Текила для девственницы (СИ) - Страница 50

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Господи, да как же можно быть настолько лживым?! Промолчу, что видела, как он покупал серьги для любовницы. Опять ведь что-то придумает. Не могу больше слушать все эти объяснения, стыдно за него.

— Надеюсь, ты ничего не расскажешь Лере? Знаешь, с ней не так-то просто. Она пользуется тем, что я её люблю. Очень требовательная, не всегда справедливая. Даже истеричная. Я бы, например, хотел, чтобы ты жила с нами, чтобы больше времени проводила с Мишуткой. Пацан тебя обожает. Но Лера категорически против.

— Не делай меня своей сообщницей.

— Сообщницей ты бы стала, если бы я был в чём-то виноват. А я всего лишь не хотел будить в Лере чрезмерные ожидания. Вдруг контракт с арабами сорвётся? Она расстроится, будет психовать. Это отразится на сынишке, ты же понимаешь.

Ловкий манипулятор! Он прекрасно знает, что Мишутка — моё слабое место.

— Да, в том-то и дело, что в первую очередь это отразится на Мишутке! Знаешь, каково это — остаться без отца? Для меня стало настоящей трагедией, когда ты исчез из моей жизни. Мне было семь лет, я плакала по ночам в подушку, ничего не понимала, но каждый день ждала, что ты вернёшься. Я всю жизнь мечтала, чтобы ты жил с нами, чтобы ты у меня был. А мама даже и имени твоего не хотела произносить, потому что ты ей изменил, ты ею пренебрёг! Обманывал на каждом шагу. Лера тоже от тебя уйдёт, когда всё узнает. И Мишутка превратится в безотцовщину, как и я когда-то.

— Не говори так, Ника, не надо. У меня нет любовницы, ты ошибаешься. Почему ты мне не веришь? Давай, поменяем тему. Лучше скажи, о чём ты хотела со мной поговорить?

— Что ж, давай поменяем. Помнишь, ты попросил замолвить о тебе словечко перед Андреем Гончаровым. И ты подписал контракт с «Армадой».

— Да. Ты очень мне помогла, Ника, спасибо тебе.

— Тогда ты предположил, что Андрей — мой парень. Ты не ошибся, всё так и есть. И он — главный юрист компании. Поэтому ознакомился со всеми документами, которые предоставила Михаилу Ивановичу служба безопасности. Они изучали твою историю, чтобы понять, можно ли вести с тобой дела.

Отец выпрямляется за столом. Приятная улыбка слетает с его лица. Он явно удивлён таким поворотом.

— И?

— Андрей сообщил, что располагает документами, свидетельствующими, что три года назад, когда ты получил от меня генеральную доверенность, ты выпотрошил иностранные мамины счета и всё перевёл на себя. Ты меня обвёл вокруг пальца, папа. Ты меня обокрал.

Целую минуту отец ошарашенно молчит, а потом вдруг взрывается:

— Это наглая ложь! Этот Гончаров — конченый ублюдок! Не верь ему!

— Причём тут Гончаров? Информацию раздобыли безопасники. Если бы Андрей не был моим парнем, он бы мне этого и не рассказал. Просто так совпало.

Папа опускает голову, размышляет…

— Доченька, неужели ты будешь судиться со мной? — наконец жалобно выдавливает он.

Это равноценно признанию. Он признаёт свою вину. Я молчу. Моя очередь держать драматическую паузу. Но я это делаю не специально, просто моё горе настолько велико, что сейчас мне трудно говорить.

— Ника, ты этого не сделаешь, правда? Хочешь всё у меня отобрать? Хочешь упечь в тюрьму собственного отца? Но учти, я буду защищаться! Я докажу, что твоя мать наживалась на взятках, получала откаты. А я… я хотел восстановить справедливость! Я собирался отдать всё на благотворительность.

— Отдал? Да, вижу, что ты уже начал вкладываться в самые обделённые слои населения. В Татьяну, например. Красивые на ней серёжки. Я видела, как ты их покупал незадолго до моего дня рождения. Думала, для меня выбираешь. Ошиблась.

— Ника-а-а-а, вот ты какая! Да ты шпионишь за мной! Может, взломала мою почту вместе со своим юристом? Что тебе надо? Какая же ты… Недалеко ушла от своей мамаши-гадюки.

— Не смей так говорить о моей маме! — я подскакиваю с дивана. — Замолчи!

— Гадюка она и есть, всю кровь из меня выпила.

