Татарская книга - Страница 3

Одно из ранних моих детских воспоминаний: мороз, свежий яркий запах снега смешанный с тёплым конским запахом, низкие дровни с мягким сеном и летящая из-под полозьев скрипучая снежная дорога, по которой вдоль тихого зимнего леса едем я и мой дедушка Хасян: я позади, в сене, а он с вожжами – впереди.

Партиец, большевик, участник гражданской войны, первый председатель колхоза в Усть-Узе (кулаки дважды дотла сжигали его дом), советский служащий в предвоенном Ленинграде, участник финской и Великой Отечественной войн, блокадник, прошедший через всё, что только можно себе представить, Хасян Юсупович в конце жизни кардинально изменил свои взгляды. Он вышел из партии, молился на арабском, носил мусульманский кяпяч (татарская тюбетейка). Таким я застал его в начале моей жизни – в шестидесятые годы прошлого века. В 1975 году деда не стало. Бабушка пережила его ненамного, она умерла в 1977г.

Много горя выпало на их долю, много тяжелейших испытаний, о которых я упомяну далее, но до самого конца они были вместе, заботились друг о друге, любили и берегли своих детей и внуков, одним из которых был и я. Абийим, ёрягим миним! Бабайим миним! Слышите ли вы меня? Я вас люблю, родные мои… Люблю и помню.

21 января 1924 года родился мой дядя Ханяфи Хасянович (или как его звали потом: Федор Васильевич) Улубиков. Судя по сохранившимся фотографиям и по воспоминаниям мамы, она очень на него внешне похожа. В 26-м появилась на свет Мушвика (тетя Нина), а в 1928-м еще одна сестра – Закия (тетя Зоя). Наконец, в 1937-м родилась моя мама – Сания Хасяновна, по сложившейся в те годы советской традиции люди называли её Шурочкой, и по сей день многие зовут её тётей Шурой или Александрой Васильевной.

Прадед Юсуп, которого любила и уважала вся семья, ко всеобщему сожалению рано ушел из жизни, причем по совершенно банальной причине: аппендицит. Его вполне можно было спасти в обычной районной больнице даже тогда, в двадцатые годы, но врачебная нерасторопность и халатность, увы, аукнулись непоправимым горем для всех домочадцев.

В школе Ханяфи был отличником, ему легко давались все предметы, а характер у него был весёлый, жизнелюбивый, даже озорной. Любил, например, поддразнивать обидчивую Закию. Подойдёт и как бы невзначай спрашивает: – Как твою классную руководительницу зовут? – Варвара Степановна. – Как? Как? Варварварвар… Сестра начинает злиться, и в конце концов бежит со слезами на глазах жаловаться маме. Ну, парню доставалось, конечно.

Сания родилась в Пензе, а вскоре семья переехала в Ленинград. Возможно, внезапный (буквально в одну ночь) отъезд семьи был связан с конфликтом, который возник у деда с кем-то из местных властей. Дело в том, что прекрасный родовой яблоневый сад, который семья деда Хасяна безвозмездно передала советской власти, эта самая власть однажды безжалостно и бессмысленно вырубила под корень на глазах деда. И, вероятно, он в сердцах позволил себе по этому поводу нелицеприятное высказывание. А на дворе был 38-й год, время стукачей и расстрелов не только по малейшему поводу, но порой и без всякого повода.

Они поселились в доме номер 11 квартира 11 по улице Декабристов. На новом месте как опытный партиец и хозяйственник дед вскоре получил неплохую должность. Мама помнит, как в день получки отец принёс детям фабричную коробку с рассыпными конфетами (имеется в виду большая фабричная упаковочная тара). Федя – Ханяфи вступил в комсомол, начал самостоятельную трудовую жизнь. Жил он в рабочем общежитии на Гороховой улице дом 6. С первой же получки брат купил самой младшей сестре красивые туфельки. Она помнила о них всю жизнь. Среди сверстников Федор был заводилой. Мама помнит, как они с ребятами шли-маршировали по улице и громко пели советские песни. Особенно часто «Песню о Щорсе»: «Шел отряд по берегу, шёл издалека, шел под красным знаменем командир полка…».

