Танцы на минном поле - Страница 14

— Что у тебя тут? — Михаил подошел к столу, не обращая внимания на скривившегося от боли Тахонгу. Извлек из ящика оружие. — «Кольт-Мастерпис»? Одобряю, неплохой выбор. Ладно, — он похлопал раненого собеседника по плечу. — Эту штуковину я у тебя изыму, все равно она у тебя незаконно, но ты не огорчайся. Если будешь прямо отвечать на поставленные вопросы, у тебя появится шанс приобрести новую пушку. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Тахонга молча кивнул. Бог не наградил его смелостью, и сам Тахонга знал об этом лучше кого-либо другого. Зато до сегодняшнего дня он точно знал, каким-то звериным чутьем чуял, когда следует бежать. И вот, поди ж ты! Вид этого двухметрового мужика, от которого веяло какой-то первобытной свирепостью, навевал на него грустные мысли. Он понимал, что его феерический взлет от нищего поденщика до всеми уважаемого бизнесмена сегодня прерван раз и навсегда. Сейчас его больше волновало другое, — ему страстно хотелось жить Мысль о том, что этот верзила с всклокоченной бородой держит его на мушке его же собственного револьвера, сводила Нарбука с ума.

— Расскажи мне, кудрявый ты мой, — начал Войтовский, — что за бардак творится на рынке?

— Всех вяжут, — заматывая запястье шелковой простыней, выпалил Тахонга, отлично понимая, о каком рынке идет речь.

— Неправда, — покачал головой капитан. — То есть, на улице, конечно, вяжут всех, но по клубам химии выше крыши, а с порошком выставляют под зад коленом. Кстати, Мабуно сегодня прихватили с порошком в «Фугасе». Если тебе, конечно, это интересно.

Глаза нигерийца расширились. Мабуно должен был сегодня договариваться о сбыте крупной партии героина, и его арест сулил массу неприятностей, и не только одному Тахонге.

— Командир, — Ривейрас вошел в комнату, неся с собой пару запаянных полиэтиленовых пакетов, набитых подозрительно белым порошком.

— Угу, оставь здесь, — отозвался Войтовский. — Как там твой клиент?

— Помирает, — констатировал Владимир. — Уже почти мертв.

— Хорошо. — Капитан протянул ему «Беретту». — Вложи ему в руку. Его пушку прихватишь с собой, а свою, — он поманил Ривейраса к себе и прошептал по-заговорщицки на ухо, — кинь в унитаз. Братья по разуму понаедут, — пусть разбираются, кто тут с кем перестреливался.

— Так ты мне не ответил, — задушевно продолжал он, вспарывая один из пакетов, и высыпая его содержимое на пол, — что же все-таки творится на рынке?

И тут Тахонгу прорвало. Насколько мог, внятно, он поведал о тяжелой и полной опасностей жизни наркоавантюриста, о том, что за последнее время на всем пути поставки опиума и продуктов его переработки творится что-то ужасающее, о том, что жить стало невозможно, в Москве творится всеобщий опиумный погром, а кому это выгодно…

Войтовский не спускал глаз с нигерийца, согласно кивал головой, слушая его вдохновенную речь, и лишь однажды прервал оратора, чтобы спросить, не завалялся ли у него вдруг клей «Момент»? Клей завалялся, и, поблагодарив хозяина за любезность, капитан начал поливать янтарной густо пахнущей массой рассыпанный по полу порошок. По комнате моментально распространился концентрированный запах столярной мастерской.

— Ладно, дружочек, — Войтовский улыбнулся в усы и вновь похлопал Тахонгу по плечу. — Ты нам очень помог. Извини за причиненные неудобства. Все, счастливо оставаться.

— Ты знаешь, — Ривейрас повернул ключ зажигания «Хонды» и начал тихонько трогаться с места. — Что бы ты там ни говорил, но все же, две таких глупых смерти…

— Знаешь, как называется должность убитых на английском, — словно и не отвечая на вопрос, произнес Михаил, закуривая сигарету. — Триггермен. Человек-курок. У курков родных и близких не бывает. А кроме того, радуйся, что быстро стреляешь.

Позади отъезжающей машины раздался негромкий, но вполне отчетливый взрыв, звон разбитого стекла, вопль и треск огня, облизывающего металл.

