Таркин - Страница 7

Мотивы Корулага, однако, не в полной мере можно было назвать альтруистическими: предприниматели из Ядра вынудили Эриаду увеличить поставки ломмита и потребовали большую часть доходов от добычи. Наращивание производства вызвало приток доведенных до нищеты рабочих с соседних планет. Вскоре горы Эриаду лишились покрывавшей их когда-то пышной растительности, над крупными городами повисла грязная дымка, уровень жизни стремительно рухнул. И тем не менее некоторые продолжали процветать, делая быстрые деньги на переработке руды, услугах местного и дальнего транспорта, а также ростовщичестве.

Что касается Таркинов, они добились богатства, обеспечивая другим безопасность. Их путь к вершине был тяжким. Среди первопроходцев Эриаду предкам Таркинов приходилось играть роль полицейских сил и защитников, отражая нападения сначала свирепых хищников, благоденствовавших в лесах и горах Эриаду, а затем бандитов и мошенников с других планет, считавших незащищенные поселения своей законной добычей. Под руководством Таркинов местное ополчение постепенно превратилось в военные силы сектора. В итоге, несмотря на то что знаменитые предки Таркина начинали как охотники, свободные пилоты и подрядчики в шахтах, сам он считал себя плодом военного воспитания, в котором выше всего ценились дисциплина, уважение и послушание. Будучи также общепризнанными технократами, его родственники придерживались мнения, что именно технологии — в намного большей степени, чем Корулаг, — спасли Эриаду от дикости и позволили эриадцам создать цивилизацию на месте смертоносной пустыни. Технологии в виде огромных машин, быстрых звездных кораблей и мощного оружия помогли добыче стать охотниками, и именно технологиям предстояло однажды поставить планету в ряд современной галактической элиты.

Хотя Таркин рос в окружении всех преимуществ, какими сопровождается богатство, они выглядели весьма своеобразной привилегией. В особняках, стремившихся подражать архитектурным стилям Ядра, но являвшихся не более чем безвкусной имитацией оригинала, Тарки-ны и им подобные изо всех сил пытались вести свойственный богачам образ жизни, что им ни в коей мере не удавалось. Слишком явно чувствовались корни их тяжело зарабатывавших своим трудом предков, а жизнь на Эриаду казалась варварской по сравнению с космополитичным Корусантом. Таркин понял это еще в детстве, особенно во время визитов высокопоставленных особ из Ядра, на фоне которых его родители выглядели куда более простыми людьми, чем казались обычно; более приспособленными к жизни в диком мире, просторы которого сотрясали землетрясения, в городах которого отсутствовали управление погодой и оперные театры и жители которого до сих пор сражались с пиратами и хищной природой. И все же он не считал нужным искать героев детства вне семьи, поскольку именно его предки, выжив несмотря ни на что, заставили природу отступить и принесли порядок и прогресс в Сесвенну.

Даже в таком безмятежном и безопасном окружении Таркин вовсе не был избалованным ребенком, как можно было бы судить по его сшитой на заказ одежде или роскошному дому. Как бы ни гордились его родители своими достижениями, они также прекрасно осознавали, сколь низкое положение в обществе они занимают. Они не упускали возможности напомнить сыну, что жизнь несправедлива и что преуспеть может лишь тот, кто жаждет личной славы, кто готов раздавить каблуком что угодно и кого угодно. Ключом ко всему были дисциплина и порядок, а закон являлся единственной неоспоримой реакцией на хаос.

Родители Таркина каждый раз подчеркивали, что значит жить в нужде. Своими проповедями они пытались вбить сыну в голову, что всем у них имеющимся они обязаны тому, что сумели преодолеть все невзгоды. Хуже того, богатство могло исчезнуть в одно мгновение, и без постоянной бдительности и стремления к успеху его попытался бы отобрать кто-то более сильный, более дисциплинированный, более жаждущий славы.

— Как, по-твоему, мы добились всего того, что имеем, — бывало, говорил за ужином отец, — когда столь многим за воротами нашего прекрасного дома приходится сражаться за выживание? Или ты думаешь, что мы всегда жили в подобной роскоши и Эриаду с самого начала была безопасным местом?

