Темная гора - Страница 36

— Хотелось бы знать, от кого ты услышал такое, — вкрадчиво сказал Родот, снимая повязку, чтобы вытереть ею пот с блестящей головы, на которой не осталось и волоска для рассады. — Однако и впрямь сила наша была велика, никто не мог устоять перед нами. Но даже прадеды наших прадедов не застали времена легендарные. Увы, эта пирамида, которую носит по волнам, — все, что осталось от могучего царства.

Филотий приоткрыл один глаз и посмотрел на гадирита.

— Сколько же гребцов направляют ваше судно большое по морю? — спросил он. — Мы не заметили весел, а шли вы на нас против ветра! Может, сила, что двигала вами, сродни той, что «Харрабом» владела?

Вздохнул Родот, обратно повязку на голову водрузил и ответил:

— Гребцов не видели вы, потому что гребные колеса и весла во внутренней гавани нашей сокрыты, а вращают колеса рабы. Тайна же силы «Харраба», увы, нами забыта давно, впрочем, с помощью вашей теперь вновь овладеем мы силой.

— Вот оно как… — протянул кормчий.

— Но не будем скорбеть о былом! — вскричал Родот, заметив, как задумались его собеседники и как вдруг заблестели глаза Арета. — Мои покои рядом с вашими. Веселый пир устроим мы сегодня, пусть о завтрашнем дне позаботятся боги.

— Меня с собой взять не забудьте, - сказал Ахеменид и, неловко двинув рукой, чуть не выбил кратер из рук Арета.

Арет обозвал его безглазой улиткой, а. Полит глянул на слепого с опаской. Что, если и впрямь тот окажется богом и припомнит им неучтивые речи!

В покоях Родота их встретили служанки, телом и лицом не уступавшие красивейшим женщинам Итаки.

— Откуда у вас здесь столько справных девок? — завистливо спросил Арет. Прямо хоть торги устраивай, со всех побережий купцы набегут за товаром таким!

Лысый старец лишь улыбнулся и сказал, что искони уродливые гадиритки долгом своим почитали безбрачия удел, вот и повывелись начисто. Да к тому же с тех пор, как милость небес коснулась царя Гадира и десяти его сыновей, научились мудрецы Посейдонии улучшать породу.

Родот дважды хлопнул в ладони, и пир начался. Полит смутно помнил, что ел, хоть и пил он лишь воду по юности лет. Весьма причудливы были блюда, порой и не поймешь, рыбное или мясное тебе подают, а многое и выглядело незнакомо, хотя вкуса отменного. Медон пробовал всего понемногу, Арет же налег на жаркое. Ахеменид ухватил баранью ногу и крепкими зубами усердно ее объедал, запивая вином неразбавленным, на что с опасливым уважением обратил внимание Медон. Филотий с брезгливым подозрением рассматривал плавающие в чаше склизкие темно-зеленые комочки и принюхивался недоверчиво.

— Это грибы, — сказал Родот, — их мы сами растим, а секрет их засолки передается издревле от умельца к умельцу.

Филотий поймал наконец выпрыгивающий из пальцев кружок, осторожно положил его в рот, но тут же выплюнул.

— Вот кислая дрянь! — сморщился он.

— К этому вкусу привыкнуть надо, — усмехнулся Родот, ухватил гриб и, покатав его в рту, проглотил.

Слепой Ахеменид нащупал чашу с грибами, притянул ее к себе и со словами: «Грибочки — это хорошо!», зачерпнул полную горсть. У Родота отвалилась челюсть, он хотел что-то сказать, протянул руку к чаше, но не успел. Ахеменид со смачным хлюпом втянул в себя грибы и мутную жидкость. Итакийцев передернуло в отвращении, а слепому было все нипочем. Он звонко рыгнул, засмеялся и, тыча пальцем в угол комнаты, произнес невнятно какие-то слова, то ли Полита призвал любоваться картине, что предстала перед ним, то ли помянул Кроноса или же иного бога не к месту. А потом вытаращил незрячие глаза и замер словно изваяние, не слыша, что ему говорят, и даже не вздрогнул, когда Арет ущипнул его за щеку.

