Там, где гибнут птицы (СИ) - Страница 10
Саске сидит, беззащитно запрокинув голову. И безлунная ночь его глаз постепенно выцветает, сливаясь с окружающей белизной.
- Саске, — хрипит Наруто, но Саске едва заметно качает головой. И улыбается. Нежно и терпко.
- Дыши.
***
- Наруто! Наруто!
Он приходит в себя и тут же судорожно вбирает в легкие обжигающий воздух. Все тело неимоверно болит, а перед глазами плывет и мажет марево красок.
- Наруто! — с облегчением восклицает Сакура.
Наруто пытается сфокусировать на ней взгляд, и через несколько минут у него даже получается. Она рыдает, и руки, обхватывающие его виски, ощутимо дрожат. Практически машинально он пытается улыбнуться истерзанными губами: успокаивающе, потому что Сакуре-чан не идут слезы.
- Наруто! — всхлипывает она, и Наруто совершенно не понимает причины истерики.
Ну, да, подрались. У них это часто бывает, вообще-то. Зачем же так плакать? Туман в голове мешает думать, а в ушах шумит. Наверное, от кровопотери.
И такая пустота в груди.
Так странно.
Краем глаза он замечает Какаши-сенсея. Тот склоняется над кем-то, — наверное, Саске? — и у него тоже очень дрожат руки.
Интересно, почему у него такое грустное лицо?
- Сакура-чан, — улыбается Наруто, — не плачь. Все хорошо!
И почему-то от этих вроде успокаивающих слов она заходится еще сильнее и рыдает еще горше. И целое мгновение — бесконечно долгое, бесконечно счастливое мгновение, — Наруто не может понять: почему?
А потом она всхлипывает протяжно и глухо, закусывает губы, и в следующий миг Наруто отчаянно хочет, чтобы она заткнулась.
- Он умер!.. Мне очень жаль!..
Не слыша сердца, нельзя сказать, что жив. Моего сердца не слышно, Саске.
***
Я пообещал. Поклялся. Дал слово.
И не выполнил его.
Помнишь, Саске, я сказал тебе, что мы умрем вместе? Помнишь, я сказал, что не отпущу тебя? Помнишь, я сказал, что пойду следом — как всегда, как тысячи раз до этого? Помнишь, я обещал, что никогда не оставлю тебя одного?
Я оставил, Саске.
Я…
В Долине Завершения вода журчит тысячью ручьев. Мягкая рыхлая земля серой насмешкой вздымается над свежей могилой. Отступников не хоронят в Конохе.
Прости.
Прости-прости-прости!!!
Ведь я никогда себя не прощу.
И гнездящиеся неподалеку птицы срываются в иссинее небо от жуткого, нечеловеческого вопля.
Прости меня.
***
Кошмар скручивает реальность, высушивает забытье, врывается в темное безмолвие медикаментов — искажая, разрушая, калеча.
В его снах черная бездна улыбается и манит, и стоит податься, протянуть к ней ладонь, как все вокруг окрашивается в алый яркий цвет свежепролитой крови. Словно багровая хмарь застилает глаза, и он кричит, протягивая руки, но на пальцах ошметки обгоревшей плоти и сорванных сухожилий, а сквозь раны проглядывают желтые, полусгнившие кости.
В его снах лицо Саске искажается и плывет, и через мгновение смотрит пустыми глазницами, а по виску медленно сползает кашица гнилостной жижи.
В его кошмарах Учиха нависает сверху, закрывает собой от всего мира, зарывается носом в шею и невесомо прикасается губами к судорожно бьющейся жилке — хранит, бережет, не дает исчезнуть в мареве плывущего жара. И капельки пота срываются с остро вычерченных ключиц, и Наруто цепляется за его спину и плачет. А Саске стирает слезы с его щек и гладит дыханием губы.
Улыбается так, как умеет он один — одними глазами, беспросветно черными и глубокими.
И через мгновение голос — холодный, равнодушный, безжалостный, произносит:
«Он умер. Мне очень жаль».
И все рассыпается сверкающими осколками боли.
Наруто подскакивает на кровати, крича в голос и не умея остановиться, а потом сворачивается в комок и рыдает, сотрясаясь и до крови кусая пальцы. Потому что в крови такая доза снотворных, что спит даже невосприимчивый лис.
И страшно представить, что будет дальше.
Кровь из искусанных пальцев капает на пол россыпью рябиновых гроздей.
«Он умер. Мне очень жаль».
***
Я женился, Саске.
Не смейся.
Мне тоже смешно.
***
Кровавая дорожка стекает по изувеченному лицу. И тонкие разбитые губы напитаны бордовым цветом свежей вишни. Красное на белом — застывшая в безумии красота.