Татуировка - Страница 13

— Быстро спустись с деньгами и заплати водителю. Сбежал, держали заложником, — скомандовал он, не объясняя больше ничего. — Возьмешь у него кейс. В разговоры не вступай и проследи, чтобы он сразу отъехал.

— Господи, да к черту тот кейс! Откуда он взялся? — спросила она, набрасывая пальто прямо на халат и просовывая ноги в сапоги.

— Дура, это же мой кейс! Там все бумаги. Они же меня заставляли, чтоб я переписал все на них!

Ольга ничего не поняла, но помчалась на улицу и вернулась домой, исполнив все как надо. Поднимаясь на лифте и сжимая ручку тяжелого кейса, она соображала, чем можно быстро, вкусно и сытно накормить мужа. Геннадий был уже при костюме, кому-то звонил по телефону. А через минут десять, так и не объяснив ничего толком, умчался из квартиры и исчез почти навсегда.

Лишь иногда от знакомых да от двоюродного брата Геннадия, Миши Петрова, она узнавала, что он жив и здоров, но про место его нахождения ей лучше не знать. Дважды он откуда-то ей звонил. Все его дело рухнуло, и бандиты пытались даже отнять у нее с сыновьями квартиру — якобы в зачет мужниных долгов. Причем в качестве долгов назывались такие астрономические суммы, которые ей вместе со всеми потомками было бы не заработать никогда.

Потом муж снова появился так же неожиданно. И она поняла, что все это время он прятался за границей. Но стал он уже совсем другим человеком — озлобленным, мелочно подозрительным, к тому же каждый вечер приходил пьяным, отчего Ольге было вовсе уж невмоготу. Судя по всему, он действительно потерял все деньги, какие у него прежде были, но странно, что и тогда о долларах, спрятанных в батарее, даже не заикнулся.

Исчез Геннадий снова внезапно. Однажды, когда она пришла поздно вечером после эксперимента, который ставила в институтской лаборатории, муж устроил пьяную сцену дурацкой ревности — прямо при детях набросился на нее с кулаками. А Петруша с Павликом, чтобы его угомонить, надели на собственного отца наручники. Потом, когда тот заснул, наручники, конечно, сняли. Утром они заторопились на свои занятия, оставив Геннадия спящим. А когда Ольга вернулась, мужа дома уже не было. И с тех пор несколько месяцев она о нем вовсе не слышала, даже думала заявить в милицию. Но знакомые отсоветовали: это могло только ему навредить. А его двоюродный брат, Миша Петров, на этот раз отделывался лишь успркоительными фразами, из которых следовало, что он и сам не может сказать ничего определенного.

Сколько раз в минуты безденежья Ольга Васильевна мечтала: найти бы ничейный бумажник, полный денег! Другие же иногда находят! Но получалось так, что она постоянно только теряла: деньги, ключи, квитанции, которые полагалось хранить. Соотношение ее потерь с находками можно было изображать как тысячи к нулю; где тысячи — это, конечно, потери.

«Обеднеть страшнее, чем не разбогатеть», — услышала она недавно в метро чей-то разговор и подумала тогда же, что свою внезапную бедность после скоротечного и еще более внезапного богатства приняла спокойно. А сейчас Ольга сидела около вытащенных из батареи двенадцати тысяч долларов и не вполне представляла, что с ними сделает. Сначала у нее возникла мысль сохранить их на случай, если снова вернется муж. Но потом она подумала, что это — деньги, утаенные Геннадием от семьи, от нее с детьми. Он уехал от них в самое трудное время, когда зарплату просто не платили, Петя заканчивал выпускной класс, а Павлик был совсем ребенком. И она не могла купить Пете даже на выпускной бал ни туфель, ни костюма, а за несколько месяцев он так вытянулся, что все старое стало ему мало. Именно тогда она в первый раз подумала, насколько же унизительно это состояние бедности, о которой говорят, что она — не порок. А Геннадий в это время слонялся по заграницам, якобы прячась от рэкетиров, прогуливал прихваченные с собой доллары, и уж, понятное дело, к нему в тамошние квартиры не проникали настоящие бандиты, чтобы пытать его утюгом, как это случилось с ней!