— Всё, до свидания. Я не буду с тобой разговаривать.

— Что, теперь натравишь на меня Гончарова? Чтобы он меня изгрыз, да? Чего ты хочешь? Чтобы я вернул деньги? Из квартиры выселишь, да? Чудесно, доченька, давай, действуй!

— До свидания, папа. Я ухожу.

— Ника, постой! Не доводи до суда, пожалуйста. Не надо. Мы сможем договориться, я верну, сколько можно. Но не сразу, постепенно. Сразу я не смогу.

— Всё, не хочу с тобой больше разговаривать.

— Господи, все вы бабы одинаковы — алчные, истеричные! Только о деньгах и думаете! — бесится человек, которого я так любила. А теперь его для меня больше не существует.

По крайней мере — пока. Мне нужно всё это переварить, сейчас я совсем потерялась, на меня словно обрушилась каменная стена. Надо прийти в себя.



Андрей

Наступил ноябрь, по утрам лужи подёрнуты тонкой плёнкой льда, скользкий асфальт усыпан белой крупой, взмывающей вверх от порывов ледяного ветра. Холод пробирает до костей. Постоянно думаю о том, что моя птичка, наверное, сейчас дрожит на остановке. Глупая, вредная, любимая. Наверное, приезжает в универ с красным носом и ледяными коленками. Как бы я хотел их согреть — и нос, и коленки.

Прошла целая неделя, после того, как Вероника выставила меня из Сониной квартиры. Накричала, обвинила в корысти. Угу, очень мне нужны миллионы её мамаши. Спасибо, лучше сам заработаю. Уже нормально заработал, между прочим.

Выиграл процесс, раздолбил в суде «Инвест-строй» так, что их юристы имели бледный вид. А я выплеснул на них всю свою обиду и злость.

Шеф так радуется победе над «Инвестом», словно завалил лося, кабана и медведя вместе взятых. Обещает крупную премию — я едва не поперхнулся, узнав размер вознаграждения. К тому же, поездка в Красноярск тоже не прошла даром, мой счёт пополнился. Насколько понимаю, Михаил Иванович теперь за меня будет держаться мёртвой хваткой, осыпая при этом золотыми монетами. Помог ему в Красноярске и капитально нагнул «Вавилон» и «Инвест-строй». Да я прямо волшебная палочка какая-то! Вот бы ещё наколдовать, чтобы мы с моей птичкой были вместе.

Так что деньги Антонины Стрельцовой меня абсолютно не волнуют, ужасно обидно, что Вероника меня ими попрекнула. Но она была на нервах, я понимаю. Бедная моя девчонка, несчастная, одинокая.

Звоню Николаю Гайеру и встречаюсь с ним. Пусть Ника кричит и возмущается, но я не собираюсь оставлять зло безнаказанным. Как её папаша может быть такой свиньёй — в голове не укладывается! Единственная дочь, красавица, умница… Ну хотя бы квартиру-то мог ей купить и учёбу оплатить, чтобы Ника не уродовалась в клининге? Нет, этот кобель с внешностью голливудского актёра тратил деньги на подарки любовницам и на то, чтобы изображать из себя крутого бизнесмена.

Плевать, что Гайер мне вроде как будущий тесть. Разговариваю с ним матом, иного обращения он не заслуживает, а я за время работы с Михаилом Ивановичем узнал много новых экспрессивных выражений. Они идеально вписываются в контекст моего отношения к Гайеру.

Когда раскладываю козлу всё по полочкам, показываю распечатки счетов, копии бухгалтерских документов и переписку, Гайер впадает в кому, ему плохо. Объясняю, что твёрдо намерен засадить его в тюрьму, если не вернёт все деньги дочери. Гад тут же начинает ныть, что деньги в деле, выводить их из бизнеса будет трудно, но тут же осекается, посмотрев на груду распечаток. Уже забыл, что все его махинации для меня как на ладони.

— Ладно, я всё отдам, — уныло сообщает Гайер.

— А я проверю.

— Ты меня без ножа режешь!

— Даже не начинал.

Пусть скажет спасибо, что вывеску ему не испортил. А надо бы.

Вероника

Хорошо, что я занята с утра до позднего вечера: в семь встаю и начинаю собираться в универ, отправляюсь на занятия, учусь. Потом еду в «Квадрат», где жизнь бьёт ключом — проекты, чертежи, совещания, обсуждения. В офисе времени для тяжёлых мыслей не остаётся.