Темная комната - Страница 5
Когда возвращались мы из гостей — уже темно было там, ничего не видно — и хорошо!
Наутро встретились мы с Гагой в школе и, не сговариваясь, о другом заговорили, как будто не было никакого подземного путешествия!
И вот — число я хорошо запомнил, потому что было это накануне Первого мая, — лежал я на диване, как обычно. Объелся за ужином блинов, а точнее, оладьев. Пошевелиться не мог. Глаза сладко слипались.
И вдруг звонок! Абсолютно некстати!
И появляется, ясное дело, Гага, кто же ещё? Кто же может ещё настолько некстати появляться?!
И по глазам его вижу — вернее, даже по одному его глазу: он ко мне профилем сел, — что появилась у него очередная безумная идея!
— Спишь? — с безразличием спрашивает.
— Сплю, — говорю. — А что? Лучше спать, чем делать глупости!
— Думаешь?
— Уверен!
— Прости, что я тебя поднимаю, — изысканно-вежливо Гага говорит, — но, может быть, выйдем на секундочку во двор?
— А дальше?
— Нет, только во двор. Этим и ограничимся.
Встал я, оделся, хотя не очень-то верил, что он двором ограничится. Вышли во двор. Во всех почти окнах свет горит: понятно, завтра праздник, люди готовятся. Вот в моём окне, на втором этаже, бабушка показалась. В другом окне, тоже на втором этаже, Гагина мать встала на подоконник, свесилась, какую-то банку между стёкол поставила. Всё обыкновенно. Спрашиваю:
— Ну что? Гага говорит:
— Здорово, а? Почти все окна горят!
Посмотрел я на него с изумлением: совсем уже, что ли, умишком ослабел, вытащил меня во двор, чтобы я посмотрел, как окна светятся в доме?!
— Да… здорово горят! — чему-то радуясь, Гага говорит. — Одно только не горит… Не знаешь, это в моей квартире или в твоей?
Посмотрел я: действительно, одно окно на нашем этаже тёмное. Ну и что?
— Не знаю, — говорю, — в чьей это квартире, в твоей или моей, какая разница. Я у соседей редко бываю у своих, а тем более у твоих, так что точно не помню, чьё это окно. Судя по расположению, примерно посредине, оно и к твоей квартире относиться может и к моей. Могу идти?
— Да… Интересно, — Гага говорит. — А видел ли ты когда-нибудь, чтобы в окне этом свет горел?
— А почему бы ему там не гореть? — спрашиваю. Но сам начал уже вспоминать…
Вообще, часто так было, что мы во дворе играли до темноты, видели, как в окнах начинал свет зажигаться, в одном, после в другом. И тоже мне стало вдруг казаться, что окно это, в самой середине окон второго этажа, всегда тёмным было.
— Ну и что? — Гагу спрашиваю.
— Не знаю, — он плечами пожал.
— То есть ты хочешь сказать, что это особенное какое-то окно?
Гага долго молчал, потом спрашивает:
— Не знаешь, случайно, сколько окон в нашей квартире, всего?
— У нас в двух комнатах — три окна, в кухне — одно и у Лидии Григорьевны с Борисом Ефимычем два. Шесть.
— Так. — Гага говорит. — У нас — три, в кухне — одно и у соседа-кочегара — одно. Складываем твои окна с моими, получается одиннадцать. Теперь сосчитай, сколько всего окон на втором этаже.
— …Двенадцать! То есть ты хочешь сказать, что одно окно лишнее?
— Ну может, и не лишнее, — Гага говорит. — Но ясно, что оно ни к моей, ни к твоей квартире не относится.
— К чему же оно относится? Где же эта комната расположена, которая ни к моей, ни к твоей квартире не относится?
Гага только плечами пожал.
— Как же в эту комнату попасть? — спрашиваю.
— А думаешь, надо попадать? — Гага спрашивает.
«Так, — думаю, — всё ясно! Гага новую загадку изобрёл, и непонятно, в общем-то, что можно ему возразить!»
— Так… — говорю. — А какие окна рядом с этим тёмным окном находятся?
— Со стороны твоей квартиры — крайнее окно вашей комнаты, со стороны моей квартиры — окно кочегара. Но я смотрел, и с той и другой стороны никакого продолжения дальше нет, стена.
— Какого кочегара?! Того?
