Танцующая для дракона. Небо на двоих - Страница 17

Хеллирия сказала: «Он тебя любит», Янгеррд добавил, что привез Горрхату его сердце.

Грудь разрывалась от обжигающего ее огня. Ладони начало жечь, перед глазами сгустилась алая пелена.

– Простите, – донеслось до меня, – но мы не имеем права оставлять девчонку одну. Приказ Горрхата.

Шаги, захлопнувшаяся с лязгом дверь, отрезавшая меня от свободы.

Снова.

Сейчас бы впору рассмеяться, но я понимала, что остановиться уже не смогу. Ярость, отчаяние, боль сплелись в дикий клубок, способный свести с ума, поэтому я глубоко вдохнула. Выдохнула.

Снова глубокий вдох.

Выдох.

Потянуться, встать на носочки, взвиться сорвавшейся струной.

– Что она делает?! – раздался из-за спины голос одного из хаальварнов.

– Танцует. Совсем спятила девка, – это прозвучало почти сочувственно.

Я отбросила их слова и присутствие, как отбрасывала раздирающие меня на части мысли. Ушла в сторону, концентрируясь на движениях танца. Направляя всю силу, гнев, отчаяние в резкий выпад, а после в прогиб.

Грудь по-прежнему жгло, ладони горели, поэтому останавливаться было нельзя. Лишь на миг обернувшись, увидела, что руки хаальварнов лежат на оружии – и прикрыла глаза. Нельзя показать им свое пламя. Нельзя показать то, что во мне есть сила. Это единственное, что может меня спасти, когда придет Горрхат.

Поэтому я танцевала с закрытыми глазами, чувствуя близость предавших моего отца воинов – и отступая. Вскидывая руки, чтобы задеть пальцами холодный покрывшийся мхом и плесенью потолок, и опуская, чтобы развернуться.

Витхар не может меня любить.

Он не придет.

Нельзя любить одну и целовать другую.

Нельзя жениться на другой, если твое сердце бьется ради одной-единственной.

Нельзя.

Они просчитались.

Эта мысль снова собралась жаром в центре ладоней, и я с силой впечатала их прямо в пол. Накидка мешала, и я отстегнула ее, сбросила на пыльный тюфяк.

На миг приоткрыла глаза, делая глубокий вздох – и взмывая ввысь в беззвучном крике, который рвался из сердца.

Впервые в жизни охватившая меня безысходность оказалась сильнее меня, и горечь ее была словно сухие ветки в груди, заставляющее пламя ребенка разгораться все ярче и ярче. Уговаривать, просить, умолять сейчас было бессмысленно. Вместе со мной бился запертый, попавший в ловушку драконенок, чувствующий меня так же остро, как я его. Во мне же билась одна страшная мысль: не уберегла.

Я не должна была доверять Янгеррду.

Не должна была доверять Мэррис.

Никому.

Никогда.

Я всегда была одна, только так и спасалась, так что же изменилось сейчас?!

В отчаянии метнулась к стене, не рассчитав расстояние ударилась о каменный стык, отпрянула, сжимая пальцы в кулак и делая выпад.

Витхар был прав.

Любовь – это слабость. Это глупость. Это чувство, которое лишает рассудка и воли.

– Если любовь дает нам силу, – говорю маленькая я, глядя на маму, которая по-прежнему улыбается, закусив губу. – Почему я совсем не чувствую себя сильной? Ведь я люблю тебя, папу и Сарра. Еще няню, и Берта, и…

– Потому что сила, которую дает любовь, невидимая, и от того еще более несокрушимая, – мама притягивает меня к себе. – В каком-то смысле, Теарин, ты ничуть не слабее папы.

– Правда? – я широко улыбаюсь. – Значит, я могу все-все-все?!

– Правда. Ты можешь многое. Прислушайся к себе – и поймешь.

И я застываю лишь на миг, чтобы услышать биение сердца. Оно отражается в том, кто должен жить. В том, кого я люблю, хотя еще ни разу не видела. В том, чья кровь сейчас подхватывает мой огонь, чтобы выплеснуться с ладоней в последнем резком выпаде, но…

Отступает.

Откатывает, как волна, затягивая под себя камешки сомнений и боли, страха, неуверенности, отчаяния.

Я справлюсь.

Справлюсь. Справлюсь. Справлюсь.

