Тарра. Граница бури - Страница 13

Щит погас и вновь вспыхнул, выхватив из неведомых бездн величественный чертог, в котором застыли в разных позах семеро непередаваемо прекрасных мужчин и женщин. Один, рыжеволосый и чернобородый, словно бы привставал с высокого трона, сжимая рукой невиданное, но, без сомнения, грозное оружие. Напротив него, гордо вскинув голову, высился воин с обнаженным мечом, плечом к плечу с ним стояла женщина с золотыми волосами, а чуть в стороне в смущении и страхе наблюдали за поединком взглядов еще четверо. Потолка над чертогом не было – вверху клубились черные облака, прорезаемые молниями, но зал заливали нестерпимо яркие предгрозовые лучи. Чересчур яркие даже для эльфа…

Роман очнулся на той самой поляне, где Кэриун праздновал свое вступление на лесной престол и поминал сгинувшую родню. Небо светлело, короткая весенняя ночь близилась к концу. Старый дуб исчез, словно его и не бывало, но посреди поляны шелестел только что распустившимися листьями молодой кряжистый дубок. Несмотря на ночные неистовства, густая трава под ним не была даже примята. Либер потряс головой, прикидывая, уж не приснилось ли ему все: Рене Аррой, ведьма из Белого Моста, растерзанные тела, пляска Ночи, старуха-болотница. Кто-то тронул его за плечо, Роман оглянулся и увидел Лупе и Кэриуна.

– Ты проснулся? – Брат Дуба был серьезней проклюнувшегося желудя.

– Да.

– Твоего друга увела Болотная матушка. Она велела их дождаться.

– А то я бы встал и ушел… Давно я тут лежу?

– Нет.

– А где… твои гости?

– Глаз Иноходца[30] скрылся за верхушками, и наше время кончилось…

– А ты?

– Я – другое дело. Ты меня призвал, но не отпустил. Да и не мог же я оставить ее одну. – Дубовичок указал на молчащую Лупе. – Она пришла на рассвете – искала вас.

– Как же вы ушли от Димана?

– Он не знает, что я ушла, он меня видит. То есть видит он березку, но ему кажется, что меня.

– Вы умеете насылать мороки?

– Только очень простые и редко. После этого я несколько дней не могу даже зубную боль унять, но… Что все это значит?

– Не знаю, Лупе. Что-то очень скверное, и мы должны с этим совладать, потому что больше некому, только я не знаю как…

– А герцог, он тоже не знает?

– Герцог, Лупе, непостижимый человек. Простите за игру слов, но я не знаю, что он знает, а что – нет.

Маленькая волшебница мечтательно улыбнулась:

– Я никогда не думала, что увижу даже одного из вас. Золотой голос Благодатных земель и Первый паладин Зеленого храма… И где?! Здесь, во Фронтере. Мир в самом деле сходит с ума.

– Я и раньше догадывался, а теперь это мне очевидно. Вы знаете слишком много, чтобы быть всего-навсего деревенской знахаркой.

– Все вышло просто и глупо. Не надо об этом. О, хвала Эрасти…

Болотная матушка и адмирал появились неожиданно. Мгновение назад у молоденького дубка никого не было, потом из этого «ничего» вышли двое. Болотница даже не пыталась скрыть волнение, Рене с трудом переставлял ноги и тяжело дышал, но лицо оставалось спокойным.

– Берегите его, – потребовала старуха, обращаясь к Роману и Лупе, – он должен дожить до восхода Темной звезды, иначе она не взойдет и все утонет в тумане. Навсегда.

– Это самое непонятное пророчество из всех, которые я слышал, особенно если добавить к этому увиденное мною.

– А слышал ты немало, так узнай еще одно – Судьба над твоим другом не властна, но его будущее в руках его спутников, а в его руках будущее всех. Осенний Ужас это знает и спешит. Первый удар не попал в цель – охотник ошибся. Следующий удар нанесет человеческая рука, и очень скоро.

– Ну, к ударам я привык, – подал голос Аррой, кривовато улыбаясь. – Одним больше, одним меньше.

– Будем надеяться, что от ножа ты убережешься, но есть еще и яд, – сухо напомнила Хозяйка Тахены. – С жабьим камнем ты будешь чувствовать себя спокойнее.

– А разве он есть, жабий камень? Я думал, это сказки.