Однажды, он с друзьями возвращался из леса, где они насобирали много переспевшей ягоды – то ли голубики, то ли черники. Естественно, и сами напробовались. А запах от переспевшей ягоды очень напоминал винный. И бабушка решила, что Федя выпил (хотя он никогда не пил) и не признается. Она сильно рассердилась на него и шлёпнула его при всех полотенцем. И тут друзья за него вступились: показали собранную ягоду. Бабушка расплакалась от того, что ей стало жалко сына, к которому она только что была так несправедлива.

Тем временем дед Хасян снова оказался на войне: теперь он воевал с белофиннами. Финская война длилась всю зиму 40 года. Когда-то в детстве он рассказывал мне об этом, но, к сожалению, я почти ничего не запомнил, кроме его слов о том, что стояли крепкие морозы. А ещё – что финские солдаты были очень мужественными и достойными противниками, которые крепко сражались, но никогда не позволяли себе той подлости, на какую оказались способны немецкие фашисты, особенно эсэсовцы. Сейчас я понимаю, что даже в те времена взгляд моего деда на окружающую политическую действительность оставался непредвзятым. Белое чёрным так же как и чёрное белым он никогда не называл.

В Ленинграде проживала не только его семья, но и семьи его сестер – Зяйнаб-апы и Мярзии-апы. Перед самой войной прабабушка Халимя вдруг собралась и выехала из города на Неве, заявив, что вот-вот начнется война и что в Ленинграде оставаться опасно. Она – единственная из семьи, кто не попал в блокадное окружение…

Федора не брали в действующую армию по возрасту – 17 лет, возраст непризывной. Но он нашел выход: война сама приближалась к дому, вражеское кольцо вокруг Ленинграда сжималось с каждым днём, и Ханяфи ушел добровольцем в партизанский отряд. Он участвовал в самых рискованных операциях: о пулеметном расчете, уничтожившем несколько сотен фашистов, писала в 1942 году «Ленинградская правда», одним из двоих в этом расчете упоминался партизан Фёдор Улубиков. Однажды, отряд попал в сложную ситуацию: фашисты обложили лес постами, кончились продукты, начался голод, бойцы слабели на глазах. Федор с товарищем ушел в разведку, им удалось не только миновать немецкие посты, но и выследить вражеский продуктовый обоз, распугать охранников выстрелами и гранатой, создав впечатление, что партизан вокруг много. На самом деле, если бы немцы догадались, что перед ними всего пара партизан, исход боя однозначно был бы иным. Но в результате всё кончилось благополучно: отряд был выведен из окружения, а бойцы спасены от голодной смерти.

И таких операций с участием моего дяди было много. На фотографии военного времени я вижу его с двумя боевыми медалями на груди…

Недавно в обобщенном банке данных «Мемориал» я нашел архивную запись о судьбе брата моего деда Мирза-джона-абзи: «Номер записи 1858411, Улубеков Мирза Юсупович, год рождения 1912, место призыва Красногвардейский РВК, Ленинградская обл., место службы 122 Танковая Бригада, воинское звание ст. сержант командир отделения, дата выбытия 29.11.1941, причина – пропал без вести в районе Твердово…» Он не пропал без вести поздней осенью 1941 года. Уже после войны мой дед искал его следы на земле, а нашел – его племянника, родного сына брата Мирзаджона, о существовании которого мой дед ничего ранее не знал.

Зифрид (или Зигфрид?), такое имя носил сын Мирзаджона, рассказал, что родился он в Даугавпилсе (Латвия), что его отца и мать расстреляли фашисты, а его, плачущего грудного младенца, не стали добивать, сказали: «И так подохнет». Но ребенок не умер, его подобрала и вырастила многодетная мать, простая прибалтийская женщина. Командир отделения Улубеков скорее всего попал в плен и был отправлен в Даугавпилс, где находился лагерь военнопленных.