Юный Уилхафф лишь молча смотрел в тарелку или бормотал, что ему нечего ответить на вопросы отца. Но однажды за ужином отец — высокий и осанистый, с глубокими морщинами возле глаз — приказал слуге забрать еду у Уилхаффа, прежде чем тот успел взять хотя бы кусочек.

— Видишь, как легко, имея все, его потерять? — спросил отец.

— Что бы ты делал, если бы мы выгнали тебя на улицу? — добавила мать. Ростом почти с мужа, она каждый раз одевалась к столу в дорогие платья и любила замысловатые прически, на укладку которых порой требовались часы. — Ты бы сумел сделать все, чтобы выжить? Смог бы взять дубинку, нож, бластер, если бы только оружие не дало тебе умереть с голоду?

Уилхафф перевел взгляд с одного на другого, пытаясь угадать желаемый ответ, и гордо выпятил грудь:

— Я сделал бы что угодно. Все, что потребовалось бы.

Отец лишь пренебрежительно усмехнулся:

— Смелый, да? Что ж, проверим, какой ты смельчак, когда тебя заберут на Гиблое плато.

«Гиблое плато».

Опять эти странные слова, которые ему так часто приходилось слышать. Но тогда он просто спросил:

— Что такое Гиблое плато?

Похоже, отцу понравилось, что сын наконец задал вопрос вслух.

— Место, которое учит выживать.

В спокойной обстановке семейной столовой, наполненной пьянящими запахами экзотических пряностей и тушеного мяса, фраза показалась Уилхаффу бессмысленной.

— Мне будет страшно? — спросил он, вновь ощутив, что именно таких слов от него ждут.

— Если будешь знать, что для тебя хорошо, а что нет.

— Я могу там умереть? — почти весело сказал он.

— Бесчисленным множеством способов.

— Вы будете тосковать, если я умру? — спросил он родителей.

— Конечно, — первой ответила мать.

— Тогда зачем мне туда идти? Я в чем-то провинился?

Отец наклонился к нему, положив локти на стол:

— Нам нужно знать, обычный ты человек или нечто большее.

Уилхафф изо всех сил пытался понять, что подразумевается под «чем-то большим».

— А тебе тоже пришлось там побывать, когда ты был мальчиком?

Отец кивнул.

— Тебе было страшно?

Отец откинулся на высокую, обшитую парчой спинку кресла, словно вспоминая.

— Сначала да. Пока я не научился превозмогать страх.

— Мне придется убивать?

— Если хочешь выжить.

— А бластер у меня будет? — заинтересовался Уилхафф.

— Не всегда. — Отец с серьезным видом покачал головой. — И не тогда, когда он будет тебе больше всего нужен.

Уилхафф изо всех сил пытался представить себе то место — Гиблое плато.

— И все должны там побывать?

— Только некоторые мужчины из рода Таркинов, — ответила мать.

— Значит, Номме так и не пришлось? — спросил он, имея в виду их миниатюрного щекастого слугу-гуманоида.

— Нет, не пришлось.

— Почему? Таркины чем-то отличаются от семьи Номмы?

— Кто кому служит? — ответил отец. — Ты когда-нибудь подавал Номме еду?

— Я бы подал.

Выражение лица матери стало жестче.

— Только не в этом доме.

— То, что ты узнаешь на Гиблом плато, однажды даст тебе возможность показать Номме, что значит довольствоваться своим статусом, — продолжал отец.

Уилхафф не до конца понял слово «статус».

— То есть радоваться, что он нам служит?

— И это тоже.

Некоторое время Уилхафф неуверенно молчал.

— Это ты меня туда отвезешь... на Гиблое плато? — наконец спросил он.

— Не я, — прищурившись, улыбнулся отец. — Когда наступит время, за тобой придет кто-то другой.

Более мягкий и впечатлительный ребенок, возможно, с того дня жил бы в постоянном страхе, но для Уилхаффа угроза внезапной перемены в его беззаботной жизни и необходимости самому творить свое будущее в конечном счете превратилась в обещание сказочного приключения, в которое он жаждал отправиться, создавая его в своем воображении задолго до того, как оно стало реальностью.