Татуировка - Страница 22

В первый раз Гоша Захарьянц появился в школе три года назад. В середине сентября Ольга Васильевна вошла в класс и увидела парня «с лицом кавказской национальности». Парень сидел на столе, спиной к доске и двумя руками быстро-быстро подбрасывал в воздух теннисный мяч.

— Привет! — поздоровалась она энергично и весело с классом. — В темпе рассаживайтесь, я вам сегодня столько должна рассказать, что сама не представляю, как успею!

Все быстро заняли свои места, и лишь «лицо кавказской национальности» остался сидеть на столе спиной к ней. Только наивная, ни разу еще не побывавшая в школе студентка может представить себя в роли учительницы, которая с увлечением излагает материал благоговейно внимающему классу. Уже первый час, скорее всего, потрясет ее и глубоко разочарует. «Урок — это минное поле, и сколько бы по нему учитель ни ходил, в любой миг его могут подстерегать неприятные неожиданности», — учат опытные педагоги.

В тот день неприятной неожиданностью был Гоша Захарьянц. И победить ее могло только вдохновение. Или интуиция.

— Слушай, а ты здорово это делаешь! — проговорила Ольга Васильевна с искренним восхищением. — Как это у тебя получается? Мне бы так научиться!

— Тренироваться надо. — «Лицо кавказской национальности» продолжало сидеть к ней спиной как ни в чем не бывало.

— Так поучи, — попросила Ольга Васильевна. — Не думай, я способная, правда!

— Серьезно, что ли?

— Конечно, серьезно! Поучишь?

— Бакс за урок.

— Решено.

— Хороший заработок! — захихикали в классе.

— Ничего, искусство требует жертв.

— Ладно, — согласился Гоша и спустился со стола.

Естественно, ее объяснения он не слушал. Или делал вид, что не слушает, как она потом обнаружила. Тетрадь у него, по крайней мере, была, правда, единственная на все предметы. Но когда Ольга Васильевна диктовала — всего несколько строк, он увлеченно гонял своей шариковой ручкой по столу муху, предварительно оторвав у нее крылья.

— Крылышки не выбрасывай, ладно, — попросила Ольга. — Мы их рассмотрим под микроскопом. Я как раз думала, где бы мне муху поймать.

— Берите, — великодушно согласился Гоша. Многое она на этом уроке, конечно, не успела, уже хорошо, что хоть кое-как справилась с новым учеником.

— А сколько сейчас бакс стоит, не знаете? — спросила она класс за минуту до звонка.

— Да ладно, я задаром буду учить, — сказал Гоша.

В перемену она не пошла в учительскую и пять минут старательно брала у Гоши уроки подбрасывания и ловли упругого бархатистого теннисного мячика. В сумочке у нее была конфета, и перед новым звонком она вручила ее «лицу кавказской национальности».

— А вы и, правда, способная, — похвалил ее Гоша.

— Это ты — хороший учитель.

Он так и не узнал, что много лет назад в институтские годы она занималась теннисом, и кое-какие Гошины фокусы умела делать сама.

— Пофигист какой-то, зачем вы его взяли?! — с возмущением допрашивала преподавательница географии директора школы. Тогда их директором был еще Леня Казанцев.

— Честно сказать? Когда-то учился с его отцом в Университете. И мать знал. А тут встретил на улице — отец погиб в Спитаке во время землетрясения, мать мучается, плачет: мальчишку из-за прописки выгоняют из школ. Пожалел!

— Отличный парень! — вступилась неожиданно для самой себя Ольга, сразу поняв, о ком идет речь. — Умница!

— Ну не знаю, — растерялась учительница географии. — Если в следующий раз сорвет урок, я вас позову наводить порядок.

К концу дня Ольга сама отыскала Гошу

— Крылышки-то хочешь посмотреть?

— А чего я в этих крылышках не видел, — ответил он как бы по инерции, но потом вдруг спросил: — Микроскоп-то настоящий?

— Обижаешь! Конечно, настоящий.

— Ладно, пойдемте, — великодушно согласился Гоша.

Так он первый раз оказался в ее святая святых — в том закутке, который был отгорожен от кабинета естествознания и куда она допускала немногих.

