Танцы во льдах (СИ) - Страница 65

- Это неправильно, Рум, - с мукой простонала я. - Неужели вы ни разу не пытались...?!

- Вертовах попробовал все изменить. Но, как видишь, это плохо кончилось. Поэтому мы - то, что мы есть. А они... боюсь, они ничем не лучше нас.

- Аллиры предали нас! - подтвердил в оглушительной тишине король шаддаров. - По их вине разразилась война и был разрушен Шаиир! Из-за них погиб наш Повелитель и мой отец! Они предали и убили лучшего из наших воинов! И хотя бы поэтому им не прощения!

Вздохнув, Рум медленно повернулся к трону.

- Сын...

- Ты болен, отец, - с неожиданной лаской сказал шаддар. - Они слишком долго тебя мучили. Ты не понимаешь, что говоришь. Они почти уничтожили тебя... прости. Но я хорошо помню все, чему ты меня учил. Я верю, что победа близка. И сделаю все, чтобы ОНИ надолго запомнили мою скорую месть. Потому что, как только одна из них даст нам необходимое... поверь, ОНИ очень пожалеют, что посмели начать эту войну.

Призрак покачал головой.

- Боюсь, что нет, Бретован. Я не позволю тебе этого сделать. Пусть я - всего лишь дух, но кое-что еще могу. Трис, не волнуйся - я закончил то, что хотел. Ни один шаддар не посмеет тебя коснуться, пока я рядом. А чтобы они это поняли...

У меня заныло мучительно сердце, а на глазах сами собой выступили слезы, но он уже не смотрел - выпрямившись и расправив плечи, властно шевельнул крыльями и, глядя поверх взволнованно зашевелившегося моря черных голов, четко произнес:

- Я, Роммуард Тер Ин Са Ширракх, Последний Повелитель Иира и Создатель Огня Оддора. Меняющий Обличья. Шиир. И я свидетельствую: эта юная Аллира находится под моей защитой. Я отдаю ей свою силу, память, волю и жизнь. Точно так же, как отдаю свое посмертие и повторное возрождение. Да будет так. Отныне и навсегда. Аиле!

- Рум!! Нет!! - ахнула я, когда его золотое сияние начало стремительно угасать, перетекая в мою торжествующе сверкнувшую жемчужину. У него разом побледнело лицо, сделались прозрачными плечи, осыпались невесомой пыльцой могучие крылья, и сам начал с угрожающей быстротой истаивать, уходя из этого мира обратно, в Мир Теней, становясь блеклой тенью и слабым вспоминанием.

Король шаддаров будто окаменел, неверяще глядя, как уверенно разгорается голубой свет на моей груди и как быстро образуется вокруг него ровный овал изумительно белого инея. МОЕГО инея, о котором никто, кроме троих присутствующих, доселе даже не подозревал.

- РУМ!! Что ты наделал?!!!

- Беги, моя маленькая Аллира, - грустно улыбнулся призрак, на мгновение коснувшись моей щеки. И этого движения на площади резко похолодало, а затем и выпал самый настоящий снег. - Я отдал тебе все, что мог. Всю свою прежнюю силу и даже то, чего не должен был касаться. Это - мое искупление, девочка. Я выбрал. Так что бери свои крылья и лети - ведь слова "не улетать" ты никому из них не давала.

- Ру-у-ум!!!

- Прощай, - тихо шепнул осиротевший воздух, когда мягкое сияние полностью угасло. - И помни: твоей матерью была не простая Аллира. Ее звали Миарисс... да, та самая Миарисс Ас Илт Миисса... ваши сказки не врут. И значит, на этом свете осталась еще одна Танцующая Луна... последняя... самая важная... это ты, Беатрис Ас Илт Миисса... прощай.

Под оглушительное молчание остолбеневших шаддаров он окончательно исчез, осыпавшись красивой горстью золотистых искр. Бесследно исчез, ушел, истратив до капли все, что ему было отпущено в этой, новой, такой нелегкой жизни. Он снова умер, рискнув всем ради того, чтобы я выжила, и отдав все, за счет чего мог существовать сам. После чего мне осталось только вскинуть голову к равнодушно выглянувшей, наконец, луне и, сглатывая соленые слезы, пронзительно закричать.

От боли и горечи у меня резко истончился голос и окончательно побелела кожа, глаза обрели холодный морозный блеск, пальцы сжались в кулаки. В груди стало так пусто, будто оттуда вырвали живое сердце, а вместо него подсадили маленький, неподвижный кусочек льда, который умел лишь одно - больно ранить своими острыми гранями.

