Телохранители для апостола - Страница 4

– А толстяк?

– Лео Марини я обязан жизнью. Пять лет назад он спас мне ее во Франции, вытащив из полицейского участка. Пока жандармы выясняли мою личность, Лео покопался в щитке и открыл электронный замок камеры. Он гений в этих делах. С Карло они могли бы стать отличной командой.

– Они знают, на кого сегодня работают?

– Знает только Лео, потому что ему точно известно о моей связи с «Черным сентябрем»[1].

– Слышишь? – настороженно спросил первый, подняв руку. – Мотоцикл!

– Да. Наверное, это они. Приготовься. Не забудь, что я должен произнести: «На все воля Аллаха».

В ночи на фоне безмятежного пения цикад возник гулкий, утробный гул. Через несколько минут пучок света мазнул по дороге, по кустам и на каменистый грунт съехал большой черный байк с изображением огненной рогатой головы на бензобаке. С заднего сиденья соскочил невысокий человек с сумкой, перекинутой через плечо.

– Ну, вот и мы! – весело сказал он, срывая сумку с плеча. – А ты не верил в меня, Або! Ведь не верил же?

– Ты старый ловкач, Лео, – рассмеялся араб, выбираясь из машины. – Я в тебя верил всегда. И я не поручил бы это дело никому другому. Как все прошло? Как сработал твой напарник?

– О! Карло мастер своего дела, – похлопав слезавшего с мотоцикла молодого человека по плечу, заверил Лео. – С ним можно работать.

– Друзья, давайте к делу, – нетерпеливо покрутил головой молодой итальянец. – В соборе уже паника, и скоро на дорогах может появиться полиция. Мы мотоциклетным мотором половину городка разбудили.

– Конечно, – улыбнулся араб. – Покажите наше сокровище.

Лео расстегнул сумку и извлек из нее стеклянный контейнер. Внутри еще в одной пластиковом колпачке лежал трехсантиметровый шип.

– Все как и обещал. Я выкачал воздух, и сейчас внутри почти абсолютный вакуум. Одна из самых почитаемых христианских реликвий теперь в ваших руках. Сколько вы собираетесь запросить за нее у Ватикана?

– Ты многого не понимаешь, Лео, – покачал головой Або. – Вообще не следовало говорить об этом, потому что это не моя личная тайна. Но тебе я скажу. И твоему другу я скажу. Вы оба заслужили такой награды. Я не буду просить выкуп за реликвию у Ватикана, и ни у кого не буду. Я позволю забрать у меня ее. Побегать за мной, а потом забрать. Все должно свершиться, ибо на все воля Аллаха!

Араб сделал шаг назад, и в тишине южной ночи отчетливо прозвучали два хлопка. Гораздо громче ударились о кузов машины стрелянные пистолетные гильзы, выброшенные затвором. В ночном воздухе потянуло кислым запахом сгоревшего пороха. Хлопнула дверка машины, напарник Або вышел и неторопливо приблизился к двум телам. Молодой итальянец лежал, раскинув руки и ноги. Он даже не успел испугаться и теперь смотрел чуть удивленно мертвыми глазами на звезды. Лео еще корчился, захлебываясь кровью, которая хлестала из его рта. Он мял руками простреленную грудь, как будто пытался выдавить оттуда пулю. Помощник Або остановился над телами и медленно поднял пистолет с набалдашником глушителя. Еще один хлопок, и пуля с влажным хрустом пробила череп Лео прямо за левым ухом. Подойдя к неподвижно лежавшему итальянцу, араб ногой уперся ему в плечо и повернул тело на бок. Еще один хлопок, и он убрал ногу. Карло даже не дернулся, потому что и так был мертв. Но не в правилах профессионального киллера уходить без контрольного выстрела в голову.

– Все, – сказал убийца, – с твоим другом покончено.

– Он не был моим другом, – спокойно ответил Або. – Просто он однажды спас мне жизнь. А жизнь нужна мне для служения Аллаху. И моя жизнь, и его жизнь. Все служат Аллаху, даже те, кто об этом и не подозревает.

