Те, что живут рядом - Страница 8

Невозможно поверить, но Ксанка тогда была стройная, даже худая, и такая потемневшая за месяцы пребывания в странах передней Азии, что ни у кого и сомнений не могло возникнуть, что она родилась не в Дамаске, а в Сибири. Даже глаза у нее тогда словно бы приобрели миндалевидную форму, хотя, вообще-то у нее от рождения были обычные для украинки круглые карие очи.

По внутренней трансляции отеля передавали восточную музыку. И багдадская флейта повторяла одну и ту же музыкальную фразу, каждый раз как будто новую, но на самом деле неизменную, как сам древний Восток, внешне обновляющийся, но, в сущности, остающийся тем же самым.

Они любили друг друга так, словно это была последняя ночь в их жизни. Собственно говоря, это вполне могло и случиться.

Время от времени восточная мелодия прерывалась, и в их номере звучали мелодии Чайковского. Это означало: в ту ночь в верхних королевских апартаментах отеля находился принц Абдаллах. Он любил музыку русского композитора и администрация отеля знала это.

Вообще здесь, как и во всем мире, эфир постепенно заполняли диковатые американские шоу-звезды. Дети правоверных мусульман, подражая своим западным сверстникам, начали глотать западные музыкальные изделия, только притворяющиеся настоящей музыкой. Но все-таки это касалось не всех. Далеко не всех. Очень многие образованные арабы предпочитали мировую музыкальную классику прошлых веков. Предпочитали итальянскую классику восемнадцатого века и русскую – девятнадцатого.

Да, та ночь вполне могла стать для них последней.

К счастью, не стала. Утром сотрудник местной спецслужбы, учившийся когда-то в Москве, нарушив свой служебный долг, сообщил им по телефону, что они раскрыты, находятся под наблюдением, и накануне было принято решение об их аресте.

Они успели. Ушли. На следующий день были уже в Дубае, потом на румынском сухогрузе попали в Констанцу, а еще через два дня были в Москве.

В результате долгого разбирательства руководство пришло к выводу, что вина за провал задания лежит на них самих. Был издан приказ, выводящий их из состава разведывательного главка. Им предложили перейти на работу в архивное управление СВР.

Предложение их не устроило. Они подумали, что их карьера во внешней разведке закончена, а, раз так, предстоящая работа за канцелярскими столами теряла всякий смысл.

И они с Оксаной решили поехать в город на Иртыше. Для Полковника он был родным. А у Оксаны там жили родители бывшего мужа, на руках у которых подрастала ее дочь. С мужем Оксана рассталась еще до командировки на Ближний Восток.

Майор запаса Ковальчук занялась бизнесом и воспитанием дочери. А подполковнику Садовскому отдел кадров территориального управления госбезопасности, которому было поручено его трудоустройство, порекомендовал поступить в органы внутренних дел. Разумеется, для их укрепления. Так он оказался там, где и начинал свою биографию, – в милиции.

После у них с Оксаной никогда ничего больше не было. Они не стали ни супругами, ни любовниками. Но он знал, что, если кому и мог верить до конца, то это ей – Оксане Ковальчук. Вот этой полной женщина со стареющим белым лицом.

– Что задумался, полковник? – услышал он Оксанин голос. – Не грусти! Что было, то было… Однако, жизнь продолжается… Ну, я поехала. Ты не теряйся! Звони, хоть иногда… Может тебя подвезти, а, Лева?

Полковник сначала кивнул, но немного подумал и отказался.

Лев Александрович всегда слушался интуицию. Послушался и в этот раз.

Он несколько раз неторопливо прошелся по холлу, продолжающему жить в волнующем режиме ожидания. Краем уха поймал разговор о том, что Абдаллах отправился на встречу с губернатором области. Прогуливаясь, обшарил взглядом все углы, но ничего интересного не обнаружил. Сказал про себя пару крепких слов в адрес своего внутреннего голоса и покинул гостиницу.

В сосновой роще стояла доисторическая тишина.

Направляясь в сторону шоссе, где оставил свою автомашину, Полковник смотрел не по сторонам, а, как учили в детстве, себе под ноги. Но многие мудрые правила надо выполнять избирательно, иногда – с точностью до наоборот.

