Темная гора - Страница 56

Арет хотел ей возразить, но не успел. В зал правителей вошли стражники, которые вели закованного в цепи раба. Голова его была опущена, но еще до того, как он поднял глаза, по длинной косице Арет узнал его.

— А вот и зачинщик, — сказал Родот. — Как пожелаешь, правитель, отдать ли его вышивальщицам искусным или попросту жизни лишить, милость твою явив?

Помолчал базилей, потом окинул взглядом стражу, будто считая, сколько их тут на него и спутников его приходится, а потом строго заметил Родоту:

— Раз уж признал ты меня правителем вашим, так изволь удалиться и стражу с собой уведи. Я же решу, как нам быть с бунтарем.

Одобрительно кивнул Арет, нахмурился Медон, опасливо покосившись на Родота, но гадиритский мудрец расплылся в довольной улыбке и, кланяясь, попятился к выходу. В дверях он щелкнул пальцами и стражники ушли вместе с ним, оставив пленника в зале.

Когда дверь прикрылась за последним гадиритом, Арет подскочил к рабу, смерил его с ног до головы и злорадно сказал:

— Что, допрыгался, собачий сын!..

Тут он поперхнулся и виновато скосил глаза на Калипсо, но она и бровью не повела. Седдер же ответил ему дерзким взглядом, сплюнул и уселся на пол, загремев цепями.

— Забить ему плевок обратно в глотку? — спросил Арет базилея.

— Нет! Сними с него оковы, — велел Одиссей.

Старый воин пробормотал родосскую поговорку о глупом родственнике, что хуже двух врагов, взялся за цепь и рывком поставил Седдера на ноги. Долго возился с замком, наконец потерял терпение и мечом разрубил толстое медное звено. Острие клинка задело руку Седдера и оставило длинную царапину на локте, но тот даже не вздрогнул.

— Что же ты ключ у стража не взял? — удивился Медон.

— Что же ты мне раньше не сказал? — сверкнул глазами Арет. — Много тут мудрецов развелось?..

Базилей поднял руку, призывая к молчанию.

Между тем Седдер сбросил с себя цепь и подошел к Одиссею. Старый воин мигнул Политу. Юноша переместился ближе к трону, встав за спиной Седдера с обнаженным мечом.

— Ну и что мне с ним делать? — спросил базилей у Калипсо. — Начинать правление с казни — дурная примета, а помиловать — скажут, что нерешителен, мягок…

— Не о том говоришь, о возлюбленный мой, — еле слышно ответила прекрасная нимфа, и такая горечь прозвучала в ее голосе, что Арет и Медон переглянулись в удивлении. — Что тебе замыслы гадиритов, когда нам, возможно, расстаться вскоре придется навеки! Пусть не прельщают тебя замыслы их о царстве великом, нет в том царстве места тебе или мне.

— Что ж, и о том поразмыслим, — сказал Одиссей. — Но пока мы во власти твоих соплеменников, не разумно ли им до поры не перечить? А пока расспроси несчастного брата своего, есть ли возможность жизнь ему подарить, и будет ли верен он мне за эту милость?

Нехотя заговорила Калипсо, горделиво вскинул голову Седдер и коротко ответил.

— Он говорит, что тому, кто упал, не подняться.

— Что это значит?

— Как бы ты ни решил, ему все равно. А верен он лишь богу гадиритов живому.

— Вот как! — насупил брови Одиссей, но тут в разговор вмешался Медон.

— Да будет мне позволено задать вопрос, правитель? — И, дождавшись кивка базилея, продолжил:

— Спроси у него, о прекрасная, каким богам он поклоняется? Родот сказал мне, будто имена их забыты.

Снова заговорила Калипсо. Рассмеялся Седдер неприятным скрипучим смехом и, указав пальцем в сторону Одиссея, ответил что-то.

Не сразу пояснила Калипсо, что сказал ей брат, задумалась нимфа над его словами и лишь потом произнесла:

— Он говорит, что вы поклоняетесь богам, которых никогда не видели, а потому множите их число, тогда как он может узреть своего бога вживе.

— Да? — слабо улыбнулся Одиссей. — И как же он зрит своего бога — упившись непентеса или наевшись грибов?

— Нет, по словам его, бог гадиритов всегда с ними, и тот, кто не убоится встречи с ним, и есть истинный правитель, а не тот, кто восседает на божестве.

— Кто восседает на божестве? — кротко спросил базилей.