Я стояла, крепко зажмурившись и дрожа уже всем телом, не скрывая слез и не видя ничего вокруг. Стояла, окунув лицо в пробившийся сверху лунный свет, и властно взывала к помощи.

От моего крика у шаддаров болезненно искривились лица. Они медленно отступали, зажимая руками чувствительные уши и стараясь даже краем не коснуться ослепительно белого инея, расползавшегося от меня во все стороны и намертво вымораживающего древние камни. От легкого касания Льда старые плиты начинали стремительно покрываться мелкими трещинами и крошиться, вокруг свирепо бушевал ураган, мгновенно уносящий эту пыль в необозримые дали. Подо мной уже образовалась глубокая воронка, из которой все быстрее испарялся твердый фундамент, а я все стояла, до боли сжав кулаки, и пронзительно кричала.

Мне было плохо. Больно. У меня не хватало сил, чтобы выкрикнуть то, что я сейчас чувствовала. Но, пожалуй, этого и не требовалось - внезапно проснувшаяся магия истинной Аллиры лучше всяких слов говорила, насколько моя боль была сильна и всеобъемлюща. В этот момент я забыла про ноющую спину. Забыла про Ширру, который тоже меня предал. Про Леха и эльфов, которые, как оказалось, лучше многих знали, кто он и кто я, но все равно позволили привести нас сюда. И они... все они позволили смерти отобрать моего верного Рума.

Я не заметила, как вдруг потяжелело пространство за моей спиной. Не поняла, что неожиданно выскользнула из одежды, будто дозревшая в коконе бабочка. Не обратила внимания, как эльфийский сайеши неожиданно сделался длиннее и плотнее, целомудренно укрыв мое изменившееся тело от нескромных взглядов пятящихся демонов. Мне стало неважным, что как-то по-особенному стал чувствоваться невидимый воздух. Что в нем вдруг откуда-то появилась твердая опора. Что мне так же резко стало легко дышать, а на спине, как раз между лопаток, где совсем недавно Рум заканчивал последние узелки на моей ауре, стремительно развернулись белоснежные полотна.

Я судорожно сжала неистово сверкающую жемчужину, от которой во все стороны брызнул слепящий белый свет.

- Трис... - неслышно охнул Ширра, отчего-то медленно оседая на землю.

- Остановите ее! - отчаянно щурясь и пытаясь проломиться сквозь стену ветра, прорычал его отец.

Но тщетно - я уже обрела равновесие и, яростно провернувшись на месте, так же резко оборвала горестную песнь по погибшему другу. От этого движения крылья за моей спиной громко хлопнули и отшвырнули мощную волну ледяного ветра. Затем хлопнули снова, исторгнув свирепую метель, от которой ближайших шаддаров буквально вынесло за пределы площади. Затем приподнялись, ловя лунный свет подобно лепесткам розы, и, наконец, уверенно нашли себе опору.

Я только один раз взглянула на быстро удаляющий город, в котором все еще бушевала настоящая вьюга. Мельком увидела обледеневшую площадь, на которой только-только выходили из оцепенения крылатые демоны ночи; безошибочно отыскала согнувшегося, будто от боли, Ширру и холодно подумала, что ему, судя по всему, досталось больше всех - все-таки он стоял очень близко, когда я впервые в жизни взлетела. Но это не страшно - он невесть каким образом не только выжил, но уже почти пришел в себя. Даже глаза горят в темноте знакомым желтоватым светом, по которому я, собственно, и узнала его черное лицо среди многих других.

Вокруг него кто-то бестолково суетился, тряс за плечи и о чем-то спрашивал. Его отец с ревом ломал наброшенные мной морозные цепи. Кто-то из самых смелых решительно поднялся следом за мной, но одиночек я не боялась - коротко обернувшись, тихонько дунула, и чернокожих смельчаков мгновенно вымело из поднебесья. Правда, разбиться насмерть я им тоже не позволила - у самой земли подхватила воздушной сетью, слегка придержала и лишь потом небрежно бросила. Больно, конечно, но не настолько, чтобы они покалечились.

А Ширра все стоял и неотрывно смотрел.

Я быстро отвернулась, чувствуя, как постепенно рвется моя связь с землей и как уверенно приходят в себя одураченные Румом шаддары. Как все с большей легкостью сбрасывают с себя морозные оковы, трясут головами, в ярости крутятся на месте, окончательно разрывая непрочные сети Льда. А затем, повинуясь бешеному рыку своего повелителя, огромной черной тучей взметываются в воздух в погоне за крохотной серебристой искоркой, которая посмела так их унизить.