Я твержу это себе до тех пор, пока внутренняя дрожь не сходит на нет, пока огонь не перестает жечь сердце. Пока я снова не начинаю чувствовать холод, исходящий от стен, и только тогда раскрываю глаза.

Сколько времени прошло, я не знаю. Хаальварны по-прежнему стоят у дверей, не сводя с меня взглядов. Ладони сжаты на рукоятях мечей, которые они готовы пустить в ход в любой момент.

Я не умею обращаться с оружием, и сейчас искренне об этом сожалею. Равно как и о том, что доверилась Янгеррду, но о том, что нельзя изменить, сожалеть глупо.

Мой единственный шанс на спасение – Горрхат, и когда он придет…

Словно в подтверждение моих мыслей слышится скрежет металла по камню, и в тюрьму входит он.

– Выйдите, – следует короткий приказ.

– Нам ждать за дверью, местар?

– Нет, здесь вы больше мне не понадобитесь.

Хаальварны выходят, я же понимаю, насколько была права. Горрхат всегда был тщеславен, а после того, как я с ним разговаривала, он не упустит случая отыграться, упиваясь собственным превосходством.

– Вот мы и встретились, Теарин, – он приближается, но я остаюсь на месте. – Ничему тебя жизнь не учит. Такая же строптивая.

Сейчас мое преимущество – таэрран. Если Янгеррд слушал наш с Мэррис разговор с помощью кулона, который хранился в тайнике на балконе, он мог догадаться и про огонь. Но пламя ребенка – не то, что можно контролировать, не то, что будут принимать во внимание, поэтому Горрхату об этом неизвестно. Ни Горрхату, ни Янгеррду неизвестно, сколько времени я потратила, чтобы взять контроль над даром, который мне преподнесло предстоящее материнство.

– Что молчишь? Дара речи лишилась?

Его близость действует на меня, как ярость и боль сородичей на драконов.

Подумать только – один удар, ментальный, второй – физический. Даже если Горрхат сумеет поставить щит, его замешательства мне вполне хватит. Вытащить кинжал из его ножен, вонзить ему в грудь, и…

И его приспешники казнят меня раньше, чем я успею выйти из этой тюрьмы. Все это отчетливо проносится перед глазами, поэтому сейчас я лишь жестко улыбаюсь:

– Ошибаешься. Жизнь меня многому научила.

– Не научила главному, – он усмехается. – Что доверие – опасная штука.

Тяжелые пальцы ложатся на мой подбородок, я рывком сбрасываю их, за что тут же получаю пощечину.

– Твой отец был таким же, – цедит он, пока я облизываю кровь с рассеченной губы. – Наивным глупцом, полагающим, что все вокруг справедливы, добры и мудры. Для него это плохо закончилось, потому что звериный мир не признает слабостей. А ты… всего лишь глупая девчонка, которая решила, что может меня обыграть.

Палец, указывающий на меня, унизан перстнями, и один из них – перстень отца, перстень правителя Ильерры.

– Мой отец, – мне приходится призвать на помощь всю свою выдержку, – был тем, кем тебе не стать никогда. Что ты пообещал Янгеррду за то, чтобы меня получить?

Горрхат кривится, его и без того мерзкое холеное лицо становится еще более отвратительным. Мне стоит немалых усилий остаться на месте, когда меня рывком притягивают к себе, а мясистые губы почти касаются моего уха, рождая шепот:

– Тебя? Думаешь, мне нужна ты?

Дрожь отвращения втекает в меня волнами, толчками, как пламя, но я глубоко дышу и концентрируюсь, призывая всю свою силу. Всю силу малыша, которая мне сейчас понадобится, чтобы нанести один точный ментальный удар.

Горрхат сам выведет меня отсюда.

Сам отведет меня в город, а там… я найду способ затеряться. Мне не привыкать менять личину и подстраиваться под обстоятельства. Сбежала один раз – сбегу и второй. Главное избежать встречи с Янгеррдом.

– Даармархский. – Горячее дыхание продолжает жечь щеку, а потная ладонь – шею. – Мне нужно убрать его, и после ничто не будет препятствовать моему правлению в Огненных землях.

На сей раз мне даже не приходится притворяться: дрожь, сотрясающая мое тело, сейчас очень кстати. Смех.

Каким-то образом Горрхат чувствует это, отталкивает меня с такой силой, что мне чудом удается удержаться на ногах.