Разговор между братом и сестрой затянулся. Вопросы Калипсо становились все короче, а ответы Седдера длиннее. Наконец вздохнула нимфа и сказала:

— Не знаю, безумен он или и впрямь чего-то наелся, но он утверждает, что под троном есть тайный ход в заветное место, где бог дремлет в некоем ожидании. И что правитель гадиритов должен прикоснуться к богу, не сойдя при этом с ума, а если разума лишится, так на то воля божества — значит недостоин трона.

Дело плохо, решил Арет, лукавый раб задумал недоброе, пахнет ловушкой. Так когда-то заманил Эврилох своего ученика в пещеру, соблазняя его обещанием показать дриаду. Показал… С тех давних пор не верил Арет сокрытым чудесам и, ожидая подвоха, всегда был настороже. Зря базилей затягивает дело. Казнить раба — и кончен разговор. Хоть он и брат Калипсо, а все ж бунтарь. Такие опаснее всего, потому что близко к трону могут подобраться. Сейчас подаст знак базилей, и голову долой!

Но Одиссей решил иначе.

— Ну так давай спустимся к твоему божеству и спросим его — достоин ли я быть правителем вашим, — сказал он после раздумья, поднявшись с трона. — А там и с тобой решим, как быть! Показывай, где тут дорога.

Хотел возразить Арет, но не успел.

— Стоит ли слушать бредни безумца! — воскликнула Калипсо, а белое лицо ее сделалось бледным. — Что, если он в ловушку тебя заманивает, вот о чем подумай! Не знаю, о каком божестве он говорит, но неспроста пугали меня в детстве чудовищем в сердце горы!

— Прислушайся к ее словам…

Базилей не дал Арету договорить.

— Пристало ли мне опасаться гадиритского чудища, тогда как светлые боги Олимпа деяниям моим не смогли помешать? — грозно вопросил он. — Был бы могучим их бог, не допустил бы гибели Посейдонии! А ты, кичливый раб, веди к нему! обратился он к брату Калипсо.

Седдер увидел глаза базилея, вздрогнул и мгновенно понял смысл его последних слов. Смуглое лицо раба посерело, он спросил что-то у Калипсо, но та лишь пожала плечами и указала пальцем себе под ноги. Тогда Седдер подошел к трону и принялся ощупывать края возвышения, на котором он был установлен. Базилей уже стоял рядом с Калипсо, Арет тенью шел за рабом, дыша ему в затылок, а Медон с интересом наблюдал за ними. Политу же было не до этого, он оттаскивал расшалившихся детей от жалобно вскрикивающего слепца, которого они щипали за уши и нос.

Щелкнула тайная задвижка, сбоку от возвышения появилось отверстие. Седдер заглянул в него и отшатнулся. Схватив его за плечо, Арет удержал раба на месте и сделал шаг к отверстию.

— Ну и вонища! — вскричал он, зажав свободной рукой нос.

И впрямь, из дыры шел такой смрадный дух, что в зале стало нечем дышать. Заслезились глаза у Медона, ноздри базилея дрогнули и он отошел к бойницам, а слепой Ахеменид лишь спросил, кто умудрился разлить драгоценный черный соус из перебродивших рыбьих голов? Впрочем, струи морского воздуха из бойниц быстро выдули тяжелый запах.

Арет слегка приоткрыл дверь и выглянул наружу. Родот и стражники исчезли. Тогда он снял с крюков два горящих светильника и вернулся в зал. Посветил над дырой и, обнаружив в железном колодце скобы, вздохнул. Оставил себе один светильник, а второй отдал базилею. Зажал в зубах кинжал и, нащупывая ногой скобы, начал спуск.

Базилей указал Седдеру на отверстие, и тот полез вслед за Аретом. После этого Одиссей велел Политу и Медону быть настороже и никого не пускать в зал, ободряюще улыбнулся Калипсо и скрылся во тьме. Медон посмотрел им вслед. Некоторое время были видны светлые блики от огонька масляной плошки, а потом исчезли и они.

Чем ниже спускался Арет, тем шире становился лаз. Скобы под ногами угрожающе хрустели, но держались крепко. Пару раз старый воин останавливался, прислушиваясь, а когда Седдер наступал ему на голову, лишь негромко рычал. Запах сильно не досаждал, то ли выветрился, то ли уже принюхались к нему.

На семь или восемь человеческих ростов они опустились, как нога Арета вместо скобы уперлась в пол. Он взял кинжал в руку и поднял светильник повыше. Большое круглое помещение было заставлено непонятными предметами.