Таркин - Страница 8

День этот наступил вскоре после его одиннадцатого дня рождения. Уилхафф рос послушным, воспитанным мальчиком, но в душе его горело желание великих свершений — его обуревала жажда деятельности, стремление воплотить в жизнь свои мечты. В тот вечер он сидел за ужином вместе с родителями. Едва успел начаться ежевечерний скучный перечень суровых напоминаний, в столовую ворвались трое мужчин, выглядевших так, будто они только что выбрались из-под завала в шахте. Оставляя грязные следы на отполированном каменном полу, они начали набивать карманы своих потрепанных плащей едой со стола. Уилхафф взглянул на внезапно замолчавших родителей, и мать коротко сказала:

— Они пришли за тобой.

Но если родители и трое неожиданно вторгшихся гостей полагали, что застигли его врасплох, у него имелся для них свой сюрприз.

— Сначала мне нужно собрать свое снаряжение, — заявил он и поспешно отправился наверх по винтовой лестнице.

Незваные гости озадаченно переглянулись.

Выражения их лиц нисколько не изменились, когда он вернулся минуту спустя, одетый в камуфляжные брюки и жилетку с множеством карманов, которую он сам втайне сшил много недель назад. На шее у него висел макробинокль, подаренный на день рождения. Уилхафф был полностью готов к предстоящим приключениям.

Окинув взглядом Таркина с головы до пят, самый высокий и чумазый из троих издал короткий смешок, от которого покачнулась люстра в прихожей. Взяв мальчика за узкие костлявые плечи, какими они остались у него на всю жизнь, он покачал головой и сказал:

— Красота. Форменная одежда будущего героя. И знаешь что? Окровавленной она будет смотреться еще лучше.

— Уилхафф, — шагнул к ним отец, — познакомься с братом моего отца, твоим двоюродным дедом Джовой.

Джова улыбнулся, показав ровные зубы, которые оказались намного белее, чем ожидал увидеть Уилхафф на грязном лице деда.

— Пора, — объявил Джова.

Так юный Уилхафф оказался вырван из родного дома, не имея возможности даже обнять родителей, которые стояли с выражением печальной решимости на лицах, прижавшись друг к другу. Он вышел за ворота в черноту эриадской ночи, чувствуя себя в полной безопасности в своей форменной одежде и от волнения даже не испытывая голода. Старый аэроспидер унес его не только с их ухоженного участка, но и из самого города, направившись через залив в форме пальца в горы, следуя вдоль извивающейся реки Орринесва в края, о существовании которых Уилхафф даже не подозревал, скорее напоминавшие пейзажи из голодрам и развлекательной литературы: дикие просторы плоскогорий, разделенных бурными каменистыми реками, и видневшиеся вдали вулканы, возможно еще действующие. Еще больше потрясли мальчика слова Джовы, что вся тянувшаяся от горизонта до горизонта местность, представавшая взгляду его широко раскрытых голубых глаз, — семейные угодья Тар-кинов, которыми те владели уже двадцать поколений, не позволяя им попасть в руки строителей, шахтеров и ирочих, имевших виды на эти места. Помимо всего, это был также естественный памятник, напоминание о том, до чего может деградировать планета, если разумные существа ослабят свою хватку, капитулировав перед дикой природой. Для юного Уилхаффа эти края стали местом его взросления, и центром их являлось Гиблое плато.

Разболтанный спидер, кренившийся набок из-за неисправного репульсора, доставил на вершину плоскогорья Уилхаффа, Джову, еще двоих пожилых мужчин с бандамами на головах и двоих пожилых родианцев, исполнявших роль проводников, стражей и следопытов. Все пятеро взрослых были вооружены длинноствольными нулевиками. После того как Уилхафф частично утолил голод сушеным мясом, которое почти невозможно было прожевать, его начали одолевать дурные предчувствия; впрочем, он не стал озвучивать их. Местность оказалась намного мрачнее и опаснее, чем он мог себе вообразить. Изо всех сил пытаясь скрыть тревогу и желая увидеть настоящее дикое животное, он не отрывал глаз от макробинокля, пока спидер преодолевал огромные пространства лугов и лесов, пролетая над толстыми тысячелетними деревьями с почти лишенными листьев ветвями, над вдесятеро более древними каменными руинами и петроглифами на склонах холмов, над мелкими сезонными озерами, испещренными яркими точками птиц.