Киллер промолчал. Он небрежно бросил на камни пистолет и с прежней неторопливостью сел в машину на пассажирское сиденье. Тихо заурчал мотор, и Або, не включая фар, плавно вывел машину на шоссе. В зарослях трещали цикады, потрескивал остывающий мотор тяжелого мотоцикла, да чуть слышно с бульканьем вытекала кровь из головы Лео Марини.

Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь – один из самых известных в России. О нем слышали или читали многие. Во все времена история страны не обходила его стороной. Сюда бежали отчаявшиеся и замученные крепостные крестьяне, сюда бежали и разбойники. Эти стены бомбардировали английские эскадры, от этих стен уходили в плавание рыболовецкие карбасы и первые петровские фрегаты.

Красивые и суровые места. Они как будто пропитаны спокойствием, которое вдохнули в них послушники монастыря, но они пропитаны и болью «беглых» в царские времена, и болью людей из северных лагерей, где в советские времена по большей части содержались политические. Соловкы – олицетворение России, сочетание муки и веры, служения отечеству и незаслуженной кары. Территория святой радости и боли.

Как только не называли Соловецкий архипелаг: и Северная Фиваида, и Северный Афон. А всего-то группа островов у входа в Онежский залив, в юго-западной части Белого моря. Белое море, которое в старину называли еще морем Студеным, Гандвиком, пучиной Соловецкой. Шесть месяцев в году Белое море покрывают дрейфующие льды. Но когда наступает лето, то здесь можно сутками любоваться приливами и отливами, играми тюленей и белух. А эти места славятся таинственными миражами.

Холодные, стылые места, которые чаще утомляют пасмурной погодой, нежели радуют солнцем и голубым небом. И тот, кто побывал здесь хоть раз в жизни, тот долго будет помнить красоту этого края: белые ночи над гладью многочисленных озер и зеленью лесов. Не забыть и не менее прекрасную осень Соловков, которая расцвечивает их пестрыми красками. И зиму, которая покрывает острова белоснежным ковром, а деревья – пушистым искрящимся инеем. И ясные морозные ночи под всполохами северного сияния.

Игумен Лонгин всегда радовался возможности приехать на Соловки. Сама природа этих мест действовала благотворно. Она укрепляла дух, питала веру, пропитывала сущность человеческую святым благоговением. И этот приезд, несмотря на всю важность и необычность цели, тоже отчасти радовал. Волнения, которые порождали события в христианском мире, не угнетали, а звали служить Господу и людям, беззаветно отдавать себя.

В таком волнении он приехал сюда, но сейчас оно отпустило, потому что его мысли были заняты предстоящей очень важной встречей. Молодой игумен шел в пустынной части Большого Соловецкого острова. Здесь, в четырех километрах от поселка, среди леса никогда не бывало многолюдно. Только монахи встречались в этом замечательном оазисе под названием Ботанический сад, Хутор Горка или Макарьевская пустынь по имени настоятеля Соловецкого монастыря Макария, которым тут было основано место уединения и построены две кельи и часовня.

Невдалеке показалась одинокая фигура человека, кутающегося в брезентовый рыбацкий плащ, одетый поверх обычного русского ватника. Человек огибал огромные валуны, оскальзываясь на замшелых камнях и влажной траве. И вязаная шапочка, и эта одежда, казавшаяся для этого мужчины непривычной, навели Лонгина на мысль, что это и есть тот самый человек, ради встречи с которым он сюда приехал. Сначала из Смоленска в Москву, а потом из Москвы сюда.

– Здравствуйте! – с сильным акцентом произнес человек и протянул руку игумену. – Восток протягивает руку Западу.

– Мы не считаем себя Западом, – ответил Лонгин условной фразой. – Корни наши лежат в древней Византии, а сами мы дети степей и лесов.

– Господь соединит нас!

– Господь соединит нас! – ответил Лонгин. – Вы плохо говорите по-русски. Может, перейдем на английский?

– Я хотел бы предложить присесть где-нибудь, – вместо согласия предложил иностранец уже по-английски, обводя окрестности рукой, – но сидеть на этих камнях мне не хочется. У вас в России очень холодно.

– Россия очень большая, и здесь есть место всему, – улыбнулся Лонгин. – Господь создал тварей разных и всем им нужна своя среда обитания. Здесь место для тюленей и уединения верующего человека.