Сев за кухонный стол, Ольга Васильевна, пока кошка Пунечка терлась около ее ног, быстро составила список необходимых покупок. У нее самой, например, были до того сношенные сапоги, что их уже стало неприлично надевать. У мальчиков тоже с обувью плохо. Обоим к тому же надо купить по новому костюму и куртке, а ей хорошо бы сменить секонд-хэндовский плащ-пальто с теплой подкладкой — честно сказать, ужасающую хламиду! — на что-нибудь более приличное. Боже мой, а уж о нижнем белье и говорить нечего! Носить такое — это просто не уважать себя!

А еще — купить бы Интернета столько, чтобы не трястись над каждой потраченной минутой.

Но не меньше всего этого ей захотелось оборудовать свой школьный класс новейшей техникой. Тогда можно было бы привлечь старшеклассников к настоящим экспериментальным работам, а не к тем пустякам, которыми приходилось их занимать. Недавно в школе среди родителей объявился было богатый спонсор, и она уже составила для него смету — по самому минимуму, на пять тысяч баксов. Спонсор несколько раз приходил, пил кофе в директорском кабинете и серьезно обсуждал, как он это оборудование станет приобретать. Причем разговор с ним повторялся один и тот же, как на рекламном ролике. А потом и ученик и его родители исчезли, а разведка в лице других учеников сообщила, что фазер устроил своего сына в спортивную школу олимпийского резерва и купил им то ли брусья, то ли коня. И если коня, то неизвестно какого — живого или спортивного, в зал.

На этом наивные мечты об устройстве настоящего кабинета у Ольги оборвались, но теперь она сама могла стать собственным спонсором.

И все же Ольга была как-никак педагогом, поэтому решила втянуть своих сыновей в процесс разумных трат вытащенного из батареи богатства. Вечером, когда все трое собрались на кухне, она выложила перед сыновьями по листу чистой бумаги и объявила:

— Вредная задача Григория Остера. Бог послал вашей матери две тысячи баксов. И повелел потратить их на семью с разумением. Я грею котлеты с макаронами, а вы — пишете решение, как потратить их на нас самым разумным способом. Только не подглядывайте!

— Это что, шутка такая? — спросил изумленный Петя.

— Абсолютно серьезно. Могу даже деньги показать.

— Так я же не знаю, почем сегодня доллар, — пожаловался Павлик.

— Во, смотри. — И старший брат вывел основополагающую сумму. — Понял? Из нее и исходи.

Парни, склонившись над листками, принялись составлять списки приоритетных приобретений, что-то вычеркивали, дописывали, а мать с любовью наблюдала, как они трудятся.

Списки и ужин были готовы одновременно. Ольга сходила в комнату за своим списком и, выложив его на середину стола, предложила:

— Будем сопоставлять. Мягкое рейтинговое голосование.

Все-таки не зря она гордилась своими мальчишками: можно было подумать, что списки составлял один и тот же человек. Только у Петра на первом месте стояли покупки ей и Павлику, а у Павлика — ей и Петру. Из «немного лишнего» Павлик себе приписал гитару и пометил в скобках: дешевую. А Петр — несколько дорогих книг, которые она и сама мечтала иметь.

— Теперь как? — поинтересовался Петр. — Мы в самом деле это пойдем покупать?

— Естественно, — подтвердила Ольга так спокойно, словно постоянно тратила за один прием по две тысячи долларов и это ей даже наскучило.

— Тогда, если можно, вместо моих вещей, — смущенно проговорил Петр, — Дашкиному отцу подарок на день рождения, а мне через две недели обещают заплатить в фирме…

Против этого никто не выступил — Дашу они хорошо знали. Как-никак, она была в прошлом ученицей Ольги, а не так Давно проявила себя надежным и верным соратником — помогла вырвать Петю из рук ментов, схвативших его по нелепому подозрению.

Начальник службы безопасности международного аэропорта Картахены действовал молниеносно. Прежде всего он отпустил так ничего, к счастью, и не понявшего перетрусившего пассажира, у ног которого стояла сумка с мертвым младенцем. Затем в присутствии сержанта, который доставил эту сумку, он приказал доктору надеть резиновые перчатки и произвести вскрытие. По словам доктора, девочка-младенец была лишь искусной подделкой под человеческого ребенка. Шумейкер примерно представлял, что обнаружит доктор внутри этой куклы, и не ошибся. Док извлек запаянный контейнер из легкого металла.