Темная гора - Страница 66
Стражники, что остановили их, при виде копья шарахнулись в стороны. Гадирит в плаще замер, потом вдруг согнулся в поклоне и масляным голосом проговорил:
— Птахор смиренно просит великодушия, о правитель! Не признали тебя стражи во мраке невежества! Нерадивые будут наказаны, неучтивые казнены. Повелевай!
Арет оглянулся на базилея и подмигнул. Здесь, внизу, явно не знали о том, что творится наверху.
— О казнях потом, а сейчас ты поведай мне, Птахор, — звучно сказал Одиссей, — куда снаряжаете судно и кто поведет его?
— Совет мудрецов, повелитель, направляет нас к африканским берегам. С твоего высокого благоволения вернулся к нам «Харраб». Ныне исправили мы поврежденное, выпрямили искривленное и напитали алчущее. Готовы к отплытию, ждем лишь слов напутственных Родота.
— Не жди, — сообщил ему базилей. — Занят делом Родот, важным и срочным. Прямо сейчас отплывай, а мы с тобою в море выйдем!
Пристально глянул мудрец в глаза базилея, а потом наклонился к нему и спросил доверительным шепотом:
— Что, не подавлен бунт до сих пор? Ценю благоразумие правителя — на «Харрабе» смуту переждать не в пример спокойнее.
Долгим взглядом ответил ему Одиссей и губы в улыбку сложил:
— Почетно быть правителем столь мудрых потомков Гадира.
— Мудрость наша ничто пред величием Наставников, — скороговоркой отозвался мудрец, а потом предложил взойти на корабль.
Медон и Арет остались на палубе, остальные спустились вниз. Старый воин беспокойно поглядывал по сторонам, ожидая крика истошного сверху или гонца с повелением вязать беглецов. И даже когда за кормой «Харраба» ударили лопасти гребного колеса, а перед носом медленно разошлась щель, выпуская в море корабль, даже тогда настороженно он озирался, готовый к любому коварству.
Но вот сошлись створы гигантских ворот, темная гора, нависающая над ними, медленно отдалилась, все дальше и дальше уплывало железное судно, а потом исполинское сооружение гадиритов и вовсе превратилось в небольшую пирамиду, выступающую над волнами, словно диковинный поплавок, потерянный нерадивым рыбаком. И лишь тогда Арет вздохнул с облегчением и изумленно воскликнул, уставившись в багрянец вечернего неба:
— Ты гляди, светло-то как! Я про солнце и думать забыл в этих чертогах Аида!
Воспоминания Медона прервал крик с носа корабля. Наблюдатель что-то заметил и теперь подзывал других воинов. Держась за покатый борт, Медон перебрался к носу и увидел маленькое судно без паруса и весел, которое мотало по волнам недалеко от них. Вблизи оказалось, что нет никого в нем, наверно, смыло волной несчастливого мореплавателя. Вот на чем можно ночью сбежать отсюда, подумал Медон, но тут о тяжелую тушу «Харраба» разбилось суденышко в щепы. Медон вздохнул и отправился вниз. Горели ярко масляные лампы, пылью больше не пахло, но тесно было в чреве корабельном. Немного было гадиритов, три дюжины, не более, однако грузы занимали почти все свободное место. Лишь Одиссея и спутников его разместили в комнате, что находилась под башней с рычагами управления, да Птахор с Узрисом ютились в закутке, отгороженном тюками аж до самого потолка.
К ним заглянул Медон, когда шел к базилею. Птахор сидел под качающимся на тонкой цепочке светильником и озабоченно водил пальцем по металлической пластине. А неразговорчивый Узрис лежал у стены с закрытыми глазами.
Заметив Медона, сделал Птахор жест приглашающий и пластину отложил в сторону. Опасливо глянул Медон на веревки, которыми были стянуты тюки, спросил, присев рядом:
— Не боишься, о Птахор, что от качки обрушится груз и задушит вас, спящих?
— Не боюсь, — ответил мудрец. — Другое тревожит меня. Пора нам плыть к берегам африканским, но и правителю надо вернуться и трон укрепить. Течения и ветер благоприятны первому, второе — не менее важно. Хотя… — наморщил тут лоб Птахор, — если с нами правитель отправится далее, худа не будет в том. Пока Родот присматривает за порядком на плавающей цитадели, правитель ступит на землю и место для города освятит.