— Вот так-то, — вздохнул Войтовский. — А если бы не спешил с докладом наверх, глядишь, остался бы жив. — М-да. Бог не фраер — правду видит. Ну, да ладно, теперь концы в воду. Пусть ищут.

Настроение в этот день у Президента было приподнятым. Он шутил с Молодым Преемником и даже делал очередное заявление для средств массовой информации, в котором выражал уверенность и обнадеживал массы. Однако, уединившись в своем кабинете, он вновь доставал и перечитывал письмо, переданное вчера офицером службы безопасности. С благодарностью за достигнутое взаимопонимание неизвестный корреспондент давал ему, Президенту, отсрочку еще на один месяц, а отсрочка, как ни крути, была необходима, ибо требования выдвигаемые неизвестным террористом были ужасающими…

А развивалось все следующим образом. Полученное в первых числах письмо гласило: «Господин Президент, надеюсь, вы уже убедились, что упоминавшиеся ранее боеголовки находятся вне Вашей досягаемости. В таком случае, полагаю, Вам лучше всего пойти навстречу нашим требованиям. Первое. Я думаю, Вам ясно, что строгая конфиденциальность — залог успешного развития диалога. Второе. Мы более не считаем нужным перегружать свой корреспонденцией диппочту, поэтому следующее сообщение Вы получите по адресу 1-я Дубровская… квартира номер…

Желаем вам всяческих успехов. С искренним уважением, Ваш доброжелатель». Далее в письме следовал постскриптум: «Оставляю за Вами право вести поиски».

Следующего послания неизвестных террористов пришлось ожидать три недели. Бросалось в глаза, что написано оно совсем другим человеком. Во-первых, вместо лазерного принтера, на котором изготавливались прежние послания, в данном случае была использована старенькая пишущая машинка со стертым шрифтом. Во-вторых, судя по тексту, можно было предположить, что некто, приславший письмо, мягко говоря, немного не в себе. Заявлялось в нем примерно следующее: неизвестный, сетовавший на распад Союза, падение престижа страны и поругание знамен, требовал прекратить превращать его великое Отечество в рынок для торговцев наркотиками и, в качестве превентивной меры, настаивал на уничтожении «Золотого треугольника» на границе Камбоджи и Таиланда, дававшего миру восемьдесят процентов опиумного мака. «Да он сумасшедший», — прошептал президент, читавший эти строки, и, словно в подтверждение, далее шло обещание в случае отказа взорвать имеющиеся в распоряжении террориста ядерные боеголовки в сероводородном слое Черного моря. «Чтобы покончить все разом», — гласило письмо. Срок для проведения акции давался один месяц. В случае изменения планов связь предлагалось поддерживать прежним путем.

Итак, теперь в запасе у него был еще месяц, месяц, за который он должен был либо успешно завершить поиски, либо сдаться и уничтожить пресловутый «Золотой Треугольник». Он особо ставил на первое, но, тем не менее, выбора не было, работа шла в обоих направлениях.

Была ночь, и было утро. Хотя, если вдуматься, утро — это время после сна, так же, как вечер — время перед сном. Итак, что-то около часу пополудни в доме на Страстном, где на стене подъезда по прежнему чернела надпись «Это — паровоз», собрался весь цвет расквартированного здесь агентства «Кордон» в лице Михаила Войтовского, Владимира Ривейраса и, как можно догадаться, Алексея Полковникова, ибо другого цвета в агентстве не было.

Алексей Полковников сидел возле остывающего компьютера и, как обычно случалось с ним в такие моменты, читал газету.

— Ну, что у нас плохого? — традиционно спросил Михаил Войтовский, наливая себе чай, способный соперничать по крепости со златоустовским булатом, в литровую глиняную бадейку.

— Разборки в рядах наркомафии, — не отрываясь от чтения, произнес Полковников и, найдя нужное место, зачитал с выражением: «Сегодня ночью возле дома на Малой Никитской был взорван автомобиль «Рено-Сафран», принадлежащий бизнесмену из Нигерии Нарбуку Тахонге. Хозяин автомобиля при этом погиб. Приехавшая на место преступления следственная бригада обнаружила в квартире покойного еще два трупа с огнестрельными ранениями. По предварительным данным, двойное убийство явилось результатом разборки внутри нигерийской наркомафии. Вызывает недоумение, кому при этом понадобилось посыпать героином пол квартиры Тахонги и заливать наркотик клеем. По данному делу ведется расследование». Конец цитаты.