— Хорошо бы их срисовать, да я не умею, — мечтательно проговорила Ольга, когда они оба нагляделись на десятикратно увеличенные мушиные крылья.

— Ну я могу, — предложил Гоша.

— Честно, можешь? — с восхищением удивилась Ольга.

— Чего там уметь-то. Карандаши и лист бумаги.

Следующие три часа Гоша, посапывая, трудился над рисунком, а Ольга Васильевна, купив в школьном буфете две порции винегрета и пирожки с мясом, заварила чай.

Из школы они вышли вместе и двинулись к автобусной остановке. Они проходили мимо милиционера, и тот неожиданно поманил Гошу пальцем.

— А вы, женщина, проходите мимо, — сказал он.

— Я вам не женщина, а педагог! А это — мой лучший ученик, и обижать его я не позволю никому.

В ее словах было столько энергии, что милиционер смутился:

— А мы не обижаем. Положено — проверка документов, оружие, там, наркотики. Ну, если лучший ученик, ладно, поверю. — Милиционер был пожилым. — У меня у самого сын отличник. У вас в школе.

— Как фамилия? — поинтересовалась Ольга.

— Никодимов. Олег Никодимов.

— Знаю, очень хороший мальчик, — сообщила Ольга уверенным тоном, хотя впервые слышала о таком ученике своей школы.

На прощание милиционер даже честь им отдал. У автобусной остановки она с Гошей распрощалась.

А на другой день Гоша Захарьянц встретил ее у школы.

— Если надо нарисовать что, вы скажите, — предложил он. — И еще, если кто вам мешать будет, тоже скажите, я его по стене размажу.

Скоро Гоша и в самом деле стал лучшим ее учеником. Она приносила ему популярные журналы: «Знание—сила», «Наука и жизнь», «Природа», и он специально дожидался ее, чтобы идти вместе из школы и обсуждать всевозможные биологические проблемы.

— Я не понимаю, если французы нашли эту Лики, ну, ту самую, которая древний предок, им что — лень сделать генетический анализ? Сразу бы стало ясно — настоящий она предок кроманьонца или нормальная тупиковая ветвь, — говорил он.

— Да, надо бы поискать в статьях, — соглашалась Ольга Васильевна, — вдруг они такой анализ проводили?

— Парень-то в вас влюбился! — пошутила та же учительница географии. — Утром у школы встречает, днем провожает. Смотрите — у него наверняка восточные страсти.

Несколько раз Гоша провожал ее домой, они ужинали вместе с Павлушей и Петей. А потом оно как-то само собой получилось, что Петр подружился с ним уже отдельно от нее. Петр учился в школе, ближней к дому, но они где-то встречались в городе, куда-то вместе ходили. А потом обоих угораздило познакомиться с каким-то художником, по словам Пети, пожилым мужчиной. Какой творческий порыв овладел в то время художником, неизвестно, но только он превратил обоих мальчишек в настоящих папуасов — наколол им татуировки во всю грудь. Да и сюжеты этих наколок могли покоробить любого здравомыслящего человека — художник изобразил как бы иконы: у Гоши — апостола Фому, а у Пети — тоже апостола, только какого-то Нафанаила. Ольга о таких апостолах никогда прежде не слышала. Честно говоря, она и в церкви-то бывала несколько раз в жизни, причем когда бы ни приходила, ее оттуда сразу прогоняли озлобленные бабки за то, что она являлась то без платка, то в брюках. И лишь в последний раз на экскурсии при входе в монастырь выдали поверх брюк длинную цветастую юбку — как в некоторых музеях тапочки.

То, что художник небездарен, она поняла сразу, едва увидев изображения на обоих мальчишках. Но зачем он это сделал на человеческом теле?!

— Парни, что вы с собой натворили? Это же у вас на всю жизнь?! — спросила она брезгливо, потому что всегда считала татуировку чем-то низменным, пошлым. — Разве образованному человеку придет в голову разрисовывать свое тело? Это занятие для уголовников. И потом, что за апостол такой — Нафанаил? Где вы его выкопали? Понимаю, был бы Андрей Первозванный. Он ведь тоже апостол? Или, в конце концов, Петр.

— Ты, мама, живешь в своем времени, — гордо заявил Петя. — Сегодня татуировка — это знак. Тату — символ современного свободного человека и нового времени.