— Так вы собираетесь город закладывать? — С этими словами Медон взял с пола металлическую пластину, на которой были выдавлены тонкие линии, по очертаниям напоминающие карту.
Прищурил глаза, повертел так и этак и, вздохнув, отложил.
— Прав был Родот, на коже смотрится лучше! Значит, надоело по волнам носиться, и ныне вы сходите на сушу. Кто же мешал вам к берегу раньше пристать?
— Не раз и не два мы сходили на берег и городов основали немало, — ответил Птахор. — На юге, в двух днях плавания отсюда, Гхар Дагган, город богатый, давно был основан, да только забыли об этом его обитатели, или вот, скажем, на севере…
В закуток сунулся гадирит, которого Медон частенько видел за рычагами управления, и что-то сказал Птахору. Тот коротко ответил, и гадирит исчез за тюками.
— Ныне пора нам город воздвигнуть другой. Время не ждет, потомство Наставника скоро увидит свет его мудрости. — С этими словами Птахор соединил ладони и голову склонил почтительно. — Но тебе, наверно, понять меня трудно…
— Нет, отчего же. — Медон улыбнулся. — О многом рассказал мне Родот и диковин немало я видел. Машину Замана, родильные чрева Анкида и даже…
Он умолк и глянул искоса на мудреца. Птахор кивнул благосклонно.
— И даже Наставника вашего!
Узрис, что лежал у стены, внезапно раскрыл глаза и сел. Медон не отвел взгляда.
— Лицезрел я его, и коконы видел, что рядом лежали, — твердо сказал он. Стало быть, время пришло появиться потомству?
Птахор обменялся взглядами с Узрисом, а потом рассмеялся негромко.
— Прав был Родот, говоря, что по духу и силе разума ты близок нам. Место твое рядом с нами. Правители приходят и уходят, а кто может заменить мудреца?! Узнай, что и впрямь наступает пора возвращения Наставника с приплодом своим. Когда-то их было великое множество. Мощь Посейдонии их попечением лишь укреплялась, но однажды стала чрезмерной…
Птахор тяжело вздохнул, а Узрис вторил его вздоху и снова лег.
— Слышал не раз я о том, что Посейдония сгинула в пучине, — сказал осторожно Медон. — И Родот обещал рассказать мне об этом, да все недосуг ему было — история длинная.
— История, увы, коротка, а вот предыстория — да. Начало ее теряется в бездне времен. Был царь Гадир силен и отважен, а десять сынов его царства пределы расширили на всю Посейдонию. Но так бы ему оставаться царем, одним из бесчисленных царей, что правили, правят и будут править, если бы не чудесное прибытие Наставников. Возникла их сияющая пирамида из ниоткуда, и вышли они из нее видом страшные, но сутью полные великодушия, нам недоступного. Быстро привыкли к ним гадириты, жили они среди нас и учили вещам, непонятным вначале. Узнай ты хоть малую толику, достойный Медон, сколько миров есть, подобных нашему, лишился бы разума!
«Что ты знаешь о безумии, — с неожиданной злобой подумал Медон. — Тебе бы мои голоса и видения! А что до жука вашего, так сейчас, наверно, рыбы глаза его страшные выели!».
— Много мужей гадиритских пустились тогда вместе с ними в отважные путешествия, — продолжал между тем Птахор. — С помощью пирамиды открылись нам двери в иные миры, где под светилами чуждыми видели тварей, подобных богам иноземцев, видели злаки, подобные скоту, и видели нечто, ни на что не похожее. Сколько ушло невозвратно, пропало, исчезло навеки! Может, где-то сейчас потомки первых путешественников города и царства воздвигают под иными светилами. Но однажды вернулись Наставники наши в расстройстве: их встретил неведомый Враг и урон был тяжелым. О войнах тех память не сохранилась. Где они шли, кто кого одолел — неизвестно!
Задумался Птахор, а Медон тряхнул головой. Он чуть не заснул под монотонный голос. Много забавных историй и вымыслов дивных собрал он в хранилище свитков на Заме. Жуки из пирамид, вот удивил! А скажем, история о рождении некоего героя, который вышел из медного тростника, что опустился на озеро в дыме и пламени? Или о злом царе, который настолько был нравом свиреп, что взглядом раскалывал камни да случайно увидел свое отражение? Вот где изящество, вот где соразмерность вымысла и морали!