Танцы марионеток - Страница 1

Снег все падал, падал, падал, словно кто-то наверху вытряхивал из опрокинутой тучи подмокшую манку, а она никак не кончалась. Снег облеплял девчонку, и Марте Рудольфовне подумалось, что скоро та станет похожа на сахарную вату, но не пушистую и воздушную, а скомканную, будто смятую потной маленькой ручкой. И снизу из ваты – не белой, нет, а грязновато-серой, как этот снег, – будут торчать вместо палочки две тонкие ножки в ботинках на огромной платформе.

В памяти всплыло любимое, многократно читанное: «О, гляньте на меня, я погибаю. Вьюга в подворотне ревет мне отходную, и я вою с ней. Пропал я, пропал. Негодяй в грязном колпаке – повар столовой нормального питания служащих центрального совета народного хозяйства – плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий. Господи боже мой – как больно! До костей проело кипяточком. Я теперь вою, вою, да разве воем поможешь…»

Да, на левом боку белого пуховичка девчонки расплывалось грязное пятно – откуда, собственно, и появилась мысль о поваре и псе, потащившая за собой цитату. Хромоту Марта Рудольфовна успела заметить за те несколько секунд, что замарашка ковыляла от двери ресторанчика. Теперь она стояла, нахохлившись, сунув руки в карманы, и даже через залепленное снегом окно кофейни Марта Рудольфовна видела, что она плачет. Над головой девчонки переливалась огнями вывеска, и старуха вскользь удивилась, почему эту жалкую ссутулившуюся фигурку в дешевом пуховике и забрызганных грязью джинсах не отгонит прочь швейцар.

– Она портит вид, – проговорила Кристина, словно подслушав ее мысли. – Готова ручаться, ее бросил прыщавый длинноволосый мальчик, и сердце несчастной разбилось. Марта, дорогая, ты все еще хочешь заключить пари?

Марта Рудольфовна сделала небрежный жест рукой, который допускал с десяток истолкований, – она была большая мастерица таких жестов. В коротком взмахе длинных сухих пальцев, унизанных кольцами, читались и превосходство, и легкая насмешка над спутницей, придававшей слишком много значения всякой ерунде, и подчеркнутое безразличие к тому, будет ли их разговор иметь продолжение. Жест был рассчитан на то, чтобы задеть, и старуха своего добилась – Кристина хмыкнула и уже настойчивее сказала:

– Неужели отказываешься? Нет, Марта, так нечестно!

– Легкий выигрыш. – Старуха пожала плечами.

– Тем более нет повода идти на попятную! В конце концов, я не думаю, что девушка согласится. Девять шансов из десяти, что ты получишь хамский ответ в стиле современной молодежи и останешься ни с чем.

– А девушку никто не будет спрашивать, – насмешливо бросила Марта Рудольфовна, поднимаясь. По ее взгляду учтивый мальчик-официант метнулся за шубой. – Встретимся через пару месяцев. И, пожалуйста, побереги мой выигрыш.

Стеклянная дверь кофейни распахнулась, выпустив наружу теплый, пропитанный запахом кофе и сладостей воздух, и Марта Рудольфовна вышла в облаке этого аромата, усмехаясь про себя. Итак, первый малюсенький шаг сделан. Игра началась.

Швейцар, стоявший под козырьком ресторана, видел, как из кафе напротив появилась высокая пожилая дама с тростью, в длинной норковой шубе. Обернувшись и помахав кому-то, оставшемуся внутри, дама подняла трость и слегка встряхнула рукой: трость, оказавшаяся зонтом, раскрыла над ее головой черный поблескивающий купол, такой большой, что под ним легко поместился бы еще один человек.

«Сейчас будет переходить через дорогу, ее обрызгают грязью с головы до ног, – с легким злорадством подумал швейцар – он не любил состоятельных дам в шубах, считая их сытыми бездельницами, плюющими на окружающую среду. – Отдаст в химчистку, шубка-то тю-тю!»

