Там, где гибнут птицы (СИ) - Страница 11
«Он умер. Мне очень жаль».
***
У меня сын, Саске.
Он бы понравился тебе.
Ты бы понравился ему.
***
Искалеченные пальцы тянутся к лицу. Прильнуть к ним, осторожно и мягко, не причиняя лишней боли, и плоть осыпается пеплом. Словно крылья бабочек мажут ветром по горящей щеке.
«Он умер. Мне очень жаль».
***
Я стал Хокаге, Саске.
Я же говорил тебе, что стану.
Ты видишь, Саске? Я так и не исполнил свою мечту.
***
Всюду жар и пламя — выжигает, испепеляет, лишает рассудка. Сдирает рыжими пальцами кожу, выворачивает суставы, палит-режет-жжет. У пламени черные глаза и есть имя — самое важное на свете. У всего теперь — одно имя.
«Он умер. Мне очень жаль».
***
Я люблю тебя.
Я так и не смог этого сказать…
Но я так тебя люблю.
***
Я умер.
И мне не жаль.
***
- Ты не рад, — замечает Сакура. Она навытяжку стоит позади его правого плеча — ровная, стройная, с военной выправкой и пустым, безэмоциональным лицом. Если бы ее голос, в кошмарах твердящий одну и ту же фразу, не был так знаком, Наруто бы так и не понял, что говорит она.
Ненавистный голос.
- Я рад, — пожимает плечами Наруто и поправляет шляпу Хокаге — непривычную и тяжелую. — Быть Хокаге — моя мечта.
Фраза простая, заученная, затверженная ночами и днями детства, когда мечта и правда была мечтой. Фраза пропитана ложью. Когда-то с губ срывались другие слова — и вот они-то и были мечтой, надеждой, грезами. Отчаянием, выстилавшим путь.
- Я рад, — говорит он, глядя в грустные глаза Какаши.
- Большая честь для меня, — говорит он перед вскинутыми лицами жителей Конохи.
- Клянусь нести титул с гордостью, — произносит он ритуальную фразу, склоняя голову перед Советом.
- Я мертв, Саске, — шепчет он, кончиками пальцев касаясь сухой выжженной земли. — Нет меня.
Там, где похоронен Учиха, не растут ни трава, ни деревья. Только ветер перекатывает пропахшую кровью пыль. И плещется вода, омывая сомкнутые руки каменных статуй.
Как не пролитые слезы.
***
Подожди меня, Саске.
Еще немного.
Ты только жди.
***
Нанадайме Хокаге, Седьмая Тень Огня погибает в Пятую Войну, разразившуюся через пятнадцать лет после предыдущей.
Он спасает Коноху и неохотно созданный Альянс, спасает всех, завершая великую битву. И гибнет в мелкой стычке — уже после.
Глупо, нелепо, никчемно.
Сакура молча плачет над его могилой. Одетые в черное ниндзя — сотни, тысячи лиц, — склоняют головы перед ним в последний раз.
Позади них возвышаются гигантские хвостатые фигуры — молчаливые, свободные, потерянные. Они исчезают тут же, как последняя горсть земли засыпает глубокую яму. И только одна тень остается — под нависающими тучами рыжая шерсть кажется почти черной.
Шиноби разбредаются — опустошенные войной, израненные, сломленные. Осознавшие, что их суть не изменится никогда. И будет еще война, и еще, и спустя еще тысячу войн мир исчезнет в крови.
- Пророчество, — хрипит Сакура, когда исчезает последний сгорбленный силуэт, и только дыхание лиса нарушает барабанный стук начинающегося дождя, — в пророчестве ведь сказано…
- Что однажды родится ребенок, который изменит мир, — голос лиса звучит громовыми раскатами в затянутом тучами небе. И отсветы алых глаз кажутся далекой грозой.
Сакура кивает. У нее трясутся руки, а земля стремительно темнеет, напитываясь тяжелыми каплями. В прогорклой пыли влага краснеет, оставляя мутные вишневые разводы на сияющей сталью табличке.
Как кровь.
- Наруто умер, — неожиданно говорит очевидное лис и воздвигается на лапы — огромный, темный, пылающий жаром. Свободный — и потерянный от этой свободы.
- Но ведь… была война и… — Сакура давится слезами.
Перехватившее горло не может выдавить не звука, а хочется кричать, хочется орать: ведь как так, целых пятнадцать лет прошло после Четвертой Войны, после Альянса, после того, как мир шиноби изменился — должен был измениться, а в итоге остался прежним. Отправился в нору — зализывать раны, копить силы, ждать подходящего момента. И ничего не изменилось! Ничего!