Танец волка - Страница 7

– Э-э-э…

– Значит, буйный. Воин бывший, да? Я его куплю, а он на меня – с топором?

– Не буйный, нет! – поспешно отреагировал работорговец. – Строптивый немного.

– Давай не темни! – поощрил я. – Расскажи мне всё как есть, и я его куплю. По справедливой цене. За полторы марки.

– Полторы марки?! – Работорговец аж взвился… И тут же сник: – Ладно, бери за полторы. Я сам его за три взял. Сказали: он лекарь. А он и не может ничего. Или не хочет. Я его побил немного, так он есть перестал. Сдохнет – вообще ничего не получу.

Я кивнул Нуаде. Тот развязал кошель. Торговец извлек весы. Отмерили полторы марки, пересыпали в новый кошель.

– Сейчас за кузнецом пошлю, – пообещал работорговец.

Я подошел к клетке.

– Отец Бернар!

Ноль реакции.

– Отец Бернар! Это я, Ульф!

Ага, услышал. Поднял голову. Крепко ему досталось. Оба глаза заплыли, лицо распухло… Мое желание как следует проучить работорговца стало острым до нестерпимости. Но характер придется придержать.

– Ульф…

– А-а-а… – раздался за спиной басок работорговца, – так вы знакомы, получается! Ну-ка погоди! – Это он – кузнецу. – Выходит, ты меня обманул, сёлундец! Сделка расторгается. Забирай свое серебро! – Он швырнул мне в ноги мешочек. – Снова будем торговаться!

Ну, жаба!

– Мы уже сторговались, – с трудом сдерживая ярость, процедил я. – Сделка заключена. Ты получил деньги!

– Уже нет! – нагло заявил работорговец. – Вон твои деньги. Снова у тебя. Новая цена – пять марок!

У меня в глазах потемнело. От гнева и от слабости одновременно.

Работорговец ухмылялся. Видит, сволочь, что я не в форме. И правая рука забинтована.

– Нуада, нет, – сказал я, когда юный ирландец потянулся к мечу.

За спиной у работорговца нарисовались двое громил. Будь я в форме, все трое мне – на один зуб. Да и не было бы драки. Вызвал бы жабу на поединок – и прикончил.

Только, будь я в форме, и негодяй не стал бы пальцы гнуть. А тут почуял слабину.

Вариантов у меня было два: заплатить пять марок грабителю или уйти. Уйду – вообще лишусь всякой возможности доказать предыдущую сделку.

Но тут удача все же показала личико. Придерживая пояс с боевой сбруей, из палатки, где трудились путаны-невольницы, выбрался… Давлах. Давлах Бычок. Хольд Красного Лиса.

Выпрямился, срисовал ситуацию, засупонился…

И вдруг засвистел заливисто, да с коленцами. Так, что ушам стало больно.

Работорговец аж подпрыгнул. Обернулся:

– Ты – чего?

– Того, – лаконично ответил Давлах, обошел его вразвалочку и встал рядом с нами. – Я знаю этого человека, – кивок в мою сторону. – И я – с ним.

– А кто еще? – задал работорговец идиотский вопрос.

Он растерялся.

– А еще – я! – Расталкивая народ, к нам, аки ледокол, пробивался Красный Лис. А с ним еще с полдюжины ирландцев.

Впрочем, и на стороне работорговца народу прибавилось. Земляка тут всегда прикрыть готовы. Тем более, против него – явные чужаки. Даже не скандинавы.

Я в двух словах изложил Лису суть дела, спросил напрямик:

– Встанешь за меня на хольмганг?

– Вот еще! – фыркнул ирландец. Увидел мою обиду, пояснил: – Хольмганг с этой бородавчатой свиньей меня опозорит. Не беспокойся. Заберем мы твоего лекаря. Он же у тебя свободным человеком жил, верно? А в Законе что сказано? Если кто-то принудит свободного человека… То тем хуже для него! Сейчас лагман подойдет, и всё будет в порядке.

Подошел. Лагман. Человек Закона, а если точнее – его Глашатай, а по-простому – Законоговоритель. Пожилой дядька. Важный, как индюк.

Кивнул благосклонно моему оппоненту, велел:

– Расскажи, о чем спор вышел.

Но Красный Лис не дал жабе открыть рот.