Дама, не знавшая об уготованной ее шубе судьбе, направилась к дороге и, не замедлив шаг ни на секунду, ступила на проезжую часть. Пара машин вежливо остановилась, пропуская ее на переходе, и владелица зонта-трости перешла на другую сторону, не испачкавшись.

Швейцар следил за тем, как она приближается уверенным, хоть и неторопливым шагом. Теперь он видел, что хозяйке роскошной шубы и элегантного зонта не меньше семидесяти, а то и больше. Лицо белое, словно припудренное, глаза яркие, темные, как у цыганки, губы подкрашены помадой вишневого оттенка. Нос – хищный, крупный…

«Экстравагантная старуха!»

Он надел на лицо любезную улыбку и приготовился распахнуть дверь, но в следующую секунду пожилая дама, скользнув по нему безразличным взглядом, свернула и подошла к ревущей девице, на которую он последние пять минут поглядывал недовольно. «Знакомая, что ли?» – предположил швейцар, косясь на них.

– Что вы здесь делаете? – без всякого предисловия властно осведомилась старуха низким скрипучим голосом.

Девица даже дернулась от неожиданности, подняла опухшее красное лицо. Внешность у нее была неказистая, это швейцар отметил сразу, как ее увидел.

– В каком смысле?

– Ждете друга? Прогуливаете собачку? Собираетесь поужинать в ресторане?

В интонациях пожилой дамы прозвучала насмешка, и девушка покраснела сильнее.

– Не ваше дело, – донеслось до швейцара. – Вы вообще кто, чтобы такие вопросы задавать?

«Нет, не знакомая, – удивленно подумал он. – Может, крыша съехала у бабульки?»

– Ваш потенциальный работодатель, – ответила старуха с насмешкой. – Вы не ответили на мой вопрос. Итак, что вы здесь делаете?

– Я тут просто стою, – ответила девица с вызовом. – А что, запрещено?

Она шмыгнула носом и, порывшись в кармане, извлекла скомканный платок, в который высморкалась с трубным звуком.

– Чего вам от меня надо? Черт, уберите вы свой зонт!

Размокший снег съехал с края зонта и шмякнулся прямо на ботинок девице. Но на ее возмущенное восклицание хозяйка зонта не отреагировала: стояла, задумчиво рассматривая девчонку, и не сдвинулась ни на шаг.

– Просто стоите… – повторила она. – Не самое подходящее место для того, чтобы просто стоять, вы не находите? Впрочем, дело ваше. Скажите, вы умеете обращаться с пылесосом?

И, не дождавшись ответа, деловито добавила:

– Я хочу предложить вам службу. Мне в срочном порядке требуется домработница. На первый взгляд вы, конечно, медлительны для этой деятельности, но, полагаю, вас можно обучить. Наука нехитрая.

Девушка уставилась на нее во все глаза.

– Боже, ну что вы таращитесь? – с нарастающим раздражением осведомилась старуха. – На органы я вас продавать не собираюсь, поскольку и так вижу, что ничего ценного, кроме гастрита, из вас не извлечешь. В качестве проститутки вы тоже мало соблазнительны. Если вы опасаетесь, что я могу подсунуть вас своему супругу для развлечения с молодым костистым телом, то утешу: мужа у меня нет. Я вдова.

Она подумала и прибавила:

– Предупреждаю сразу, трудиться придется много. Приступать к работе нужно с завтрашнего утра.

На полудетском личике отразилось сначала недоверие, затем злая насмешка.

– А что же не с сегодняшнего вечера? – Девица наконец-то пришла в себя и даже подбавила в голос искреннего удивления. – И, кстати, в агентство вам обратиться никак, да? А, поняла! Вы, наверное, привыкли домработниц на улице находить? Ну, чтобы комиссионные не платить, или как там это называется…

Марта Рудольфовна огорченно покачала головой.

– Ах, еще и глупа… – пробормотала она будто бы самой себе. – Прощайте, голубушка.

Аккуратно обошла девушку и пошла прочь, покачивая зонтом над головой. Ошеломленно глядя ей вслед, швейцар обратил внимание, что сапожки у старухи замшевые («замшевые! по слякоти!»), с кокетливой бахромой, едва прикрытой широкими клетчатыми брюками.