— Что это с ним? — спросил Медон.

Родот вытер руки о тунику служанки и благостно произнес, подняв кратер с вином:

— Истинно сказано: поел грибов — и ближе стал к богам!

Вскоре они насытились. Хозяин предложил иных удовольствий.

Трижды хлопнул в ладони, и служанок сменили такие прекрасные девы, что даже старый Филотий вдруг задышал тяжело, а Медон, упившийся вина и смеживший было веки, рот раскрыл и промолвил:

— О, Зевс-небожитель, да это ж богини!

Доселе считал Полит, что красивее нимфы Калипсо не встречал он никого среди женщин, но тут понял, что блекнет ее красота по сравнению с этими девами. Он пожалел слепого, который не увидит их. Ахеменид все еще сидел неподвижно и лишь пускал слюни по подбородку, ни на что не обращая внимания.

В соседней комнате ударили в бубен негромко и запела свирель. Вошедшие пустились в пляс. Танец не был похож ни на плавное шествие дев итакийских, ни на прыжки буйных критянок. Бубна удары звучали негромко, а голос свирели порой переходил в монотонное жужжание, словно докучливая муха пытается разбудить спящего.

Девы кружились под это жужжание, их одеяние скудное белою дымкою мелькало в глазах Полита. Он был уверен, что немного еще — и кровь, что в нем бурлила, его разорвет на части! Танцовщицы сплетались и расплетались телами в узорах причудливых, а когда вся одежда оказалась на полу и они предстали в своей восхитительной наготе, сбившись в веселую кучу, Арет зарычал от восторга.

— Ну, что ты глаза таращишь! — крикнул он Политу. — Тебе, молодому, вспахать это поле мясное — дело чести!

И, дернув сильно за край туники, сорвал ее с юноши, а пока тот прикрывал ладонью свою задубевшую плоть, сам одеяние скинул.

Филотий посмотрел на них с усмешкой и сказал:

— Не ероши перья, старый петух, и парня не дразни! Все равно всех этих курочек не перетопчете!

— Перетопчем! — обещающе гаркнул Арет, и толкнул Полита прямиком в колыхание розовой плоти грудей и ляжек под радостный женский визг.

Юноша понял, что сейчас утонет в этой упругой бездне, но ради этого стоило терпеть все мытарства плавания. А потом и для этой мысли не осталось места…

Утро или вечер — неясно было здесь, где всегда горели светильники. Голос базилея разбудил Полита. Очнулся он в закутке, устланном пышными коврами и в объятиях женщины, чья сонная улыбка сулила ему новые блаженства. Смутно помнилось, что вакханалия вчерашняя постепенно угасла, кто упился, кто на месте и заснул. Ну а кто устоял, тех развели по нишам уютным и долго еще предавались утехам.

Никогда еще Полит не чувствовал себя так хорошо. Ему казалось, что все страхи теперь позади, будущее сулит удачу, и лишь какая-то мелкая помеха досаждает ему… Тут он сообразил, что этой помехой был голос Одиссея, что шел из-за ткани неплотной, в нишу вход преграждающей.

— Где же этот непоседливый юноша, — озабоченно проговорил базилей, откидывая полог.

И замер, глядя на обнаженные тела.

Полит стыдливо попытался натянуть на себя край ковра, но базилей смотрел не на него.

— А знаешь ли, парень, кому ты ноги раздвигал во славу мужей итакийских? спросил он озадаченно.

Юноша помотал головой, скосив глаза на женщину, что рядом с ним лежала.

— Или врут мне глаза, — сипло продолжал Одиссей, — или это и впрямь Елена Прекрасная, жена моего друга Менелая, из-за которой погибла Троя.

А потом он вгляделся и перевел дыхание.

— Нет, я ошибся, — сказал он. — Она почти во всем подобна Елене, только у этой есть пупок, а у той подстилки троянской его не было.