– Спора нет! – заявил он. – Вот этот человек, – жест в мою сторону, – говорит, что этот человек, – жест в сторону отца Бернара, – является свободным человеком, пропавшим пол-луны тому назад. – А следовательно, по законам, данным нам богами и конунгами, человек этот свободен, а тот, кто его свободы лишил, повинен наказанию, как и тот, кто, напав на человека в лесу, привязал его к дереву. Как вот этот человек! – И последний решительный жест – в сторону работорговца.

Собравшаяся вокруг изрядная толпа враз зашумела. Мнения разделились… И большинство было – не в нашу пользу.

Законоговоритель дал народу поорать, затем решительно потребовал тишины.

– Ты говори! – приказал он работорговцу.

И тот немедленно начал драть глотку. Мол, ничего это не свободный человек, потому что он, работорговец, купил его аж за три марки. И более того, этот сёлундец (я то есть) готов был купить трэля, но предложил за него всего полторы марки, а цена хорошая – пять, потому что он, работорговец, изрядно потратился на этого трэля, кормил его, учил правильному поведению и так далее. А если бы правдой было то, что сказал сейчас этот чужеземец (имелся в виду Красный Лис), то почему тогда сёлундец (то есть я) не объявил сразу, что это не трэль, а свободный? Да и вообще, если каждого раба, который когда-то был свободным, отдавать бесплатно, то, значит, всех, взятых в набегах, придется отдавать. Даже и христиан. Кстати, и этот, так называемый свободный, – тоже христианин, хоть и без креста, но всё время молится христианскому богу. А как может христианин быть свободным человеком, это уже вообще непонятно…

Тут Красный Лис снова его прервал.

Полез за пазуху и достал оттуда большой золотой крест. Реально большой. В четверть кило, не меньше.

– Видишь? – поинтересовался он. – Я – христианин. И всякий, кто скажет, что я – не свободный человек, продолжит свою речь в царстве Хель!

Зря он это сказал, подумал я. Отношение к христианам в Скандинавии, мягко говоря, недоброжелательное. И неуважительное. Та часть толпы, которая была на нашей стороне, заметно уменьшилась.

Очень довольный (главное – угодить избирателю) Законоговоритель поглядел на Лиса с искренней симпатией (ну, мужик, ты так удачно подставился) и уже набрал в грудь воздуху, чтобы вынести вердикт, но тут ирландец извлек еще один культовый значок. То есть не то чтобы культовый, но такого, фигурально выражаясь, веса, что перетягивал Гунгнир и Мьёлльнир[6] разом. Это была двухдюймового диаметра бляха, тоже золотая, на которой сверху был изображен ворон, а снизу – крохотный воин с луком. Знак Ивара Рагнарсона.

Золото полыхнуло на солнце, и Глашатай Закона проглотил заготовленную речь. Ивар Бескостный мало того, что снискал изрядную славу человека выдающейся даже по местным меркам жестокости, так еще и приходился родичем местному конунгу.

Вот такая незадача.

– Мое имя Мурха, – сообщил ирландец, откровенно наслаждавшийся произведенным эффектом.

Я удивился. Потому что до того времени думал, что Красный Лис – это и есть имя.

– Я – морской ярл и хёвдинг Ивара Рагнарсона, прозванного Бескостным. И всякий, кто усомнится в моем слове, оскорбит не только меня, но и моего конунга. Это понятно?

Толпа загудела. Я бы сказал: зловеще загудела. Нас была – горстка. Против чуть ли не двух сотен местных. Причем – вооруженных местных, потому что здесь без оружия даже в гости к соседу не ходят, не то что на ярмарку. Но Красному Лису – как с куста. Даже бровью не повел. Напротив, уставился с вызовом на Законоговорителя и повторил с нажимом:

– Это понятно?

– Мы услышали тебя, Мурха-хёвдинг, – уклонился от прямого ответа Законоговоритель.

– Очень хорошо. Слушайте дальше. Я подтверждаю, что не так давно видел этого человека, – жест в сторону отца Бернара, – свободным. На Сёлунде… – Гул толпы начал стихать. Люди прислушивались. – Я подтверждаю, – продолжал ирландец, – что видел этого человека за румом драккара… – Тут Красный Лис сделал паузу, чтобы убедиться: хорошо ли его слышно и дошла ли информация до слушателей. – И драккар этот был одним из драккаров, что встали этим летом у берегов Англии. Я подтверждаю, что этот человек был там с войском Ивара и Уббы Рагнарсонов! – Теперь голос Красного Лиса гремел в полной тишине. – Во всем сказанном я готов поклясться на кресте!