной тишиной.

— «Эники, беники, си, колеса, эники, беники, ба»! — быстро посчитал Гага.

Выпало на меня.

— Ну, я пошёл! — пробормотал я.

— Ага, — Гага кивнул.

Я переступил высокий порог… и очутился в абсолютной темноте. Я надеялся увидеть окно тёмной комнаты — впервые изнутри, а через него и наш двор, но окна никакого не было, было абсолютно темно и тихо. Постояв и послушав, как кровь шелестит в ушах, я поднял руки и осторожно двинулся вперёд. Я шёл медленно, коротким кругообразным движением нащупывая ногой пол впереди. Я двигался довольно долго — и вдруг паника охватила меня. Если бы это была обычная комната — пускай даже и тёмная — я давно должен был упереться рукой в стену, но здесь не было никакой стены! Была бесконечная темнота и тишина! Обычно хоть что-то видишь и слышишь, а здесь не было ничего, только колотилась в голове мысль: «Ну всё! Пропал! Отсюда не возвращаются!» Потом и эта мысль, вильнув хвостиком, исчезла. Не было больше ничего…

Не знаю, сколько времени прошло, пока я пришёл в себя. Я почувствовал, что лежу, подмятая рука затекла. Я поднялся и увидел далеко-далеко светящуюся щель. С колотящимся сердцем я медленно пошёл туда… и вышел в светлую комнату, к Гаге!

— Ну… что ты так долго? — белыми губами проговорил он.

Я ничего не ответил и опустился в кресло.

Потом мы вышли, потом долго вставляли стёкла в комнате кочегара, потом вышли на лестницу. Лестница была абсолютно такая же, и те же оболтусы, что удивительно, так и стояли на площадке второго этажа.

— Ну как делишки? Что новенького? — стараясь говорить бодро, спросил их я.

— Что может быть новенького-то?! — вздохнул громадный.

— Батареи стали холодные! — пожаловался маленький.

— Естественно! — многозначительно глянув на меня, проговорил Гага.

Мы спустились во двор.

— Ну рассказывай! — прошептал Гага.

На следующий день — 3 мая — я сидел дома, никуда не выходил.

— Батареи буквально ледяные! — поёжилась мама. — Что, не топят больше уже?

— Да, говорят, приказ вышел, больше не топить! — сказала бабушка. — И кочегар наш в отпуск уехал, говорят. Чего же топить, раз лето приходит!

За что я бабушку люблю, что всегда всё здраво объяснит, успокоит! Всё просто: никуда кочегар не исчез, а просто уехал. А перед этим тёмную комнату осмотрел, чтоб занять её, скажем, после отпуска! А что я дальней стены долго нащупать не мог… топографический обман — и более ничего! Ведь говорят, что в лесу человек по кругу ходит, и я по кругу ходил. Ну молодец, бабушка моя! Спокойно стало. Всегда она умеет подбодрить. И даже ругает когда, и то слушать приятно, потому что ругает она художественно: «…всё бы тебе шиманайничать да подворашничать! Не голей других ходишь!»

Музыка, а не ругань!

Помню, как поддержала бабушка меня, когда я расстроился из-за того, что нечаянно сжевал билет в баню.

Очень я люблю в баню ходить, но, когда стоял тогда в очереди, задумался и билет свой сжевал. То есть сначала трубочкой его свернул, потом стал откусывать его по кусочку, потом гляжу — только мокрый комочек у меня в руке!

Протянул его банщику при входе:

— Вот, — говорю. Он побагровел:

— За дурака меня принимаешь? Суёшь мне всякую дрянь, голову морочишь! Катись, пока я в милицию тебя не сдал!

— Но покупал же я билет! Вот — кусочек!

— Ладно, подавись своим кусочком! — Он толкнул меня в грудь.

Расстроенный из-за него, но главным образом из-за себя, вернулся я тогда домой, сел. И постепенно всё бабушке рассказал.

— И-и-и, милый! Не расстраивайся ты! Чего в бане хорошего — век не любила! Ты в кино лучше пойди, хорошая, говорят, картина!