Наконец он заметил в сумерках величественное четвероногое двухметрового роста с черно-белыми полосами на шкуре и изящно изогнутыми рогами. «Мое первое дикое животное», — подумал Уилхафф. Другие тоже заметили зверя даже без помощи увеличительных линз, и Джова резко остановил спидер, но, как оказалось, вовсе не затем, чтобы насладиться красотой животного.

Одновременно поднялись стволы древних винтовок, и раздалось полдюжины выстрелов. Уилхафф увидел в бинокль, как прекрасное создание подпрыгивает и тяжело валится на бок. Мгновение спустя все уже спешили по жесткой траве, стремясь добраться до добычи, прежде чем появятся другие хищники или падальщики, а также пока она еще теплая.

Уилхафф подумал, чем провинилось несчастное существо, раз заслужило такую судьбу. Если оно тоже пришло на Гиблое плато, чтобы научиться искусству выживания, испытание оказалось прискорбно проваленным.

Родианцы перекатили животное на спину, и Джова достал из ножен на бедре потертый виброклинок.

— Режь прямо от паха до горла, — сказал он и протянул нож Уилхаффу. — И постарайся не повредить внутренности.

Собравшись с духом и думая только о том, чтобы не разочаровать старших, упав в обморок, Уилхафф вонзил острие оружия в шкуру и плоть, а затем включил виброклинок. Горячая алая кровь брызнула прямо ему в лицо. Родианцы весело ухмылялись, глядя, как она стекает с кончика его носа на подбородок и девственно-чистую жилетку, пятная столь старательно пришитые карманы.

— Хороший разрез, — похвалил Джова, когда края туши разошлись в стороны, и Уилхаффа едва не стошнило от вони звериных потрохов. — Теперь засунь сюда поглубже руки, — он показал место, — и двигайся вдоль дыхательных мышц, пока не нащупаешь печень. А потом вытащи ее. Давай. Давай, я сказал!

Уилхафф нерешительно засунул вглубь туши дрожащие руки, шаря среди скользких органов, пока не наткнулся на тяжелый, насыщенный кровью ком. Ему пришлось дернуть несколько раз, прежде чем печень отделилась от волокнистой сети кровеносных сосудов и связок, и он едва не рухнул на спину. Джова забрал скользкий неподатливый комок в свои мозолистые ладони и начал отрывать от него куски.

— Это тебе, — сказал дядя Уилхаффа, вкладывая самый большой кусок в и без того окровавленную руку мальчика. — Ну же! — Он дернул подбородком. — Глотай.

Вновь сосредоточившись на том, чтобы оправдать ожидания старших, Уилхафф преодолел отвращение и проглотил кусок. Событие это было отпраздновано короткой песней на языке, которого Уилхафф не понимал. Для него оно стало первым шагом, началом испытаний, которые завершились лишь годы спустя на Гиблом Шипе.

Хотя на Эриаду не водились такие крупные животные, как ранкор, или такие необычные, как сарлакк, планета могла похвалиться свирепыми дикими кошками, хищными ракообразными и разновидностью вирмока, намного более коварной и опасной, чем другие его сородичи-приматы. В течение следующего месяца Уилхафф в основном сопровождал старших, наблюдая, как убивают и пожирают друг друга разнообразные хищники, и учась тому, как не дать точно так же сожрать себя самого. Вне всякого сомнения, вблизи и наяву смерть выглядела куда более впечатляюще, чем на экране головизора в тишине спальни. И все же он с трудом понимал, что, собственно, он должен извлечь из того, что видел. Неужели ежедневное созерцание смерти могло превратить простого человека в нечто выдающееся? И даже если так, как могло повлиять подобное превращение на жизнь Номмы и других, таких же как он? Возможно, Уилхафф сумел бы найти ответ, если бы не постоянные мысли, что его могут подстеречь и съесть те самые звери, которых они выслеживали.

Постепенно они отказались от простого наблюдения за хищниками, перейдя к похищению их добычи. Родианцы часто использовали виброкопья, чтобы отогнать зверей от убитой жертвы и держать их поодаль, пока Уилхафф бросался за мясом. Иногда приходила очередь Уилхаффа брать в руки виброкопье, и добычу воровал кто-то другой.