– То, что люди про него болтают, и впрямь – сплошные глупости. Камней в жабьих головах нет и быть не может, как и философских камней, которые все, чего ни коснутся, в золото превращают. И сотворить их никакой колдун не сможет, как бы ни старался… – Старуха внезапно улыбнулась, и Роман решил подыграть:

– Матушка, ты нас совсем запутала. Согласен, философских и жабьих камней нет, но ведь что-то есть, иначе ты о них не заговорила бы.

– Есть философские жабы. Любое в любое превращают. Могут опилки в золото, могут яд – в противоядие. Одна беда, поболтать любят, и имена у них – язык сломаешь, но твари добрейшие. Тут поблизости живет одна семейка, так младшенький только и думает, как бы мир посмотреть. Его я с тобой и пошлю – с таким спутником любую отраву кубками пить будешь, не заметишь. И не спорь.

Рене и не думал спорить. Болотница кивнула Кэриуну, и тот с довольным видом разжал корявую ладонь, на которой спокойно сидела небольшая, словно бы высеченная из кровавика жабка со сверкающими прозрачно-голубыми глазами.

– Это Андр… Андрио… Анд…

– Андриаманзака-Ракатуманга-Жан-Флорентин, – с достоинством представилась жаба, вернее, жаб. – К вашим услугам.

Надо отдать должное Рене, он умудрился сохранить серьезность:

– Я рад, что вы согласились нам помочь.

– Можете называть меня просто Жан-Флорентин. Это имя мне нравится, оно звучит достаточно рыцарски. Наши имена для невечных существ труднопроизносимы и непривычны. Даже Величайшая Хранительница Самого Великого Болота и та не произносит их полностью.

– Хорошо, я буду звать вас Жан-Флорентин, а вы можете называть меня Рене. Вы действительно можете превратить простой металл в золото?

– Могу, но не хочу, ибо почитаю сие бессмысленным. А называть вас я буду «мой адмирал». Это более достойно искателя истины. Если у вас возникнет острая необходимость в презренном желтом металле, можете рассчитывать на мою помощь. Ибо никакие принципы нельзя доводить до абсурда.

– К счастью, золото у меня свое. Болотная матушка полагает, что мне предстоит столкнуться с ядом.

– Это намного интереснее, ибо мне предстоит узнать, что заставляет одушевленное создание желать смерти ближнему. Вопрос жизни и смерти всегда будет волновать мыслящие существа…

– Манзака, – перебила госпожа Тахены, – наши гости успеют насладиться твоим красноречием по пути. Постарайся не втягивать их в философские споры, у них есть дела поважнее!

– Что может быть важнее поиска истины?! – возмутился Жан-Флорентин, однако тут же перешел к делу: – Есть ли у вас браслет, адмирал?

– Нет, да и зачем мне он? Побрякушки – это для женщин и придворных бестолочей.

– Вы правы. В мире множество вещей, которые нам не нужны. Я думаю, мы легко поймем друг друга, но в нашем конкретном случае браслет не роскошь, а средство защиты. Он нужен из соображений вашей безопасности. Будьте добры сорвать вот это ползучее растение и обмотать его несколько раз вокруг правого запястья. Вот так. Очень хорошо.

Философский жаб с достоинством переполз с руки Кэриуна на руку герцога и устроился на сорванном побеге. По блестящему тельцу пошла сияющая рябь, изо рта вырвалась ликующая весенняя трель. Рене ощутил легкий толчок и обнаружил у себя на руке браслет червонного золота. Неведомый ювелир удивительно точно скопировал плеть лесного вьюнка, не упустив даже самых тонких прожилок на листьях.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Жан-Флорентин. – А говорят, Мидас, Мидас… Вот как надо.

– Ну и зачем мне эта роскошь? – Выяснять, что есть Мидас, Аррой счел излишним, но жаб все равно возмутился:

– Странный вопрос для обладающего разумом. А как я, интересно, буду незаметно нырять в ваш кубок, если у меня возникнет предположение, что содержащаяся в нем жидкость содержит компоненты, опасные для жизни? Чтобы произошла трансформация, я должен вступить в непосредственный контакт с трансформируемой средой. Теперь же я буду восприниматься окружающими как логическое завершение ювелирного изделия. – В подтверждение своих слов философский жаб испустил еще одну трель, и в золото браслета вросла золотая же жабка с алмазными глазами.