— Ну, который в кочегарке сидит, — спокойно на это Гага говорит.
— Та-ак… значит, между нашими квартирами какая-то комната, вход в которую неизвестно откуда?
— Видимо, — Гага плечами пожал.
— И что же там происходит?
— Откуда я знаю? — Гага говорит.
— И что ж это за комната такая, неизвестно? — спрашиваю.
— Я расспрашивал осторожно старожилов нашего дома, — Гага говорит, — Никто из них даже не догадывается, что одно окно в нашем доме всегда тёмное.
— Значит, это ты первый заметил?
Гага плечами пожал:
— Видимо, я.
— Ну и что теперь будем делать? — спрашиваю.
— Думаешь, надо обязательно что-нибудь делать? — Гага спрашивает.
— Ладно, не притворяйся! — Я разозлился. — Не просто же так ты меня во двор вытащил, явно хотел что-то мне предложить!
— Ну, неплохо бы, вообще, заглянуть в эту комнату, — Гага говорит. — Но вход, видимо, в неё замурован. Когда, с какой целью и что в этой комнате замуровано, вот на какие вопросы хотелось бы получить ответы, — Гага говорит. — Проникнуть через стену в эту комнату вряд ли удастся, вряд ли твоя преподобная бабуся позволит стену в вашей комнате проломить!
— Бабушка? — обрадовался я — Она позволит! Пойдём, честно ей всё расскажем, она разрешит!
— Да нет, — Гага говорит. — Не стоит лишних людей в нашу тайну посвящать. Думаю, самим удастся разобраться. Завтра Первое мая, все почти на демонстрацию уйдут, и мы спокойно с тобой в комнату эту проникнем.
— Но как?
— Думаю, на крыше за трубу верёвку привяжем и один из нас по этой верёвке до окна спустится.
— Ты это называешь «спокойно»?
— А что? По-моему, мы уже спускались на верёвке с высоты, по-моему, дело проверенное!
— Ну, там хоть не видно было, какая высота, а тут ясно, грохнешься, всё переломаешь!
— Пожалуйста, — Гага говорит, — я спущусь, ты будешь на крыше находиться, за верёвкой следить.
«Нет уж, — думаю, — это не пройдёт: не позволю я ему таким надменным быть!»
— Ну почему же, — говорю, — можем жребий вытянуть, кому спускаться!
— Ну хорошо, — Гага говорит, — завтра в девять часов я зайду за тобой, с верёвкой.
Вернулся я поздно уже, лёг спать. Но всю ночь не мог заснуть.
«Надо же! Думал, что никаких больше тайн нет во всей вселенной, а оказалось, вот тайна, под боком, рядом с моим диваном, — замурованная комната!»
Так и заснул я под утро, думая о ней, и приснился мне страшный сон про неё. Будто бы встаю я с дивана, вылезаю через форточку на подоконник, потом, за раму держась, пытаюсь свеситься подальше, чтобы в ту соседнюю комнату заглянуть, но нет, сбоку не видно ничего, только оконный переплёт.
Вдруг решившись, я отталкиваюсь от своей рамы вбок, лечу и оказываюсь на подоконнике той комнаты! Чуть не сорвался, но успел ухватиться кончиками пальцев за оконный переплёт. Потом прижался лбом к холодному стеклу, стал смотреть. Тут, к счастью, над двором луна появилась и всё стало мне видно в той комнате: продолговатая пустая комната, на полу чёрные тени от рам, в углу цилиндрическая железная печка до потолка. И всё! И ничего больше в этой комнате нет. И даже двери нет, вот что поразительно! Комната есть, печка есть, а никакая дверь в эту комнату не ведёт, ни открытая, ни закрытая!
Передвинулся немножко по подоконнику, ладонью форточку толкнул. Она заскрипела вдруг страшно громко в тишине и сдвинулась. Ещё нажал, она почти полностью открылась и вторую форточку, во второй раме, сдвинула.
Подтянулся я, скорчился и стал в эту форточку протискиваться. Пролез, повисел в комнате вниз головой… Чёрные тени рам на полу, тихо, только слышится громкое моё дыхание.
Потом ступил руками на подоконник в комнате, потом сделал переворот и ногами встал на пол. Всё!
Прошёл по всей комнате, стены осмотрел. Дверь всё-таки есть, в той самой дальней стене, где печка. Чуть выступает под обоями высокий прямоугольник.