Те, кто против нас - Страница 105
За последние двое суток в городе было совершено более пятидесяти квалифицированных киллерских убийств. Это количество в несколько раз перекрывало обычную статистику, но главным было то, что жертвами киллеров становились не коммерсанты, не банкиры, не представители конкурирующих друг с другом криминальных группировок и даже не просто состоятельные горожане.
Когда на пейджер пришло сообщение, Яковлев сидел за столом в своем кабинете, просматривая сводку преступлений за эти два дня. Были убиты:
директор известной в городе школы с физико-математическим уклоном. Застрелен неизвестными по пути на работу из проезжавшей машины без номеров;
заведующий кафедрой одного из ведущих вузов. Убит в своем служебном кабинете. Труп обнаружен уборщицей лишь на следующий день;
обозреватель популярной газеты. Убит выстрелом в голову у дверей редакции;
рядовой инженер какого-то там полумертвого НИИ. Погиб при взрыве личной автомашины марки «ВАЗ-2106» (этого-то за что? — изумился Яковлев, но, продолжив чтение, удивляться перестал);
библиотекарь только что возрожденной усилиями местных пенсионеров районной библиотеки в Замоскворечье…
Чего удивляться? Тут полагалось задуматься. Не было сомнений, что эти преступления как-то связаны между собой, хотя совершали их, без сомнения, разные исполнители и разными способами. В городе словно шла сдача зачета выпускниками киллерской школы.
Яковлев взглянул на пейджер и отложил сводку в сторону. Сообщение было от Арамиса.
Заместителю начальника МУРа Александру Яковлеву иметь собственную агентуру по должности было не обязательно: у руководителя такого ранга и помимо встреч с осведомителями забот хватало. Но Арамиса, получив в свое время повышение, Яковлев не передал на связь никому из оперативников. Он поступил так по трем причинам. Во-первых, превратившись в руководителя, Яковлев не перестал быть сыщиком. Главное преимущество кабинетной работы — изрядная удаленность от риска принятия самостоятельных решений, да и вообще от физического риска Яковлева не прельщали абсолютно.
Во-вторых, Арамис был для Яковлева не просто агентом. Их отношения давно вышли за рамки схемы «опер и его осведомитель», регламентированные законодательными уложениями и ведомственными правилами. За годы сотрудничества Яковлева с Арамисом связывало так много, что в данном случае вполне уместно было бы говорить о некоей форме дружбы. Своеобразной, конечно, странной, но зачастую вполне бескорыстной для обеих сторон. Арамис не доносил, не «стучал». Он помогал своему другу. И Яковлев прикрывал Арамиса в случае непредвиденных проколов с его стороны и некоторых конфликтов с законом не из прагматического стремления сохранить ценный источник информации, а из чувства того же дружеского долга.
Ну, а третьей причиной было то, что формально агента под псевдонимом Арамис в сети милицейских осведомителей не существовало. Осуществив все положенные при вербовке формальные процедуры от согласования псевдонима до взятия с* будущего агента подписки о необходимости сохранения строгой тайны, Яковлев не стал регистрировать личного дела агента, он даже не сообщил своему тогдашнему руководству о самом факте вербовки. Профессиональное предчувствие опера не позволило ему этого сделать. Яковлев убедился, насколько был прав — и произошло это весьма скоро, когда в результате серии предательств мафией были уничтожены лучшие секретные сотрудники управления.
Зимой они беседовали в машине Арамиса, подхватывавшей Яковлева где-нибудь около метро, а летом встречались в лесу. Странный для московского оперативника выбор места встречи с агентом объяснялся прежде всего невозможностью использования официальных конспиративных квартир: после череды измен Яковлев не был уверен, что квартиры не засвечены и что за ними не установлено постоянное наблюдение. Встречаться, подобно легендарному Штирлицу, в музеях Яковлев тоже не мог. Музеи он посещал крайне редко, и его появление там «хвост», о возможности существования которого Яковлев никогда не забывал, расценил бы совершенно однозначно. Рестораны и прочие питейные заведения отпадали полностью — Яковлев был личностью, достаточно известной даже мелкой уголовной шушере, которая бы засекла контакт. Да и поговорить конфиденциально в кабаке трудно.
По счастливому совпадению, дача Яковлева в милицейском кооперативе на железнодорожной платформе «43-й километр» находилась недалеко от поселка, где проживали престарелые родители Арамиса. Они встречались поутру в рощице, подходы к которой просматривались издалека, что исключало возможность слежки. Понятно, что встречались не часто — раз в месяц. Устроившись на полянке, выпивали бутылочку, закусывали овощами и травкой с собственных грядок и беседовали. Разумеется, когда возникала необходимость экстренных встреч, о чем Арамис всякий раз сообщал по пейджеру, приходилось рисковать. Последняя встреча как раз была из «группы риска». Но поступивший на пейджер сигнал обозначал: Арамис располагает крайне важной и срочной информацией.
Яковлев поехал на своей личной автомашине. Долго крутился по городу, многократно проверяясь. Он не был уверен, что именно сейчас за ним следили, но все традиционные процедуры отсечения возможного «хвоста» проделал добросовестно, пока, наконец, не припарковал машину в пустынном дворе на рабочей окраине города. Быстро пробежав сквозь арку, вскочил в распахнутую дверцу подкатившего «БМВ» Арамиса. Прежде чем начать разговор, Арамис сделал еще два контрольных круга и лишь после этого остановил машину в переулке.
— Крутые дела завариваются, Саша, — сказал он. — После этого вечернего кино все паханы на уши встали. Короче, намечается такой мощный сходняк, каких и при царе-батюшке не было. Всероссийского масштаба. И «законники» будут, и «спортсмены», и банкиры. В общем, все!
— Чего там было при царе-батюшке, я не знаю, — заметил Яковлев. — Слышал, правда, краем уха, что ни законников, ни «спортсменов» тогда и в помине не было. И банкиры с братвой не якшались. А по какому поводу сходка?