Что-то словно легонько щелкнуло его в лоб. Он остановился, поднял глаза и посмотрел прямо перед собой.

То, что он увидел между деревьями, его очень заинтересовало.

Впереди, совсем недалеко лежало шоссе. На его обочине стоял легковой автомобиль. Рядом с ним высилась маякоподобная фигура в темном пиджаке, белой рубашке и галстуке, как будто, из сопровождения арабского принца. А рядом стоял… Да, сам Мафусаил Нилович Браткрайс.

Оба действующих лица были обращены к Полковнику в профиль.

Он шагнул за дерево и стал наблюдать.

Коренастый Мафусаил находился в оживленном диалоге с высоким собеседником. Он, то кивал головой, то отступал на несколько шагов, то снова подходил вплотную к собеседнику. Наконец, он даже слегка присел, будто делая дамский книксен, и широко развел в стороны свои короткие руки. Дескать, режь меня, ешь меня, нету у меня ничего.

Высокий собеседник кивнул, подал Браткрайс руку на прощание, затем сложился пополам и вставил свое длинное тело между рулем и сиденьем. Мафусаил напоследок что-то энергично сказал ему и передал, похоже, папку для бумаг. Его собеседник кивнул, хлопнул дверцей, и вместе с автомобилем исчез с шоссейного полотна, будто его там никогда и не было.

Пират-пройдоха тут же замахал руками, будто он был не человек, а ветряная мельница, остановил идущий мимо легковой автомобиль и также отбыл в неизвестном направлении.

Полковник стоял среди сосен и недоумевал.

Он, что бывало с ним совсем не часто, действительно, не понимал, что все это значит?

У неба были окна.

Полковник стоял и смотрел на четыре горящих в ночи окна.

И представлял, как среди китайских ширм, свисающих с потолка штор и полок с цветами, движется стройная беловолосая женщина в китайском халате, то растворяясь в воздухе, то возникая ниоткуда. Мелькает она в разных концах гигантской комнаты, летит по своему странному жилищу-лабиринту, пытаясь убежать от самой себя.

Он вздохнул и медленно зашагал в сторону невидимого в ночи элеватора. К Мафусаилу.

Ночь была теплой, как это почти всегда бывает в Сибири в августе месяце. Из-под чернеющих в темноте кустов сибирской акации веяло сыростью и грибами. Обдавая хмельным запахом свежей выпечки, по-медвежьи переваливаясь с боку на бок, мимо проезжали развозящие хлеб грузовые «газели».

Со стороны железнодорожной станции доносились гудки электровозов, стук катящихся по рельсам вагонов, переговоры диспетчеров по громкой связи. Женский голос что-то по-учительски строго приказывал, а мужской сурово соглашался.

Когда-то, почти тридцать лет назад, Вова Подолякин сказал, что было бы неплохо вскрыть какой-нибудь товарный вагон, стоящий на станционных путях. Несмотря на некоторые нравственные сомнения, посеянные воспитанием, и страх быть пойманными, они с Мафусаилом не долго сопротивлялись уговорам.

Видимо, решающую роль сыграли показанные Вовой джинсы, которые он якобы стащил из собственноручно вскрытого им контейнера.

Такой же теплой августовской ночью они выбрались из кустов и проникли в лабиринт, состоящий из заполняющих пути товарных вагонов. Долго бродили вдоль бесконечно тянущихся в обе стороны коричневых стен. С замиранием сердца, – вдруг сейчас поезд тронется! – пролезали под вагонами рядом с черными дисками колес, грозно поблескивающих отполированными ребрами.

Наконец, Вова нашел нужный вагон. Взятыми с собой садовыми ножницами они перекусили проволоку, на которой висела свинцовая пломба, и, дружно навалясь, сдвинули с места тяжелую дверь.

Вагон был доверху забит картонными ящиками с неразличимыми в темноте надписями.

Ящики стояли друг на друге так плотно, что, несмотря на все старания, им никак не удавалось извлечь их из доходящей до потолка сплошной картонной стены.